К моменту, когда пожар закончился, буквы на стенах оплыли и превратились в бессмысленные потеки, которые, как казалось, оставила рука слепого безумца.
– А мог бы спасти себе жизнь, ублюдок! – проговорил Горючка, кивнув в сторону заднего двора школы.
Ведь Смоку всего и нужно-то было – узнать, что Мокси получил от Джефферсона в качестве подарка.
…Когда Смок постучал в его дверь, Джефферсон заканчивал описание того, что произошло в Абберстоне.
Абберстон
Люди в Западном Франклинвилле лгут. Люди в Джунипер лгут. Люди в Макатуне правды не знают, а тот, кто и знает, расскажет все неправильно. Кто-то говорит, что Джеймс Мокси положил одним выстрелом сразу шестерых. Другие уверяют, что из его глотки вырывался огонь. Даже те, кто при сем присутствовал – та толпа, которая и стала распространять слухи, – даже те несли чушь. Проще всего пороть отсебятину, когда легенда уже существует. Мокси совершил свой фокус в присутствии всего пары десятков свидетелей, но истории подобного рода распространяются быстро. Почему? Да если человек узнал что-то подобное, он сразу поспешит поделиться новостью, пока его не разорвало! Ведь что может быть интереснее? Да, мужчины болтают о рыбалке, о женщинах, о картах. Но история о выдающемся выстреле готова затмить любую иную историю.
Представь, что ты устроился в баре, на высоком стуле, со свежим пивом, и сидящий рядом с тобой парень начинает ныть, что кукуруза на его поле совсем не растет, потому что дождя все нет и нет, а земля на его поле чудо как плодородна! А ты сидишь и слушаешь, но в тебе закипает твоя собственная история; и не то чтобы ты хотел осадить того парня, рассказав что-то более занимательное, но просто то, что ты знаешь – реальная бомба! И как ты ни сдерживаешься, ты вываливаешь ему то, что знаешь.
Потому что в наших краях люди, которым плевать на закон – такие, как Джеймс Мокси, – они же настоящие артисты! Все, что они творят, – это театр. Если они убивают, то не ради убийства. Нет среди них этих черных душ. Их души созданы для историй. Некоторые люди говорят, что Джеймс Мокси – обманщик, что это был просто фокус. Он и сам так иногда говорил. Но не всегда можно верить словам человека, который говорит о своих делах. Некоторые поговаривают, что, мол, все это – дешевый трюк, и я с ними спорю. Кто-то скажет, это нечестная игра, и не важно, что он сделал. А я спрашиваю: а что в этом нечестного? Кто-то не может ответить, а некоторые говорят: если там замешана магия и этим искусством владеет лишь один из дуэлянтов, тогда это нечестно. А я смеюсь. У обоих же пушки, говорю я. Как это может быть, что один из них не знает, как управляться с оружием? К тому же если человек поставил себя вне закона, то к дьяволу мысли о какой-то там честности! Главное – это цель, которую он поставил. Фрэнк Тилли ограбил банк в Фулли, переодевшись тамошним менеджером после того, как заметил, как он чертовски на него похож. Кто-то говорил, это нечестная игра. Нужно было, дескать, прийти в собственном обличье, взять всех на пушку, заставить кассира нагрузить его сумку звонкой монетой, а потом бежать от полиции, петляя по улицам города. А вместо этого он, в костюме менеджера, преспокойно вышел из банка через заднюю дверь с полным спальным мешком денег. После этого его нашли в Хэрроузе, где он жил, как принц. Людям не нравится ограбление без погони. Людям не по нраву, если в деле не замешаны пушки. Но я думаю, с Тилли все было чисто и честно. Он использовал свои мозги. И историю Тилли можно рассказывать – это стоящая история. История с Мокси – совсем другая. Многих его история пугает. Людям не по вкусу магия, а другого объяснения они придумать не в состоянии. Я был с Мокси, когда он ехал из Абберстона, и это был последний раз, когда он ехал как никому не известный человек. Потом, когда мы встречались с разными людьми, первым делом они спрашивали, как он сделал то, что сделал, и, когда Мокси поворачивал к ним лицо, в их глазах стоял ужас. А что, если он и меня прикончит таким же образом, думал каждый из них. Даже не вытащив пистолета? Что им было неизвестно, так это то, почему Джеймс Мокси встал лицом к лицу с Дэниелом Праудзом. Да, это не самый интересный эпизод всей этой истории. Но вам все станет ясно, коль поймете, что Праудз был последним из подонков, и, когда имеешь дело с таким типом, о честной игре можно забыть, и о правилах дуэли можно забыть, и кто-нибудь вроде Джеймса Мокси просто обязан прийти и спустить с этой свиньи шкуру.
Как-то один тип в Пруэтвилле сказал мне, что Джеймса Мокси нельзя уважать, потому что он убил мало народу. А я сказал, что дело не в убийствах, а в том, что Джеймс Мокси прожил на Большой дороге целых одиннадцать лет, и это главное. Тот согласился, но его все равно мучили сомнения по поводу магии. Он сказал, что магия – это не считается. Я рассмеялся тогда и смеюсь сейчас. Магия считается, и еще как! И тогда, когда сошлись Джеймс Мокси и Дэниел Праудз, магия была, только совсем не та, что имеет в виду большинство.
Магия была у Джеймса Мокси в мозгах. Потому что сама идея того, что он сделал, не существовала до того, как он сделал это. Раз – и готово! Как вы это объясните?
В те дни мы с Джеймсом Мокси мотались по стране в поисках опасных приключений. Глупо, конечно, но себя мы представляли этакими стражами добра, духами справедливости, задавшимися целью очистить Большую дорогу от всяких подонков. Нет, я не говорю, что мы были паиньками, но – вне всякого сомнения – мы с Джеймсом Мокси были определенно по разную сторону баррикад с такими головорезами, как Дэниел Праудз. Тогда-то мы впервые и попали в Абберстон.
Никто не знал наших имен, и обращались мы с ними достаточно вольно. На Большой дороге мы с Мокси любили притвориться совершенно другими людьми. Но, когда мы въехали в Абберстон, я представился Джефферсоном, а Джеймс – Джеймсом. Тогда этот городишко выглядел даже более оживленным, чем сейчас, и мы ехали по главной улице, чувствуя огонь в своих сердцах и зная, что без приключений мы его не покинем. С большими городами все не так. Ни в Порт-Альберте, ни в Доннере искателя приключений не ждет ровным счетом ничего. Ничего! То же самое в Келлитоне. Но Григгсвилль, Хэрроуз и, конечно же, Абберстон – это местечки, где человек, презирающий закон, может урвать то, что никто и не заметит, потому что все остальные заняты тем, что пытаются урвать что-то для себя, да побольше. Мне до сих пор смешно, когда я вспоминаю, как Джеймс Мокси, приветствуя на въезде в город полицейского, приложил два пальца к шляпе. Приложил и сказал: «Добрый день, офицер», после чего пробормотал вполголоса: «Придется уж вам потом хорошенько побегать, отыскивая нас!»
Да, мы были весьма примечательной парочкой, и нас с первого взгляда сразу же узнавали такие же, как мы, парни, поставившие себя вне закона. Не потому что нас разыскивали власти, хотя это было так, но потому что рыбак всегда видит рыбака издалека. Как вампиры или, скажем, пьяницы. Человек, плюющий на закон, всегда увидит свое отражение в глазах такого же, как он, перекати-поля – и не важно, насколько черным или серым будет его сердце. Парочку таких парней мы увидели при въезде, и они увидели нас. Такие же бродяги болтались перед таверной, а потом – и перед публичным домом.
Но с Дэниелом Праудзом мы столкнулись впервые, когда заехали выпить в местечко под названием «Огненный Леонард». Его владельцы просто помешались на огне, огонь был их фирменной «фишкой» – они и виски подавали с огоньком. Я же в те годы возил с собой по Большой дороге несколько книг. Потому как у бродяги море свободного времени – ночью, у костра. И редко кто из тех, с кем я бок о бок ездил по Большой дороге, не интересовался, что это за книги. Сейчас я уж и не помню их названий, но в тот вечер я прихватил любимые томики с собой в «Леонард», чтобы их не украли из седельных сумок.
Вот уж не думал, что такое простое событие ляжет в основание самой интересной истории из тех, что до сих пор рассказывают на Большой дороге.
Мы с Мокси уже опрокинули по три кружки пива, когда я сообщил ему, что расплатиться нам нечем. Он пожал плечами и сказал, что мы много раз выпивали и не знали, кто за нас платит. Посему мы заказали еще по кружке и стали наблюдать, как официантки поджигают виски на столе наших соседей. Там было что-то вроде свадьбы, и люди оттягивались по полной.
– Нам следует почаще приезжать в Абберстон, – сказал Мокси. Но, увы, после этого раза мы там не появлялись.
Мы вновь сделали заказ, после чего Мокси предложил посмотреть, что еще интересного может нам предложить город. Я же предположил, что у нас могут быть неприятности, если мы не расплатимся, но при этом останемся в городе. Мокси со мной согласился, но плана, как нам быть, у него не оказалось. Тогда я решил, чтобы расплатиться за пиво, продать свои книги. Мокси же заявил, что мне не стоит расставаться с книгами – ведь они мне так нравятся! На что я сказал, что эти три я уже прочел и запросто смог бы добыть себе новые в Келлитоне. Мокси пожал плечами: ну что ж, ты хозяин своим книгам! Но он решил мне помочь с их продажей. Мы были молоды и достаточно глупы, чтобы считать, что это прилично и честно – торговать книгами ради того, чтобы заплатить за пиво.
Мокси взял мое имущество, отправился через зал к столу, за которым сидели хорошо одетые джентльмены, и предложил им взять три книги в кожаных переплетах в обмен на оплату нашего пива. Джентльмены рассмеялись, Мокси тоже засмеялся, после чего перешел к другому столу, третьему, и вскоре уже весь зал хохотал над парочкой, у которой не было денег на пиво, но были книги.
В те времена Мокси был беззаботен; его собственное имя еще не висело на нем тяжким грузом, а потому он свободно расхаживал по залу и, плюхнувшись в очередное кресло, со смехом предлагал местным свой товар. Конечно же, наш план должен был сработать. Обязан был. И сработал. Некий старик, сидевший возле бара, подозвал Мокси и сказал, что хотел бы посмотреть книги. Мокси принес, и тот, водрузив на нос очки, стал рассматривать корешки. Названия ему понравились. Еще бы не понравились! Одну из моих книжек он не видел лет пять – ту, что я добыл в Эксберге. Старик посмотрел на меня так, словно сомневался в том, что я читал книгу. Но я пересказал свою любимую сцену, и тогда старик предложил выйти из «Леонарда» – он хотел рассмотреть книги повнимательнее, и тогда уже заплатить за наше пиво. Мне показалось странным то, что дело нельзя решить здесь же, у барной стойки, но старик хотел заняться книгами в тишине.