в траве кольца. Лучше было бы, конечно, если бы виновником поджога оказался чужак, прохожий или проезжий. На кладбище в Хэрроуз вандалы появляются не впервые, но этот случай – самый вопиющий.
Не понравились Опалу эти круги. Плохо, что они окольцовывают могилу, предназначенную для Кэрол Эверс.
Вновь сев на лошадь, шериф направился к выходу с кладбища. Он поедет в дом Коула и спросит своего помощника, не приезжал ли кто в город ночью.
И вдруг среди деревьев Опал услышал шорох листьев.
Шериф остановился и принялся, прищурившись, вглядываться в тенистые заросли. Кто бы там ни прятался, но маскироваться он не умел.
Опал достал пистолет и выстрелил в листву слева от источника шуршания. Раздался испуганный вопль.
– А ну-ка, выходи! – приказал шериф.
Из тени деревьев тотчас же вышел невысокий, покрытый сажей и пеплом человек. Опал, направив на него пистолет, велел подойти поближе.
– Я не тот подонок, которого вы разыскиваете, – сказал Ринальдо, поднимая руки и показывая, что ничего не прячет в рукавах. – Я дважды обманул того подонка.
– Вот как? – усмехнулся шериф. – А почему бы тебе не приблизиться и не рассказать мне эту историю?
Ринальдо подчинился. Опал отметил про себя, что улыбка у подозреваемого была вполне искренней.
– Один раз я обманул его в сортире, а второй раз – когда сыграл двойника. Вы читали книжку Добермана о двойниках? Я читал.
– Так-так, – пробормотал шериф, снимая с ремня наручники.
– Лилиана говорит, что в магии я не силен, – продолжал Ринальдо. – И, может быть, она права. Но сегодня… сегодня у меня получилось.
– Магия, говоришь… А что такое – двойник?
Опал жестом попросил Ринальдо подойти еще ближе.
– Ты можешь сделать так, что человек в одном месте исчезнет, а в другом появится, – начал объяснять Ринальдо. – Если ты не владеешь магией, ты используешь двойника.
– И для кого ты играл двойника? – спросил шериф.
Ринальдо уже стоял возле лошади шерифа.
– Для великого Джеймса Мокси.
Шериф испытующе смотрел в глаза подозреваемого.
– Ты помог Джеймсу Мокси в одном месте исчезнуть, так? – спросил он наконец.
– Совершенно верно.
– А в другом появиться? И где это все происходило?
Ринальдо кивнул в сторону виднеющихся за соснами городских крыш.
Опал посмотрел на город, потом на Ринальдо.
– Джеймс Мокси здесь? В Хэрроузе? – спросил он.
– Ну да! И я помог ему.
Шериф задумался, с сомнением глядя в глаза Ринальдо. Потом спешился и, захватив руки Ринальдо в свои, проговорил:
– Что ж, если ты так силен в магии… попробуй выбраться из наручников.
…Проснувшись, Фарра тихонько, чтобы не разбудить мужа, выскользнула из постели. Несмотря на тот ужас, что она испытала под кроватью, когда к ним в дом проник мистер Эверс, она сделала все, чтобы не разбудить Клайда.
Свое горе она не хотела делить ни с кем.
Одеваясь, она подумала о шерифе: а вдруг он откопал что-то про мистера Эверса? Что-то такое, что докажет всем, что тот делает что-то неладное? Она решила, что навестит шерифа после того, как отдаст дань уважения усопшей. Скажет Опалу, что, сидя под кроватью, видела башмаки мистера Эверса, слышала так хорошо знакомый ей голос, который звал ее по имени…
А если Опал, поговорив с ней, захочет откопать Кэрол, то так тому и быть!
Надевая башмаки, она подумала, что было бы неплохо переехать, скажем, в Григгсвилль. Люди там в основном молодые, работы много, и жить там можно не боясь, что в каждом подвале ей будет мерещиться тело спящей Кэрол. Клайд говорит, что время – лучший лекарь. Вчера говорил да и сегодня скажет. Но это такая чушь! Не время, а расстояние. Григгсвилль – вот что ее излечит. И с этим она сможет жить.
Стоя перед зеркалом, Фарра заметила, что выглядит она не лучшим образом. Горе отразилось в каждой черточке ее лица, во всем ее облике. Она обязательно сходит к Опалу – после того как попрощается с Кэрол. А потом предложит Клайду переехать в Григгсвилль. Она привыкла жить полной жизнью, а в Хэрроузе жизни больше не было.
Одевшись и умывшись, Фарра заглянула в спальню и посмотрела на Клайда, лежащего в той же позе, в которой она его оставила. Мысленно поблагодарив его за все, она вышла из дома.
Дуайт оставил тело Кэрол в экипаже по двум причинам.
Во-первых, он надеялся, что ночной холод усилит черты смерти в ее облике. И, во-вторых, тот призрак (тайный друг?), который разбудил его накануне утром, настоятельно рекомендовал спрятать тело жены.
Вот и настало утро похорон. Пройдя по покрытой гравием дорожке, он проверил, все ли в порядке внутри экипажа, обнаружил Кэрол в той же позе, в которой оставил ее, и подумал об Александре Вульфе. Каким-то образом придуманный им врач прошлой ночью навестил Опала. Дуайт попытался принять этот фантастический факт как данность, но это было непросто. Желать, чтобы все получилось как надо, – это одно. Но сделать так, чтобы все вышло, как задумано, – совсем другое.
А визит Вульфа к шерифу – это было гораздо больше того, что было задумано.
Но в конце концов Дуайт решил, что никакие фокусы, творимые его воображением, не смогут умалить то чувство облегчения и радости, что овладеет им тогда, когда гроб жены наконец окажется в могиле. И он заснул, забыв про эти тревожащие образы, охваченный чувством, которого он не знал столь долгое время. Чувством освобождения.
Но было еще одно пугающее его обстоятельство: тело Кэрол должно быть непременно доставлено в дом Мандерса, и там он, Дуайт, на время потеряет над ним контроль, а распорядитель похорон и его прислужники станут распоряжаться Кэрол так, как им заблагорассудится.
Сон мгновенно улетучился, и Дуайт принялся проклинать несправедливость жизни. Что же это за жизнь такая, если человеку, который все безупречно спланировал, приходится постоянно волноваться?
Так не должно быть!
Он осмотрел лужайку перед домом, после чего в очередной раз заглянул внутрь экипажа. Нет, с Кэрол все в порядке. Она действительно выглядела умершей. Он потрогал ее руку, шею и убедился в том, что был прав: ночной воздух сделал свое дело. Потом направился к дому. Вошел и поднялся в спальню.
А вдруг она проснется именно сейчас?
Там он, глядя в зеркало, постарался придать себе облик, соответствующий грядущим похоронам. Особых усилий не требовалось – он ведь почти не спал. Но, чтобы выглядеть (как он это называл) Убитым Горем Вдовцом, нужно было придать внешности дополнительные штрихи, что он и сделал, сев за туалетный столик, принадлежавший Кэрол.
– Как же это все печально, – проговорил он, изображая голосом возможные реплики горожан. – Дуайт так огорчен, что даже не причесался.
Он ясно дал всем понять, что не ждет никого на похороны. Но с Кэрол ни в чем нельзя быть уверенным.
Люди… любили его жену.
Но ведь там будет Мандерс! И, возможно, Опал. Будут, не исключено, и другие. Во всяком случае, после похорон кто-то захочет с ним встретиться.
Похороны.
Какое чудесное слово! Звучное, полногласное!
Дуайт смочил водой кожу под глазами и натянул маску Убитого Горем Вдовца, после чего отрепетировал несколько вариантов нового облика. Вот Убитый Горем Вдовец вспоминает моменты душевной близости с покинувшей его супругой: глаза уставились в пространство, подбородок упал на грудь, губы сложены в грустной улыбке. А вот тот же Вдовец думает о любимых шутках усопшей, а может быть, и о каких-то нелепых своих поступках – как жаль, что не вернуть того времени, когда он мог бы испросить прощения у безвременно ушедшей душеньки! А вот он подавлен мрачностью церемонии, уходом своей возлюбленной, жизнь без которой, в полном одиночестве, без любви, которую он так ценил, предстанет перед ним чредою мрачных беспросветных лет.
Удовлетворенный тем, что у него получилось, Дуайт встал и, распахнув шторы, посмотрел на экипаж, по-прежнему стоящий на дорожке, ведущей к дому.
– Не просыпайся, Кэрол, – произнес он. – Прошу тебя, не просыпайся!
Затем, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Дуайт покинул спальню, спустился вниз и вышел из дома.
По пути к дому распорядителя похорон Дуайт думал о своем тайном помощнике. Будет ли провидение по-прежнему благосклонно к нему? Будет ли призрак, который разбудил его вчера утром, а потом явился к шерифу в облике Александра Вульфа, поддерживать его и впредь? Не оставит ли он его, когда наступит критический момент и придет время передать тело Кэрол в руки Мандерса?
Спрячьте свою жену!
Но что сможет сделать его призрачный спаситель, когда ему, Дуайту, придется при дневном свете выставить Кэрол на всеобщее обозрение?
Если Смоку не удалось остановить Мокси и тот уже явился в Хэрроуз, Дуайту потребуется помощь всей черной магии, которая только существует в мире.
Он щелкнул поводьями.
Эти мысли не давали ему покоя, но и они не могли затмить радости от ожидания грядущей свободы.
– Не просыпайся, – почти кричал он под стук копыт. – Дорогая, милая, любовь моя! Не просыпайся! Ведь сегодня твои похороны!
Кэрол не просыпалась. Но ее сердце билось уже три раза в минуту. Сидящее в углу, на сиденье экипажа, сипло дышащее существо смотрело в окно, но казалось, что видит оно не движущийся за стеклом пейзаж, а что-то гораздо более обширное – и весь Хэрроуз, и всех его жителей, и весь мир, простирающийся за видимыми границами города.
Расправившись со своим преследователем, Мокси проехал под аркой кладбищенских ворот и остановил лошадь в самом начале дорожки, ведущей к дому Мандерса. Здесь он станет дожидаться Кэрол. Когда ее привезут, он достанет оружие, представится и потребует, чтобы гроб открыли. Если его не послушают, он перестреляет всех.
Но задолго до того, как это должно было произойти, он услышал свое имя.
Из отдаленного уголка кладбища, скользнув мимо окон дома распорядителя похорон, женский голос – как пепел, как хлопья снега, подхваченные ветром, достиг его ушей.