Он открыл дверцу.
Кэрол сидела в той же позе, подняв руки, словно хотела дотронуться до мужа.
Сидела с тем же выражением лица.
Чего нельзя было сказать о Дуайте.
– Кэрол, дорогая! – воскликнул он. – О, боже! Кэрол!
Он шагнул к ней, явно намереваясь обнять. И тут же остановился.
– Кэрол?
Она не шевелилась. Даже не моргала.
Дуайт поднес ладонь к ее лицу и помахал. Глаза Кэрол оставались неподвижными.
– Кэрол! – произнес Дуайт и вздохнул так глубоко, словно в едином выдохе хотел сбежать из собственного тела. – Ты все еще в… в Воющем городе, верно?
Достав из кармана зеркальце, он поднес его к лицу Кэрол. Потом, переводя взгляд с холодного стекла на глаза Кэрол, принялся считать. Зеркальце чуть запотело на двадцать второй секунде.
– Все еще жива, – проговорил Дуайт, опустив зеркальце. – Все еще в своем темном городе.
Убрал зеркальце в карман.
– А интересно, Кэрол, как тебе удалось сесть? И каким я выгляжу теперь в твоих глазах?
Он улыбнулся.
– Раньше ты не двигалась. Отчего же все изменилось?
А действительно, отчего? И почему именно сейчас, когда у Дуайта и без того хватает забот?
Он приложил ладонь к ее груди, после чего легонько толкнул.
Кэрол упала на пол экипажа, но кончиком пальца, самым острием ухоженного ногтя, скользнула по лицу мужа.
– Ты что?
Дуайт приложил ладонь к щеке – кровь!
Они все узнают! Это же следы борьбы! ОНИ ВСЕ УЗНАЮТ!
Прекрати!
Его голос эхом прокатился по Большой дороге.
Дуайт, не отводя глаз, смотрел на Кэрол. А вдруг Опал вновь попросит его открыть экипаж и увидит сидящую Кэрол – в той же самой позе, в которой ее увидел Дуайт?
Но как это случилось? Что изменилось и почему Кэрол обрела способность двигаться?
– Это нечестно, – проговорил он, упав на колени на обочине и в волнении зачерпнув две пригоршни земли и камней. – Раньше ты никогда не двигалась. Это…
Дуайт встал и вернулся к экипажу.
– Это… нечестно!
И принялся засовывать камни и землю Кэрол под платье – к талии, под плечи.
Вновь вернулся на дорогу, чтобы набрать камней и земли. И вновь отправил камни и землю с Большой дороги под платье Кэрол. Часть земли насыпалась сверху, но Дуайт не обратил на это никакого внимания.
– Попробуй теперь встать! – проговорил он, едва владея собой. – Только попробуй.
Дуайт все возвращался и возвращался к краю дороги, чтобы набрать побольше камней и принести их к экипажу. Наконец, как ему показалось, он насыпал их под платье Кэрол достаточно, чтобы она не могла подняться. Установив зеркало на прежнее место – туда, где видел его шериф, он удовлетворенно хмыкнул.
Когда он возвращался на место кучера, его не покидал образ: Кэрол с камнями и землей под платьем идет ко дну, хотя вокруг – ни капли воды.
Найдя под сиденьем веревку, Дуайт привязал ею дверцу.
– Нет, это нечестно, – вновь произнес он, и голос его дрожал так, что, окажись рядом шериф, в его глазах отразились бы не только подозрения. – Несправедливо.
Наконец он поднялся на сиденье кучера и щелкнул вожжами. Лошади двинулись.
– Что, Марта? Ты хочешь знать, кто это? Да просто старый друг, которого мы завтра хороним. И это все, что мы можем для нее сделать.
Дуайт вновь щелкнул вожжами. Голос его, подумал Дуайт, звучит совсем по-детски. И это испугало его.
Что сказал бы Мандерс, если бы увидел Кэрол сидящей?
А Опал?
А Мокси?
Он ехал мимо самых больших в Хэрроузе домов. Проехал даже свой дом. Даже не осознавая этого до конца, он поменял свои планы, и теперь исполнял их.
Было еще одно место, куда он обязан был заехать перед возвращением домой. Там он надеялся избавиться от одного из многих лиц, которые носил тот странный незнакомец, его ночной визитер.
– Только одна короткая остановка, Марта! Верь мне.
Он подумал о Кэрол, лежащей на полу экипажа, с камнями в платье.
– Но ты ведь всегда веришь мне, не правда ли? Конечно, веришь. Как же иначе?
Он тронул свежую царапину на щеке.
– Так, ну и куда мы едем? А, вспомнил! Ее имя Фарра Дэрроу, и ей нужно напомнить, на кого она работает.
Дуайт что-то бормотал в ночной тишине, и кровь тонкой струйкой стекала по его подбородку. Лошади месили копытами землю и гальку Большой дороги, а жена Дуайта неподвижно лежала в экипаже на ложе из земли и камней.
Горючка Смок встречает старых знакомых
Четверка трапезничала за маленьким круглым столом, казавшимся Гарру, типу с засаленной свалявшейся бородой, скорее стулом, чем столом. Они набивали желудок жареным кроликом и заливали свою утробу пивом, которое белобрысый Гораций добыл в погребе единственной в городе таверны. Вечерело, и солнце уже окрасило небо в малиновые тона, но в маленькой деревянной хижине не было окон, и всем четверым это нравилось. Пузатый Кент застрелил старика, жившего прежде в этой хижине, и теперь тело бедняги лежало, прикрытое одеялом, возле дощатого туалета. Самый рассудительный из всей четверки, Льюис, был поваром – именно он приготовил пойманного в большом лесу кролика на огне, дым от которого уходил в дырку в потолке, проделанную Кентом. Гораций делал вид, что стоит на страже, чтобы привлеченные огнем и запахом чужаки, в том числе и полиция, не нагрянули неожиданно, но, по сути, он просто сидел на пеньке, покуривая трубку.
В лачуге не было ни кроватей, ни постельного белья. Уже четыре дня Гораций собирался в Порт-Альберт, чтобы пополнить запасы, но никак не мог решиться. Законники, говорил он, в Порт-Альберте – что твои волки, так и норовят загрести ни в чем не виноватого бродяжку только за то, что тот чужак. Дружная четверка частенько обсуждала эту тему, иногда – не в меру распаляясь. Гарр хотел сам отправиться в город. Он рычал, что, мол, каждый свободный человек должен иметь возможность удовлетворить свои нужды и не было такой причины, чтобы им жить как нищим. Но Гораций, говоря о городе, был очень серьезен и даже клялся, что если кто-нибудь решится на вылазку, то он всех остальных непременно сдаст полиции.
Да, нравы на Большой дороге суровые!
– На кролике шерсть, Льюис! – проворчал Гарр, откусывая кусок мяса.
– Кожа – лакомый кусочек, лучшая часть, – отозвался Кент.
В углу лачуги, на полу, стоял ящик с порохом, который четверка стянула за неделю до этого. План был таков: поехать в Абберстон, рассыпать там порох вокруг дома помощника шерифа Пирсона и посмотреть, как этот ублюдок взлетит на воздух. Люди Пирсона всерьез взялись за головорезов, кормящихся от Большой дороги, и подбирались к ним все ближе и ближе.
Но Гарр нервничал.
Он боялся, что кто-то из его приятелей ненароком подожжет порох и они сами взлетят на воздух.
– Надо бы слетать за пивом, – проговорил Кент, потирая брюхо. – Как это оно так быстро кончилось?
Да, это была реальная, серьезная проблема, и ее необходимо было решать срочно – какие бы разногласия по поводу похода в город между приятелями не существовали. План Гарра состоял в том, чтобы отправиться туда самому, предварительно побрившись и помывшись, или, предварительно хорошенько помыв, отправить в город Льюиса, потому что тот с его детским личиком вполне сошел бы за путешественника, желающего оставить в Порт-Альберте свои денежки. Гарр в прежние времена знавал по-настоящему суровых блюстителей закона, а потому Гораций с его преувеличенными представлениями о зверских повадках полицейских из Порт-Альберта изрядно его злил.
– Похоже, придется-таки тащиться в город, – сказал Гарр, глядя на Горация, который сдирал мясо с костей кролика.
Гораций понимал, что должен что-то сказать.
– Денек можем и обойтись, – сказал он, подумав. – А потом стащим все, что нужно, но на другом конце города.
Гарр сердито нахмурился.
– Ты можешь поступать так, как тебе хочется, приятель, – сказал он. – Но и я могу делать то, что хочу.
Несколько секунд стояла тишина, прерываемая лишь громким чавканьем.
– Мы уже говорили об этом, Гарр, – проговорил Гораций.
– Да, и не раз, – отозвался Гарр.
– Именно! Не раз и не два.
Льюис встал, отошел к котелку и принес еще крольчатины.
– Мяса, однако, предостаточно, – сказал Гарр. – Первоклассного, надо сказать, мяса.
– Можешь засунуть его себе в задницу, Гарр, – неожиданно прорычал Кент, отдирая от шеи кролика хороший ломоть.
Гарр вскочил и ухватил Кента за ворот.
– Я сам тебе засуну его куда подальше, понял?
Гораций и Льюис замерли. Гарр походил на ящик пороха, которого так опасался, – одна искра, и последует взрыв.
– Все нормально, Гарр!
– Ничего нормального!
– Ну, будет тебе, отпусти.
Гарр отпустил Кента и сел, едва не сломав застонавший под ним стул.
– Последний раз, когда я послушал вас всех, мы отпустили человека, которого должны были убить. Нам это ничего не стоило, но он ушел. Утопал на своих тоненьких ножках.
Гораций холодно посмотрел на Гарра. Льюис встал и сделал вид, что занят горшком с мясом.
– С меня хватит! – продолжил Гарр. – С этой вот минуты я буду слушать только самого себя. Я собираюсь пойти в город и достать себе то, в чем имею нужду.
Напряжение в комнате росло с каждой минутой.
– Вы чувствуете запах? – спросил неожиданно Льюис, стоявший у стены возле горшка с мясом. Носом он в это время, однако, поводил в сторону улицы.
– И я скажу вам, что я там раздобуду, – продолжал Гарр, не обращая внимания на то, что говорил Льюис. – Первым делом – долбаную подушку. Бутылку виски. Шлюху погорячее. И деньжат. И больше ничего.
– Парни! – произнес Льюис, отойдя от горшка и приложив ладонь к стене лачуги. – Вы чувствуете?
– А еще – телячью ногу, – не унимался Гарр. – И хорошую лошадь. Я заберу у них лучшую жратву для лошади, накормлю ее и уведу из-под самого их носа. Только так, и никак иначе!
– Парни! Вы чувствуете запах? – вновь повторил Льюис.