– Оставайся здесь, – ответил Мокси.
Со стороны города, пробираясь сквозь деревья, окружавшие кладбище, неслышными шагами кралось утро. Утро похорон.
Мокси отправился ему навстречу.
Кэрол
Что делают люди, помеченные близостью смерти? Они вспоминают. Вспоминают вещи, за которые должны быть благодарны другим людям, вспоминают то, что любили и продолжают любить, то, что имело и имеет для них значение. Кэрол понимала, что конец ее – не за горами и ей уже не удастся произнести слова благодарности и любви тогда, когда она окажется заживо погребенной в заранее приготовленной для нее могиле.
Сесть на сиденье экипажа ей стоило нечеловеческих усилий. Глядя на происходящее из глубин Воющего города, она отметила, что и Дуайт сам выглядел как труп. Пелена, отделявшая Воющий город от реального мира, сделалась совсем тонкой. План Гнилла удался – она в полной мере испытает ужасы смерти. Когда Дуайт открыл дверцу экипажа, она беззвучно закричала. И кричала все время, пока он стаскивал ее с сиденья на пол.
Камни и земля, которыми Дуайт нагрузил подол ее платья, не оставили ей никаких шансов. Больше встать она уже не смогла. Слишком тяжело… слишком.
Гнилл был с ней. Держал ее за руку. Шептал на ухо что-то ужасное и липкое. Гнилл был единственным существом, чье присутствие в Воющем городе Кэрол ощущала со всей определенностью. И Кэрол понимала – здесь его дом.
Никаких шерифов. Хотя не исключено, что Гнилл и был шерифом Воющего города. Снаружи экипажа она слышала дыхание Дуайта. Она вновь попыталась сесть, но груз камней не позволил. Правда, Кэрол нашла в себе достаточно сил, чтобы обратить слова благодарности – к Хэтти, к Фарре Дэрроу, к Джону Боуи. Наконец, к Джеймсу Мокси. С последним ей было трудно примириться. Она долгие годы злилась на него, и думать о нем иначе было тяжко. Но, во всяком случае, он здорово напугал Дуайта! Наверное, она могла бы сказать, что прощает своего неверного возлюбленного.
Занималось утро. Подали голос насекомые и лягушки, поднялся утренний ветерок. Кэрол вслушивалась в шум листвы, который наконец заглушил свист ветра, дующего в Воющем городе. Потолок экипажа колыхался, но Кэрол не смотрела на него. Своим внутренним оком она наконец преодолела власть комы. В конце своей жизни Кэрол делала то, чего так ждали от нее Хэтти и Джон Боуи. Она обретала мир и душевный покой. Не сдавайся! – звучал в ее душе голос Джона Боуи, и звучал так ясно, словно Джон был рядом с нею, стоял своими босыми ногами на покрытой галькой дорожке, ведущей к дому. Ты еще не похоронена. Хэтти хранила молчание. Хотя именно ее слово могло оказаться к месту. Это потому, что Хэтти была человеком практическим, – подумала Кэрол, и эта фраза прозвучала как щелчок замка на крышке гроба. Она еще раз мысленно поблагодарила всех своих близких, вновь задержавшись на Джеймсе Мокси. А интересно, что было бы, если бы он не убежал от нее на Большую дорогу, а она не доверила свою жизнь и судьбу этому чудовищу, Дуайту?
Хватит об этом!
Это прозвучал ее собственный голос. Он явно окреп и стал сильнее.
Кэрол ощутила движение на сиденье экипажа и поняла, что к ней вновь явился Гнилл. Но ей было уже неинтересно, что он скажет или что сделает. Лучше она потратит свои последние часы на воспоминания о Хэтти и о ее Ящике: вот мать пилит доски, соединяет их с помощью молотка и гвоздей, полирует, красит…
Уголком глаза Кэрол видит Гнилла, забившегося в угол экипажа. В его широко открытых глазах, словно смотрящих в пустоту, застыли печаль и подавленность. Это хорошо, что ему грустно, – подумала Кэрол. – Когда он считает, что на него никто не смотрит, он выглядит не так, как обычно.
Образ Джеймса Мокси постепенно растаял и сошел на нет. В своей памяти Кэрол вновь обратилась к Хэтти. То, что Хэтти молчала, означало одно: мать по-прежнему работала, но уже в своем Воющем городе, а потому на пустые слова, вроде слов не беспокойся, у нее не было времени.
Мать работала, и стук ее молотка для Кэрол был подобен стуку закрывающегося гроба. Утро разгоралось. Чудовище сипло дышало, сидя рядом на сиденье. Свет постепенно проникал внутрь экипажа, и Кэрол решила, что он сам похож на гроб, и такой гроб есть у каждого человека. Колеса этих бесчисленных экипажей вращаются, и с этим вращением имена пассажиров то всплывают, то предаются забвению.
Кэрол закрыла глаза. Мир. Конец.
Затем, даже не помышляя о борьбе, она вновь открыла глаза и посмотрела на чудовище, сидящее с ней бок о бок. Кэрол взглянула в его глаза и проговорила, не разжимая губ:
– Я – это не ты. Ты – печаль, ты конец всего и вся. Ты – гниль.
И тотчас она ощутила удар своего сердца, которое теперь билось не раз в минуту, а дважды.
– Я – не ты.
Чудовище, ощутившее этот удар, перевело взгляд на Кэрол, поняв, какая борьба происходит в женщине, лежащей на полу экипажа.
И в глазах его Кэрол увидела озабоченность. Беспокойство.
Кэрол увидела страх.
Похороны
Жалобы могильщиков на кладбищенских воров не давали ему покоя, а потому Мандерс поднялся сегодня пораньше. Он хотел все осмотреть самолично, чтобы похороны Кэрол Эверс и Уинифред Джонс прошли, что называется, без сучка без задоринки. Обойдя первый этаж, Мандерс спустился в подвал, где Норм готовил тела к погребению. Все было тихо, как и полагается. Никаких следов вторжения, ничего, что вызвало бы беспокойство. Сухо постукивая каблуками по каменным ступеням, Мандерс поднялся в вестибюль. Затем звук его шагов отразился от потолка гостиной. Выйдя через недавно обновленное крыльцо, он прошел мимо схемы расположения могил и отправился на кладбище.
Еще не дойдя до места, он понял, что на кладбище побывал кто-то посторонний. Что-то странное происходило ночью возле могилы, приготовленной для Кэрол Эверс. Вокруг могилы плотно лежало что-то черное, что напоминало мусор.
Мандерс прошел под деревянными воротами кладбища и приблизился к могиле.
Все вокруг могилы было сожжено.
Трава стала пеплом, а обнажившаяся земля под действием огня затвердела и почти превратилась в камень. Кем бы ни был кладбищенский вор, но в его действиях явно прослеживался некий план: могила была окружена четырьмя черными кругами, соединенными черной же дорожкой. Мандерс склонился над обгоревшей землей и, взяв немного золы, растер ее между пальцами, другой рукой стряхнув с брюк утреннюю росу. Потом понюхал. Пахло горючим. Любопытно! Кто же это счел возможным столько горючего потратить на эту бессмысленную затею?
А может быть, это следы некоего культа?
Мандерсу это не понравилось. Культ предполагал значительное количество участников и повторяющиеся ритуалы, которые могли проходить раз в год, раз в месяц, раз в неделю. Каждый день, наконец! И это могло стать для него, Мандерса, проблемой. Неподалеку от могилы он заметил остатки костра, и картинка того, что происходило здесь накануне, сложилась в его голове.
Поклонение могилам! Кто знает, кого или что они принесли в жертву!
Мандерс подошел к краю могилы и с беспокойством во взоре заглянул в нее. Нет, могила была пуста. Пустая и чистая – ровно такая, какой ее оставили Хэнк и Лукас.
Хорошо. Именно это он и хотел увидеть. Могильщики скоро придут, и Мандерс распорядится, чтобы перед церемонией похорон они все здесь убрали и придали этому месту – вокруг могилы – достойный вид. Вид пустой могилы вызвал у распорядителя похорон вздох облегчения.
Он обернулся и посмотрел на то место, где была приготовлена могила для Уинифред Джонс. Там все было чисто – никаких черных кругов, никаких костров. Значит, пожар вокруг могилы Кэрол Эверс – это единственное, что успели натворить ночью неизвестные.
Мандерс покинул кладбище и, пройдя под деревянной аркой, поднялся по поросшему травой холму в дом. Войдя в офис, он принялся готовиться к церемонии похорон, время от времени поглядывая в окно. Он надеялся, что могильщики придут сегодня пораньше – все-таки большой день, отправляются в последний путь два весьма значительных лица из числа самых уважаемых горожан, и закончить нужно к полудню!
Теперь же помимо исполнения своих основных обязанностей они еще должны и убираться вокруг могилы!
Опал явился перед могильщиками, и Мандерс был немало удивлен его появлению. Покинув офис, распорядитель похорон встретил шерифа на круговой дорожке перед домом, возле самого крыльца. Опал сидел верхом.
– Доброе утро, Мандерс!
– Нас вчера посетил кладбищенский вор, – отозвался распорядитель похорон.
Шериф удивленно вскинул брови:
– Как так?
– Кто-то выжег большие круги на траве вокруг могилы Кэрол Эверс.
Шериф покачал головой.
– Знаете что, Мандерс, – проговорил он. – Я опять начинаю подозревать неладное.
– А что, вы было успокоились?
– Мне нанес визит доктор Александр Вульф, собственной персоной.
– Вот как?
– Да, и он подтвердил то, что писал в письме по поводу причин смерти Кэрол Эверс.
– Ну что ж, – покачал головой Мандерс, – хоть какие-то хорошие новости.
– Похоже, он действительно врач, а не продукт фантазий.
– Не призрак?
– Именно.
Опал посмотрел в сторону кладбища. Даже отсюда, с обрамленной лилиями дорожки перед домом, он смог разглядеть уродливые следы огня на траве.
– Взгляните на тело, когда его привезут, – сказал он, повернувшись к Мандерсу. – Я не прошу вас осматривать его, просто бросьте беглый взгляд. Если хоть что-то бросится вам в глаза, сразу же дайте мне знать.
Тронув кончиками пальцев шляпу, шериф отбыл.
Поднявшись по лестнице, Мандерс вошел в дом.
Шериф же проехал под аркой ворот, ведущих на кладбище, и остановил лошадь в нескольких шагах от обгорелой травы. Утреннее солнце светило сзади, и шериф отбрасывал длинную тень на свежевырытую могилу. Спешившись, шериф долго осматривал круги на земле. Все, что он увидел, ему страшно не понравилось. Еще больше не понравилось ему то чувство, которое он испытал. Все события и встречи последних дней – Фарра Дэрроу с ее непочатой бутылкой виски, Дуайт Эверс в тени деревьев на Большой дороге, Александр Вульф в его кабинете, – все это странным образом наложилось на выжженные