Ринальдо вплеснул руками.
– Не только говорю, – сказал он, – но и клянусь, что это так.
Он улыбнулся и сел на свободный стул рядом с Горючкой Смоком.
– Я даже помог ему.
– Вот как? – недоверчиво покачал головой Смок. – И чем же такой маленький человек, как ты, мог помочь человеку-легенде?
Ринальдо гордо улыбнулся:
– Всего-навсего сообщил ему, что он в опасности.
– Удивительно!
Смок заказал для Ринальдо пива, а себе – воды.
– Расскажи побольше, – попросил он. – Как выглядит Джеймс Мокси?
Глаза Ринальдо расширились.
– Джеймс Мокси – щедрый человек, – сказал он.
– Это как?
– Он вовсе не обязан был оказывать мне честь разговором со мной, но он сделал это.
– Он специально остановился и стал с тобой беседовать?
– У меня были для него важные сведения.
– Какие?
Ринальдо поразмыслил.
– Я не уверен, что могу рассказать тебе об этом, незнакомец.
Наступила пауза – каждый отхлебнул из своего стакана.
– Хотел бы и я повидаться с ним, – проговорил наконец Горючка Смок, удрученно покачав головой. – Когда, говоришь, ты с ним виделся?
– Днем, совсем недавно.
Ринальдо задумался и уточнил:
– Часа три назад. Плюс-минус несколько минут.
Смок с преувеличенным отчаянием щелкнул пальцами. Какая жалость! Совсем недавно, и он пропустил этот счастливый шанс. Ринальдо наклонился к нему, слегка покачиваясь и едва не падая со стула.
– Я открою тебе секрет, – сказал он. – Страшную тайну.
Смок поставил свой стакан на стойку бара и приготовился слушать.
– Я был там, – громко прошептал Ринальдо. – В Абберстоне.
– Вот как?
– Да. Мне было уже достаточно лет, чтобы я мог работать.
Смок положил свою ладонь Ринальдо на запястье.
– Подробнее, дружище, – попросил он.
Ринальдо не терпелось выложить все как есть.
– Представь себе: два человека стоят друг напротив друга на Данкл-стрит. Джеймс Мокси с одной стороны, Дэниел Праудз – с другой. Прозвучала команда. Всего-то один выстрел и был сделан. Грудь Праудза разорвало в клочья. Но Джеймс Мокси так и не вытащил пушку. Я стоял совсем рядом. И я был там не один. Он не вытаскивал пушки!
Горючка Смок изобразил недоверие.
– Это невозможно! – покачал он головой.
– Кто-то так и говорит. Но они неправы!
– А в чем состоял фокус?
– Я не знаю, – покачал головой Ринальдо.
– Но у тебя же есть какие-то соображения?
– Есть.
– И ты ведь спрашивал, верно? Хотя бы сегодня.
– Спрашивал.
Смок усмехнулся.
– И он тебе не сказал?
– Нет, не сказал, – уныло ответил Ринальдо.
– И что ты по этому поводу думаешь?
Ринальдо сделал глубокий вдох.
– Я думаю, – сказал он, – что это магия. Причем самая настоящая.
– Ясно.
Ринальдо бросил взгляд на остальных посетителей бара, после чего вновь посмотрел на незнакомца. Когда лицо Смока вновь оказалось в фокусе его взгляда, Ринальдо вздрогнул – в лице незнакомца не осталось и тени былого дружелюбия. Ринальдо совсем не понравилось серьезное выражение физиономии незнакомца. Ничуть не понравилось.
– Почему бы тебе не сообщить мне, что ты ему сказал? – спросил Смок.
Ринальдо в замешательстве попытался свернуть разговор.
– Важно то, что…
– Почему бы тебе не сообщить мне, что ты ему сказал?
Ринальдо отхлебнул из своего стакана. Да, ему приходилось знавать плохих людей. Много лет он выполнял их поручения, передавая тайные послания из рук в руки. Во взгляде этих людей отсутствовала глубина – они видели окружающий мир лишь со своей колокольни, будучи не в силах понять чувства и желания своих собратьев.
Но тут на лице Горючки Смока вновь заиграла дружелюбная улыбка.
– Это было бы хорошим дополнением к твоей истории, – сказал он. – Видишь ли, я всегда считал Джеймса Мокси героем. Тот парень, Праудз, он много горя принес мне и моей семье. Поверь мне, что это так. И я давно собирался съездить в Макатун, чтобы лично поблагодарить этого замечательного человека, Джеймса Мокси.
Ринальдо улыбнулся. Похоже, в словах Смока тоже была некая магия. Он так же, как и сам Ринальдо, обожает Джеймса Мокси!
– Ты ведь знаешь, что он живет в Макатуне, верно? – спросил Ринальдо.
– Конечно.
Ринальдо огляделся, чтобы удостовериться, что их не слышат посторонние.
– Об этом немногие знают. И именно туда его враги послали наемного убийцу.
– Убийцу?
– Да. И теперь очень плохой человек направляется в Макатун, чтобы убить Мокси. Человек с черным сердцем и сломанными ногами.
– Понимаю, – сказал Смок, отхлебывая из своего стакана. – И именно это ты ему сказал, верно? Что по его следу идет убийца, так?
Ринальдо икнул.
– Я мог спасти его жизнь. Я должен был так поступить!
– Определенно мог. Еще как мог!
Воцарилась тишина. Ринальдо, уже изрядно поднабравшийся, тяжело дышал. Горючка Смок сидел тихо, как паук, притаившийся в засаде.
– Прости, – наконец пробормотал Ринальдо, – но я выпил чуть больше, чем позволительно – даже в такой важный день! Мне нужно выйти.
Глядя в зеркало, висящее над барной стойкой, Смок проследил, как Ринальдо покидает салун.
Дав ему достаточно времени, чтобы добраться до надворных построек, среди которых затерялся дощатый туалет, Смок поднялся и, хромая, направился к дверям, пробираясь через толпу григгсвилльских пьяниц. Лунный свет, упавший на его фигуру, резко очертил ее контуры – за исключением того места, где культи соединялись с оловом протезов, прикрытым штанинами.
Какой-то пьяница, которого покачивало в тени, отбрасываемой стенкой бара, решил, что Смок – это ангел смерти, медленно плывущий в лунном свете к тому месту, где уединился Ринальдо.
– Всем нужно время от времени в сортир, – пробормотал он. – Даже ангелам.
Темнота, казалось, истекала из нутра самого Смока. Словно черный демон, способный поглотить всю Большую дорогу, он приближался к цели.
– Это твоя вина, парень, – проговорил он, нисколько не обеспокоенный присутствием свидетелей. Их он тоже сожжет.
Ибо, как бы медленно ни передвигался Горючка Смок, действовал он быстро. Вытащив из стоящего поблизости штабеля досок одну длинную жердину, он плотно зафиксировал ею дверь туалета, просунув через дверную ручку и скобу, торчащую сбоку.
После чего сунул руки в карманы и указательными пальцами ухватил веревочные петли.
Потянул.
Магия, которой владел только Горючка Смок.
Он почувствовал, как висящие вдоль его бедер веревки натянулись, услышал, как мягко щелкнули клапана на протезах.
И полилась горючка.
Окон в туалете нет, дверь заблокирована – Ринальдо нипочем не выбраться.
А Смок запел:
Раз, два, три, четыре, —
И отдашь концы в сортире.
Три, четыре, раз и два, —
Коль пустая голова.
Дверь таверны отворилась, и наружу вывалился человек, но Смок быстро повернулся к нему лицом, и человек убрался прочь.
Из нагрудного кармана он достал спичечный коробок, и между его грязных пальцев сразу же вспыхнул огонек.
Ковыляя, Горючка Смок подошел к двери туалета и прижался к ней лбом.
– Запашок там не очень, верно, старый козел? Подожди секунду, и ты тоже станешь легендой Большой дороги. Как и Мокси.
Он отпрянул от двери и бросил горящую спичку на лужицу горючки.
Дощатый домик вспыхнул моментально.
Смок не собирался дожидаться, когда он превратится в пепел, но все-таки некоторое время покараулил, зная, что гордость за хорошо сделанную работу стоит большего, чем самое щедрое вознаграждение.
И когда туалет уже наполовину сгорел, Смок поковылял назад, к салуну, к своей лошади и к Большой дороге, на которой его ждала встреча с другим человеком-легендой.
Мокси у костра
Наступила ночь первого дня пути. Мокси знал, что проехал ровно половину расстояния, разделявшего его дом и дом Кэрол. Он не хотел останавливаться, но вынужден был это сделать – уставшая лошадь тяжело дышала, а Мокси знал, что в конечном итоге отдохнувшее животное гораздо быстрее доставит тебя до места, чем измотанное.
Небо почернело, и на нем отчетливо проявились бесчисленные звезды. Сосны, стоящие вдоль дороги, из зеленых превратились в серые, а их макушки скрылись в ночной темноте. Много лет прошло с той поры, когда Мокси точно так же наблюдал, как солнце садилось над Большой дорогой и, по мере того как он двигался на север, на дорогу опускалась ночь. И теперь, как тогда, лошадь медленно несла его прочь от места, где солнце прячется за горизонт, туда, где уже, к радости седока, обозначился круг луны, знаменовавший приближение следующего дня – последнего дня пути.
Мокси натянул поводья, и полусонная лошадь остановилась. Мокси спешился, отстегнул походную постель и положил на землю. Потом подвел лошадь к сосне, стоявшей неподалеку, и принялся успокаивать ее, поглаживая по гриве. Воды и еды для лошади было припасено вдосталь. Позаботившись о своей спутнице, Мокси принялся собирать дрова для костра.
Он поднимал с лесной подстилки ветки и небольшие поленья, а мысли о Кэрол не оставляли его. Теперь она была ближе на целый день пути, но все так же бесконечно далека.
Кэрол представляла собою нечто, что принадлежало его юности. Стремиться к ней было все равно что стремиться попасть на завтрак, который когда-то, еще ребенком, он делил с отцом и матерью. Собирая дрова, Мокси пытался понять, что он все-таки делает.
Может ли человек исправить свое прошлое?
Этот вопрос со всей остротой открыл перед ним бессмысленность происходящего. Не удастся ему избавиться от своего чувства вины, что бы ни произошло! И это было невыносимо.
С охапкой поленьев и сучьев он вернулся в лагерь. Лошадь стояла смирно, занятая едой. Сев неподалеку от разложенного одеяла, Мокси зажег небольшой костер, и только теперь понял, как замерз. Он протянул руки к огню и принялся обогревать их, одновременно рассматривая лошадь, наблюдая, как в отблесках пламени костра глаза ее становятся то черными, то молочно-белыми в то время, как она глядит по ту сторону огня.