– Я знать не знаю никакого Смока, – сказал Франклин.
Смок пристально посмотрел на Квинта, увидел в его глазах страх и уже не отводил взгляда.
– А ты знаешь? – спросил Смок Квинта.
Квинт сделал шаг назад и кивнул.
– Я слышал о человеке по имени Смок. Как говорят, опасный человек.
Смок улыбнулся. Оттого, что волосы его были пострижены лишь наполовину, взгляд его казался еще более безумным, чем в тот момент, когда он вошел в цирюльню.
– А фокусник не сказал, отчего у него был припадок?
– Нет, сэр.
– А что-нибудь вообще он говорил?
Квинт отрицательно покачал головой. Смок же взял бритву со стола.
– Эй, послушайте! – дрогнувшим голосом произнес Франклин.
Горючка Смок остановил его движением руки.
– А теперь я сам скажу вам, почему меня зовут Горючка Смок.
Он двинулся по направлению к Квинту, держа лезвие бритвы на уровне его шеи. Франклин и его клиент замерли. Смок поднес бритву к горлу Квинта.
– Потому что у меня тоже есть свой фокус, – сказал он.
– Я понял, сэр, – произнес Квинт.
– Я исчезаю. Просто растворяюсь в воздухе, как дым от горючки.
– Отлично. Мы с удовольствием посмотрим.
– Растворяюсь…
Смок неожиданно развернул бритву лезвием к себе и протянул ее ручкой дрожащему от ужаса цирюльнику.
– Растворяюсь, не заплатив, – ухмыльнулся он.
После чего стремительно прохромал мимо покрывшегося потом брадобрея и выскользнул из помещения.
Ступив на тротуар, Горючка Смок принялся вглядываться в дома, в прохожих, словно надеялся, что на улице еще сохранились какие-то сведения о человеке, которого он ищет.
Он смотрел в глаза пешеходов, стараясь понять, кто и что знает о предмете его поисков, и в конце концов решил, что в любом случае стоять на месте – хуже, чем двигаться.
Мокси был таким же магом и чародеем, как Смок – балериной.
– Пора заканчивать со стариком, – проговорил Смок про себя. – Где-то он да и остановится!
Хромая, он подошел к своему мерину, привязанному к выбеленной солнцем коновязи.
Через стекло входной двери цирюльни в спину ему смотрели брадобреи. Образы чокнутого Мокси и головореза по имени Горючка Смок застыли в их полных ужаса глазах.
Партнеры-брадобреи, не обменявшись ни единым словом, почти одновременно представили, как эта дикая парочка удаляется прочь от Бейкера по Большой дороге, чтобы где-то там, подальше от города, наконец встретиться.
Мокси и Ринальдо
Если ехать по Большой дороге с юга, то Григгсвилль открывается не сразу, хотя и миновать его тоже нельзя. Холмы вокруг города покрыты густыми зарослями сосны и ели – естественная природная преграда, не мешавшая тем не менее распространению по ближайшей округе звуков человеческих страстей и пороков, жестокости и восторга, страха, ненависти и счастья. Те, кто приезжал в городок с юга или с севера после наступления темноты, опознавали его по ярко горящим лампам и кострам, а также громкой музыке и взрывам безудержного хохота. Но днем – а Джеймс Мокси приближался к городку именно днем – только с вершины последнего из холмов можно было наконец увидеть город и самое высокое его здание, отель «У Свиньи». Известная на всю округу фигура поросенка на его крыше устремлялась своим розовым пятачком в небеса. Городские ворота, два невысоких деревянных столба, увитых плющом, поддерживали гигантские буквы названия городка, и когда Мокси проезжал под буквами, их тень упала сперва на его лицо, потом на спину и, наконец, на круп лошади.
В Григгсвилле таверн было больше, чем в любом другом городе на Большой дороге. Это был город-праздник, город, где пили до дна и плясали до упаду, город молодых. Но, как бы ни бурлила ночная жизнь в Григгсвилле, большинство живущих здесь мужчин не имели привычки при перебранке за карточным столом сразу же хвататься за оружие, хозяйки содержали свои дома в чистоте, а на улицах не сыскать было никакого мусора. В театрах шли грандиозные представления, настолько интересные, что сюда, в Григгсвилль, посмотреть на то, как раздвигается гигантский занавес, приезжали люди даже из Хэрроуза и Макатуна. Блюстители порядка в городке были дружелюбны и отлично справлялись со своими обязанностями, а чиновники следили, чтобы деньги, получаемые от приезжих, не тратились попусту.
Джеймс Мокси выглядел органичной частью городского пейзажа – просто человек, едущий по своим делам на своей лошади.
Ни один из служителей закона не остановил его, ничьи глаза не следили за его передвижением по городу.
Хотя и должны были.
Невысокого роста человек, несший доски, при виде приезжего неожиданно уронил одну и даже не извинился перед дамой, которая вынуждена была перешагивать через это неожиданно возникшее препятствие. Джеймс Мокси не заметил этого происшествия, отвлеченный приятным видом города, солнцем, стоящим высоко в небе, яркими вывесками и отполированными кольцами коновязей, а также чудесными нарядами проходящих дам и их шляпами, проплывавшими вдоль улицы совершенно, казалось, независимо от голов, которые имели удовольствие проглотить.
Не заметил он и человека с вытаращенными глазами, который по пятам следовал за его лошадью, то и дело натыкаясь на идущих по тротуару людей. У одного из прохожих он даже выбил из рук пачку бумаг, которые веером разлетелись по доскам тротуара.
Неужели это он? – думал Ринальдо. – Нет, это невозможно.
Последний раз он видел его более десяти лет назад. Но разве истинный почитатель способен забыть лицо своего героя? Ринальдо видел то самое лицо из Абберстона, что парило над кроваво-красной рубашкой, которую тогда носил Джеймс Мокси.
Мокси не спеша продвигался через суетливое мельтешение тел, мимо разноцветных экипажей, стоящих у входа в салуны и отели, мимо прочих ездоков, которые, сорвав в городе свою порцию удовольствий, направлялись на юг. Шум города успокаивал и одновременно взбадривал Мокси, проведшего в одиночестве сотни долгих дней, и он позволил своей душе подчиниться потоку городского шума, в то время как его лошадь несла его тело через суету и гам улиц и переулков Григгсвилля. И, что вполне объяснимо, он не услышал, как снизу, из клубов пыли, поднятой копытами и ногами, его позвал маленького роста человек.
– Джеймс Мокси!
Легенда Большой дороги медленно ехал по оживленным улицам. Если бы кто-нибудь, исключая Ринальдо, попытался внимательно рассмотреть его, Мокси и его лошадь показались бы тому человеку совершенно неуместными элементами городского пейзажа – маленький кортеж из одного человека, укрытого плащом серо-коричневой пыли, видимый авангард невидимой процессии.
– Джеймс Мокси!
Теперь Мокси услышал взволнованный голос, но даже не повернулся к его источнику. Григгсвилль – местечко, где можно легко увязнуть, если клюнешь на чью-нибудь удочку.
– Мистер Мокси! Джеймс Мокси!
Теперь Мокси почувствовал, как кто-то теребит его за сапог, и посмотрел вниз. Ринальдо испуганно отдернул руку.
Благоговение, которое Ринальдо испытывал по отношению к своему кумиру, почти парализовало его. Усилием воли он заставил свой язык и губы пошевелиться.
– Меня зовут Ринальдо. Я должен поговорить с вами. Это крайне важно.
– Я здесь проездом, – сказал Мокси, самим тоном своим давая понять, что говорить с ним – все равно что ломиться в салун после закрытия.
– Вы должны поговорить со мной. Всего минуту. У меня для вас новости.
Мокси, не отрываясь, смотрел на дорогу.
– Они касаются вас, – продолжал Ринальдо, думая при этом о Лилиане, от которой ему досталось бы в любом случае. – Вас и тех людей, которые на вас охотятся.
– Никто на меня не охотится.
– Вы ошибаетесь. Я сам отправил им телеграмму.
Мокси, его кумир, окинул его взглядом и остановил лошадь. Вокруг шумел Григгсвилль, сновали люди, звучали радостные голоса.
– Что ж, расскажите мне обо всем, Ринальдо.
Ринальдо едва не задохнулся от восторга. Джеймс Мокси произнес его имя!
– Прошу вас, – проговорил Ринальдо, и горло его пылало. – Давайте не будем торчать посреди дороги.
– Я не хочу попусту тратить свое время, – сказал Мокси.
– Вовсе не попусту!
Мокси съехал к тротуару, сожалея о том, что вынужден отвлечься и от дороги, и от своей цели, потерять время, неумолимость которого каждым тиком и таком подтверждают часы, стоящие, вероятно, у изголовья спящей Кэрол.
– Я не знал, что за сообщение доставляю на почту, – торопливо говорил Ринальдо, отирая извлеченным из кармана платком вспотевший лоб. – Я получил его от очень плохого человека.
Некая пожилая чета, чтобы обойти Мокси и Ринальдо, сошла с тротуара на мостовую. Мокси, не спешиваясь, спросил:
– И что было в телеграмме?
Ринальдо сглотнул.
– Там было сказано, что вы – в Макатуне и собираетесь в Хэрроуз. И еще там было сказано: отправьте калеку.
Мокси посмотрел на дорогу, оценивая услышанную новость.
Ринальдо же, воодушевленный тем, что он достиг своей цели, продолжал:
– Человек, передавший мне телеграмму, опасен. Вы должны мне верить, Джеймс Мокси.
Улица вдруг стала слишком оживленной, солнце – слишком жарким. Гораздо более жарким, чем несколько минут назад, когда он проезжал под большими буквами названия этого городка. И в этот момент неясности и неопределенности Мокси понял, что в словах маленького человека куда больше скрытого, чем тот мог предположить.
Если кто-то на него, Мокси, охотится, значит, есть некто, кто этого охотника нанял.
Кто же это?
– Кто дал вам эту телеграмму, Ринальдо? – спросил Мокси.
– Человек по имени Маттон. Он…
– Откуда он? Из какого города? Из Хэрроуза?
Солнце Григгсвилля палило нещадно. Капли пота струились по лбу Мокси. Полы его шляпы прикрывали от солнца лицо, и в этой тени яростью горели глаза и белели стиснутые зубы.
Ринальдо чувствовал, что просто обязан дать ответ.
Но ответа у него не было. Он не знал, откуда пришло послание.