Привезти из города колокол.
Потом он посмотрел в окно. Могильщиков уже не было видно. Все, что Мандерс смог разглядеть, так это самый высокий памятник, возвышавшийся над прочими камнями и крестами. Но Мандерсу не нужно было видеть своих работников. Память и воображение – вот что помогло ему увидеть, как Лукас с напарником ровняют края могилы, еще раз проверяя ее глубину по собственному росту.
Наконец он встал с кресла и пошел к противоположной стене офиса. Башмаки его застучали по деревянному полу, но звук их затих на коврике, лежащем перед книжными полками. Мандерс взял стоящий на нижней полке подсвечник, зажег в нем свечу и поднял ее над головой. Другой рукой он снял с полки тяжелый том в кожаном переплете и вернулся с ним к рабочему столу.
На обложке значилось: «Хэрроуз и окрестности: Книга регистрации». Черные буквы глубоко врезались в красновато-коричневую кожу. Мандерс поправил очки и открыл книгу.
Он все еще читал в свете пламени свечи, отблески которого плясали по офису, когда могильщики, закончив работу, отправились по домам. Теперь Мандерс был совсем один – и в доме, и на кладбище. Он продолжал чтение, не замечая, как пурпур заката сменился серым, а затем и темно-синим цветом, возвестившим начало ночи.
Так где она лежит?
В подвале дома Эверсов, мистер Мандерс. Девчонка видела ее аккурат позавчера.
Мандерс перевернул страницу. Тонкая бумага слегка шуршала, словно жаловалась на собственную неспособность дать Мандерсу то, что он хотел найти. А он листал и листал книгу, склоняясь над текстом все ниже и ниже, рассматривая написанные слова, начертанные имена…
Имя Александра Вульфа продолжало звучать в голове Мандерса, и он все искал и искал этого доктора, которого Дуайт Эверс назвал своим близким знакомым.
Мог ли Роберт Мандерс не слышать о живущем поблизости враче с таким именем?
Пальцы Мандерса продолжали странствовать по тонким белым страницам. Он искал, всматривался, надеялся…
Дуайт готовится ко сну
Дуайт Эверс снял пиджак и повесил его на спинку кресла, стоящего перед туалетным столиком. Поймал в зеркале свое отражение и нашел, что выглядит вполне скорбящим, но для верности еще несколько взлохматил волосы. Изображать горюющего вдовца было не перед кем, но Дуайту очень не хотелось выходить из роли – вдруг судачить о нем начнут обои на стенах!
Галстук свободно болтался на шее, а туфли он уже снял, и они стояли в ногах кровати. Расхаживая по комнате взад и вперед, он расстегнул свою белую рубашку и повесил ее на крючок, закрепленный на двери. Зашел в умывальню, ополоснул лицо и, почистив зубы, пробежался влажными ладонями по губам.
Послезавтра утром Кэрол будет похоронена – подумал он.
Однако было в этой мысли что-то тревожащее. Еще так долго ждать! А вдруг она успеет проснуться?
А что, если она проснется… прямо сейчас?
Да и Джеймс Мокси не выходил из головы с того самого момента, когда Дуайт узнал, что тот едет в город. Лафайетт, правда, велела не волноваться, потому что этот ненормальный Смок свое дело знает. А если Смок не справится? Начнется же черт знает что!
Мокси всем расскажет о приступах Кэрол. Обо всем узнает шериф Опал. Опал расскажет Роберту Мандерсу. Они подвергнут Кэрол эксгумации, найдут внутри гроба следы борьбы и спросят Дуайта, почему он никому не рассказал о приступах, жертвой которых была Кэрол. Ведь он должен был знать о них. Почему же на сей раз он решил, что это не так?
Подойдя к кровати, Дуайт представил себе тех двоих, Мокси и Смока, где-то на темных изгибах Большой дороги. Где они сейчас – и первый, и второй? А вдруг Смок как раз сейчас захлебывается собственной кровью, лежа в грязи, а Мокси наносит и наносит ему удары ножом, в то время как Дуайт сидит здесь на краю своего жесткого матраса?
Как это глупо – доверять столь важную вещь какому-то психопату!
– Не сходите с ума, – сказала ему Лафайетт во время последней встречи.
При воспоминании об этой женщине руки у Дуайта задрожали.
Он стянул носки и поставил ноги на коврик из медвежьей шкуры.
А вдруг Мокси сейчас держит голову калеки под водой, в старой ржавой раковине, в каком-нибудь убогом отеле. Дуайт воочию видел, как вода переливается через края раковины, а калека, чьи губы на мгновение оказываются над ее поверхностью, произносит его, Дуайта имя. И Мокси слышит его!
Еще одна ошибка Лафайетт.
Хотя, быть может, Смок и не знает имени человека, который его нанял? Нужно было оговорить этот пункт отдельно, сказать Лафайетт, чтобы его имени она не называла.
И самое главное – сможет ли калека одержать верх над таким человеком, как Мокси, легенда Большой дороги?
Мысли хаотически вертелись в голове Дуайта. Он был напуган, полностью выбит из колеи.
Девяносто пять процентов всех средств, которыми располагала семья, пришло от Кэрол и ее родственников. На эти деньги покупалась одежда, мебель, посуда, да и все прочее – в течение всех семнадцати лет их брака. Дуайт почти не участвовал в семейных тратах: даже прачке не платил – не говоря уж о том, чтобы нанять убийц! Хэтти – даже после своей смерти – незримо опекала молодую пару, снабжая ее всем необходимым.
Так где же Смок сейчас?
Лафайетт убеждала его, что у калеки будет достаточно времени, чтобы покончить с Мокси. Тем не менее у этих ситуаций есть своя, потайная логика: встречаются бывшие влюбленные, люди, связанные воспоминаниями о пыльных тропинках, которые они когда-то вместе топтали, и начинают действовать силы судьбы, связывающей прошлое и настоящее.
Разволновавшись, Дуайт встал с постели и стянул брюки. Потом задул свечу на маленьком столе, где Кэрол имела обыкновение оставлять свою сумочку, свои шляпки и зеркала. Теперь спальня была освещена единственной свечой, горевшей с другой стороны кровати, с его стороны, а через приоткрытые портьеры в комнату проникал свет взошедшей луны. Дуайт пересек комнату и, выглянув в окно, принялся рассматривать передний дворик дома.
А вдруг там, под внешним подоконником, уже притаился Джеймс Мокси?
Дуайт отпрянул от окна. А что, если на него уже наставлен пистолет? Пистолет, который в своей руке держит легенда Большой дороги, внушающий ужас даже таким бессердечным людям, как Лафайетт. Дуайт явственно ощутил холод ствола, по которому должна пройти пуля, прежде чем пробить стекло и, взломав ему ребра, впечатать их осколки в зеленую стену над кроватью. Дуайт мог почти с уверенностью сказать, что чувствует запах дыма, вылетающего из пистолета вместе с пулей… всегда горячего пистолета… вскипающего в тот момент, когда его выхватывают из кобуры. Не подвел Дуайта и слух: он отчетливо слышал щелчок, слышал, как мягко шуршит сталь о кожу кобуры, как постукивают о гравий копыта лошади, слышал и взрыв выстрела. Он успел даже услышать, как, словно сброшенная на пол супница, раскалывается его череп – с тем только отличием, что его расколотые кости будет удерживать мешковатая кожа, а осколки супницы разлетятся во все стороны.
Дуайта передернуло от ужаса.
Так где действительно сейчас находится Мокси?
Дуайт забрался в постель, дотянулся и задул оставшуюся свечу. Спальня погрузилась в темноту, и Дуайт некоторое время лежал, уставившись в пространство, простиравшееся по ту сторону спинки кровати. Лунный свет тронул мебель, стоящую вдоль стены, изменив ее облик, превратив кресло в скорчившегося калеку, а высокий комод – в легендарного преступника, не знающего жалости.
– Но ведь он бросил ее двадцать лет назад, – проговорил Дуайт в темноту. – Зачем он станет возвращаться?
От несправедливости происходящего у него сжалось сердце.
И вновь – видение Смока с головой в лохани, а над ним – Мокси с покрытым копотью лицом, рычащий: Кто послал тебя? КТО? ИМЯ!
Но знал ли Смок?
Дуайт ничего не знал о том, каковы обычаи Большой дороги, и это вселяло в его душу неимоверный страх.
Вскоре за окном подали голос ночные птицы, а вслед за ними – лягушки и кузнечики.
Дуайт лег на постель и положил голову на подушку. Надвинул одеяло на грудь и закрыл глаза.
Телеграмма, посланная Мокси, кроваво-красными буквами отпечаталась на поверхности потолка:
НЕ ХОРОНИТЬ!
ОНА НЕ МЕРТВА.
Я В ПУТИ.
Невидимые нити, связующие бывших влюбленных.
Дуайт уже достаточно долго всматривался в темноту, чтобы глаза его привыкли. Он уже видел, что тень в углу – это просто ночной столик Кэрол, а позади него – дверь. Тяжело дыша, он заснул, но и во сне не смог отогнать грозный образ безумного калеки, пересекающего безликий ландшафт, не имеющий никакого отношения ко времени. Там же где-то скрывался и бывший преступник… Джеймс Мокси.
Смок в Григгсвилле
Горючка Смок сидел на высоком табурете в баре, когда к нему подошел Ринальдо.
Он подозвал этого местного через весь салун, покрутив в воздухе пальцем, давая понять, что близок с волшебником и магом по имени Джеймс Мокси. Как раз перед этим Ринальдо громко рассказывал о знаменитом трюке в Абберстоне, и, что было более важно, о том, что знаменитый трюкач был здесь, в Григгсвилле, сегодня после обеда.
– Я весь день думал об этом парне. Лилиана знает, как много он для меня значит…
В баре ему внимали несколько человек, но самым внимательным слушателем был Горючка Смок. Наемный убийца сидел, опершись локтями о стойку бара, и улыбался, слушая, как этот подвыпивший маленький болтун, шатаясь от столика к столику, хвастает своей встречей с живой легендой. Вряд ли кто из завсегдатаев верил Ринальдо, но большинство вежливо улыбались. Смок дождался, когда интерес к рассказу Ринальдо у слушателей иссякнет, после чего дал ему знак.
Ринальдо, счастливый тем, что нашелся еще один слушатель, проворно подошел.
– Мы знакомы?
– Не думаю. Но мне страшно интересно узнать, как это у тебя вышло.
– Ты тоже поклонник Джеймса Мокси?
– Еще бы! Это же самый знаменитый человек на всей Большой дороге! Ты говоришь, что сегодня видел его?