– Никакой магии, Джефферсон, – сказал он.
– Я знаю, – согласился я. – Но что же все-таки это было?
Тогда Джимми спросил, помню ли я старика, который позади «Леонарда» рассматривал мои книги.
– Конечно, – ответил я.
– Так вот…
Все остальное, что было написано Джефферсоном, уничтожил огонь, который разжег Горючка Смок.
В доме Мандерса, распорядителя похорон
Мандерс, нахмурившись, сидел за своим рабочим столом.
Могильщики жаловались, что по кладбищу кто-то таскается. Он разбирался с только что пришедшими почтовыми отправлениями, когда копатели могил явились в его офис и сказали, что на краю кладбища то появляется, то исчезает тень человека – словно прячется в стволах деревьев: выйдет из самого нутра и вновь войдет. Лукас сам видел, как эта фигура исчезла в стволе стоящего там дуба. Мандерс, усмехнувшись, предположил, что у них галлюцинации. Нет, босс, возразил Лукас, там действительно кто-то бродит.
– Вы что, в первый раз встречаетесь с кладбищенскими ворами? – спросил Мандерс.
– Вообще-то, да, – почесав затылок, согласился Лукас.
Но Хэнк был встревожен еще больше. Он сообщил, что слышал нечто, когда копал могилу под гроб миссис Уинифред Джонс. Он даже вылез из могилы, потому что ему показалось, будто кто-то или что-то пытается выбраться из-под земли. Сначала, как он сказал Мандерсу, он подумал было, что это – черви. Но потом прикинул: чтобы дать такой звук, нужно в одном месте собрать сотню тысяч червей. Мандерс сказал, что у Хэнка, вероятно, что-то со слухом, но обещал проверить, не завелись ли на кладбище сурки и луговые собачки.
Взволнован и растерян был даже Норман. Обычно невозмутимый гример пришел вслед за могильщиками и сообщил Мандерсу, что в подвале кто-то разговаривает. Он услышал это, работая с губами миссис Джонс. Ему не хотелось отвлекать Мандерса по пустякам, сказал Норман, но могильщики не должны болтаться по подвалу, когда он работает. Конечно, согласился Мандерс, и попросил Нормана в следующий раз немедленно дать ему знать, если в подвале будет кто-то шуметь. Когда же Норман ушел, распорядитель похорон задумался. Либо его работнички слегка сбрендили, либо на кладбище действительно завелись воры. Такое раньше случалось. На каждом из кладбищ, что располагаются по Большой дороге, что-то постоянно воруют. Придется нанять пару-тройку сторожей, хотя это ударит Мандерса по карману, а навару не будет никакого.
Однажды, года за три до этого, рано поутру Лукасу показалось, что с травой, покрывающей одну из могил, что-то не так (я знаю, это не наша с Хэнком работа, босс!), и Мандерс разрешил ему копать. Через полчаса Лукас с Хэнком докопались до гроба, но с кучей какой-то старой одежды. А куда же подевалось тело? Мандерс не знал. Не знали и Лукас с Хэнком. Мандерс решил, что и семье не следует знать об этом. Хотя Опалу он о пропаже сообщил, и Опал занялся этим делом, хотя это было и непросто – найти человека, умудрившегося провернуть такой финт. Вот только почему этот неизвестный тип зарыл в могилу старую одежду? Хэнку не давал покоя этот вопрос. Не знаю, Хэнк, ответил Мандерс; может, потому, что на теле была одежда получше?
Как распорядитель похорон, Мандерс слышал разные истории такого сорта. Так, его коллега в Келлистоне нашел на крыше своего дома трупы четверых младенцев. В Григгсвилле на кладбище за одну ночь было ограблено восемь могил, причем грабители орудовали прямо под носом у кладбищенского сторожа. Мандерс понимал – это часть его работы. В любой профессии могут быть узкие места. Но, когда твоя профессия – умирающие и сама смерть, узкие места часто оказываются завалены трупами.
Фигуры среди деревьев. Сотня тысяч червей. Голоса в гримерной.
Нет, лучше озаботиться почтой – письмами и посылками. Это успокаивает.
Мандерс занимался оформлением бумаг по похоронам Уинифред Джонс, когда увидел посыльного из конторы Дональда Хэррикса – тот не без труда вкатывал что-то большое, на колесах, на ступени парадного крыльца. Мандерс отодвинул шторы на окне, но так и не понял, что ему везут. Пришлось спуститься к дверям, и посыльный сообщил, что его послали к мистеру Мандерсу с этим ящиком, и это все, что он знает. От кого он? Посыльный не знал. И никто ему ничего не сказал? Никто и ничего. Ну что ж, ответил Мандерс, ввози ящик в дом.
Как только ящик оказался в передней, Мандерс снял с него упаковку и с удивлением увидел гроб от компании «Беллафонте». Роскошный гроб, сказал бы Мандерс, – дуб, желто-оранжевого тона. И чем дольше смотрел на гроб Мандерс, тем больше ему казалось, что за всю свою карьеру он не видел гроба лучше. Не гроб, а прямо-таки шедевр, причем не только искусства, но и техники: это был так называемый «безопасный гроб» – на случай если в результате ошибки врачей будет похоронен неумерший, гроб был снабжен системой сигнализации, состоящей из шнура, пропущенного через латунную трубку и прикрепленного к колокольчику, висящему снаружи. Такие гробы были в ходу еще в восемнадцатом веке, но фирма «Беллафонте» довела свои изделия до совершенства.
Но неужели к этой посылке не прилагалось никакого письма? Посыльный сунул руку в карман и вытащил листок бумаги, извинившись, что не сделал этого сразу. Конечно же, письмо должно быть всенепременно. Такие замечательные вещи не падают с неба.
Но, как оказалось, падают. В письме было всего три слова, причем все – со строчной буквы: «для кэрол эверс». Ни имени пославшего, ни подписи, ни слов соболезнования, ни объяснений.
Может быть, было еще одно письмо и посыльный просто забыл о нем? Но тот проверил свои карманы и принялся уверять Мандерса, что точно помнит: листок был один-единственный.
Да, прибытие этого гроба от «Беллафонте» было самым странным событием за последнее время. Но, скользя пальцами по гладкой поверхности крышки, по идеально отполированным углам, Мандерс вдруг осознал, что прибытие гроба сделало его поистине счастливым человеком. Потому что этот гроб превращал похороны Кэрол Эверс в событие по-настоящему выдающееся. Кроме того, приятно было, что церемонию похорон кто-то тщательно продумывает. Может быть, гроб послал сам Дуайт? Вряд ли. Впрочем, что тут гадать? Есть и более срочные дела.
Мандерс еще раз обошел гроб, рассматривая его со всех сторон, и в это время вошли испачканные травой Хэнк и Лукас.
– Уж не от «Беллафонте» ли? – спросил Лукас.
Мандерс довольно улыбнулся.
– Именно. Для Кэрол Эверс.
Лукас обошел вокруг гроба, оценивающе оглядел его и сказал, что прочнее гробов не бывает. На что Мандерс вновь довольно кивнул:
– Да уж! Чтобы выбраться из такого, нужна лошадиная сила.
Тогда Хэнк заметил:
– Тут вчетвером не управиться. Чтобы нести, нужно человек восемь.
– Ну что ж, – согласился Мандерс, – найдем и восемь.
Подумал и добавил:
– Да, похоронному дому Мандерса есть чем гордиться. Это вам не рухлядь от Бенсона.
Двустороннее зеркало Джона Боуи
Кэрол увидела, как шевельнулись ее пальцы. Увидела в зеркале Джона Боуи. Пальцами пошевелила та Кэрол, что отразилась, а не та, что пребывала в Воющем городе и до сегодняшнего дня вообще ничего не могла сделать. Это было ее физическое существо, которому Хэтти так хотела помочь. И, если бы мать увидела, как ее дочь шевелит пальцами, она сочла бы это величайшим достижением их совместной борьбы.
Да, спящая Кэрол, та Кэрол, которую город собирался похоронить, шевелила пальцами в зеркале, подаренном Джоном Боуи. Это был настоящий прорыв. Охваченная доселе неведомым ей энтузиазмом, Кэрол сосредоточила свои усилия на голове.
Но в тот момент, когда голова ее медленно повернулась к зеркалу и это движение повторила отразившаяся в зеркале женщина, Кэрол услышала сиплое дыхание – это дышало чудовище из подвала, которое осветило ее кому, чудовище, которое хотело, чтобы она увидела все-все, с чем ей предстоит встретиться на пути в могилу. Это существо быстро приближалось, словно скакало верхом на лошади, и его сиплое дыхание говорило совсем не о том, что у него слабые или больные легкие. Скорее, у него вообще не было легких – у чудовища, чье бытие протекало по ту сторону жизни и смерти.
Чудовища по имени Гнилл.
К моменту, когда Гнилл прибыл к экипажу, Кэрол уже не слышала стука копыт, а это существо плыло, парило, скользило по воздуху туда, где она лежала, стараясь захватить Воющий город и подчинить его своей власти.
Когда Гнилл открыл дверь экипажа, Кэрол уже не смотрела в зеркало. Ее взгляд был обращен вверх – как тогда, когда она лежала на каменном столе в подвале собственного дома. И по выражению физиономии явившегося чудовища, по тому, как оно посмотрело на нее, Кэрол стало очевидно: оно поняло, что за время его отсутствия произошло нечто, с чем оно не может смириться. Чего оно просто не может допустить.
Прогресс.
Гнилл уставился на зеркало, подаренное Джоном Боуи.
Затем той же самой холодной рукой, что повернула Кэрол на бок, Гнилл дотронулся до нее. И это произошло не только в Воющем городе: она увидела отражение его руки в зеркале. Когда он трогал ее внутри ее комы, это был кошмар. Теперь же, когда это происходило в мире, где она никак не могла проснуться, это было ужаснее всех кошмаров.
Кэрол не шевелилась.
И вскоре она услышала удовлетворенный вздох. И поняла, что он больше не беспокоится на ее счет, считает, что волнения его были напрасны и все идет так, как ему хочется. Как бы ни старалась Кэрол, ей не удастся ни пошевелиться, ни проснуться, ни выжить. Она обречена – вне всяких сом-нений.
И он покинул ее.
Но, как только это произошло, Кэрол вновь принялась за свое – шевелиться, просыпаться, жить.
Банни в Келлитоне
Был вечер, но не слишком поздний. Кое-кто из жителей Келлитона отправился в таверну, а кто-то остался дома, чтобы заняться ужином в кругу родных и близких. Келлитон, как и Хэрроуз, был одним из самых богатых городов на Большой дороге. Этот уютный уголок называли своим домом банкиры, купцы, владельцы конюшен, но более всего Келлитон был знаменит нефтью и продуктами ее перегонки.