– И в таверне, много лет назад. Это ты посоветовал мне бросить Кэрол, так?
– Да, так.
– Ты – смерть? – спросил наконец Мокси.
– Нет. Я – Гнилл.
– Могу предложить тебе кого-нибудь другого. Пусть он сгниет.
Глаза Гнилла расширились – дрожащие круги на лице, черты которого постоянно менялись.
– Вы собирались убить мужа, но это не то, что мне нужно.
– Тогда возьми калеку, и будем в расчете.
Существо рассмеялось.
– Калеку? Да я поимел с него гораздо больше, чем вам может показаться. Нет, Мокси. Калека – это не равноценный товар.
– Тебе меня не остановить. Во всяком случае не сегодня.
– Я уже вас остановил, – все с той же усмешкой проговорил Гнилл.
Мокси повернулся к двери, через которую вошел, и вдруг увидел, что на прежнем месте ее нет. Там, где была дверь, находилось зеркальное отражение коридора, в конце которого, у окна, тоже стоял Гнилл.
– Что тебе нужно?
– Мне нужна Кэрол Эверс, и вы это знаете.
– Но почему именно она?
– Потому что она ближе всех подходила к смерти, и множество раз. Потому что она не боится ее. Потому что она бывала там, где еще не бывал никто.
– Она не умерла! – настойчиво повторял Мокси.
– Вы думаете, я не знаю, умерла она или нет?
Черты лица Гнилла двигались независимо друг от друга. Кожа его покрылась рябью, словно козье молоко. На одно мгновение, ужасное в своей определенности, Мокси увидел Гнилла таким, каким он был на самом деле. Болезненного вида, лысеющий, обрюзгший, питаемый исключительно собственной похотью. Но через мгновение он вновь принял прежний облик – неопределенный, неясный, постоянно меняющийся.
– Похорон не будет! – твердо заявил Мокси.
– Вот как? Но гроб уже прислали.
– Я разобью его.
Мокси пошел вперед, но, как ни старался, ни на шаг не приблизился к окну, у которого стоял Гнилл – расстояние между ними оставалось неизменным. Он повернул в противоположную сторону, к окну, у которого, отражением от первого Гнилла, стоял Гнилл второй. Тот же результат.
– Отпусти меня! – потребовал Мокси.
– Это не соответствует моим планам, – ответило существо у окна.
Мокси услышал тиканье часов. Время утекало как сквозь пальцы. А Кэрол – в гробу.
– Отпусти меня!
– Вот уж нет.
– Она не умерла.
– Да ну?
– Если бы она умерла, тебя бы здесь не было.
Мокси опять рванулся вперед, но расстояние между ним и концом коридора осталось неизменным. И Гнилл, стоящий у окон в противоположных концах коридора, тоже не изменился. Только грязь в морщинах его лица становилась гуще и отчетливей.
…Фарра, когда выходила из дома, действительно не собиралась идти на похороны, но в конце концов поняла, что движется в сторону кладбища.
Она думала о мистере Эверсе, который стоял на коленях у ее кровати.
Фарра повернула и пошла в противоположную сторону.
Она не знала точно, на сколько назначена церемония похорон, но только сейчас она осознала это как нечто важное. Она знала, что из-за Болезни, поразившей Хэрроуз, Мандерсу не удается строго следовать каким бы то ни было расписаниям, а потому Кэрол могут похоронить и в полдень, и в шесть часов, и откуда вообще Фарре знать, когда ей нужно явиться на кладбище?
Придется быть там целый день!
Плохая мысль.
И тем не менее… Мистер Эверс решил, что на похоронах не будет никого, хотя в городе все любили Кэрол и хотели бы с ней проститься.
А так было сделано, подумала Фарра, и эта мысль совсем не показалась ей безумной, потому что Дуайт убил свою жену. Определенно это так, и все указывает именно на это. Кэрол никогда бы не согласилась на закрытые похороны – похороны, о которых никто бы не знал.
Фарра вдруг вспомнила разговор между мистером и миссис Эверс, который случайно подслушала достаточно давно: Кэрол говорила, что Фарре нужно все рассказать.
Рассказать что?
Была ли связь между давним разговором и тем, о чем супруги спорили вечером, перед тем как Кэрол упала?
Словно лучик света вспыхнул в голове Фарры – неясный, в самой глубине сознания.
Вспыхнул на мгновение и пропал.
Фарра решила, что идет куда глаза глядят, без всякого направления. Но оказалось, что ноги сами влекут ее в сторону места, где жил шериф Опал. Пора рассказать Опалу про неожиданный визит Дуайта. И не важно, к каким выводам придет шериф, пора было сообщить ему, что Дуайт Эверс приложил руку к смерти своей жены.
Она прошла не меньше половины пути до дома шерифа, когда путь ей преградила вышедшая из переулка женщина, слишком крупная для одежды, в которую она была облачена.
– Фарра Дэрроу?
Она улыбалась, но Фарре ее улыбка совсем не понравилась. Не понравился и тощий конский хвостик ее сальных волос, словно угорь, скользящий по плечу.
– Меня зовут Лафайетт, – сказала женщина. – Я хочу, чтобы вы меня проводили.
Фарра слышала об этой женщине. С ней вел какие-то дела мистер Эверс. Но не Кэрол.
– Мне очень жаль, мисс Лафайетт, но я…
Но Лафайетт, крепко сжав Фарре руку, увела ее…
– …Был день, когда в ладонях своих испачканных сажей рук вы держали все богатство мира, но вы присвоили его и спрятали в карман. Вы ограбили Кэрол и оставили ее умирать в жуткой тесноте гроба, где царят лишь темнота и разложение. Это вы отправили ее в гроб, Мокси. И это правда. И никто не имеет права притворяться, что это не так.
– Я был молод.
– Слишком поздно. Они уже опускают гроб в землю.
…Гроб с телом Кэрол опускали в могилу.
Лукас и Хэнк медленно вращали деревянную лебедку, в то время как Дуайт и Мандерс следили за веревкой. Все было непросто, и каждый поворот лебедки отдавался натужным скрипом. Гробы от «Беллафонте» – настоящее испытание для могильщиков. Несколько минут работы, и Лукас с Хэнком уже истекают потом. Гроб с Кэрол уже находился в могиле, и оставалось лишь аккуратно установить его на дно.
Мандерс, скорбно сложив руки на груди, ждал. Все молчали. Дуайт надел хорошо отрепетированную маску Убитого Горем Вдовца, хотя на него никто не смотрел – могильщики были заняты лебедкой, а Мандерс глядел на крышку гроба. Наконец могильщики установили гроб на дне могилы, при этом колокольчик, висящий на конце латунной трубки, оказался всего в футе от поверхности земли. Лукас вытащил веревку со своей стороны, а Хэнк – со своей. Мандерс спросил Дуайта, не хочет ли тот что-то сказать, на что Дуайт, вперившийся взглядом в крышку гроба, отрицательно помотал головой.
Распорядитель похорон и могильщики принялись разбирать лебедку и складывать ее детали на деревянные носилки. Когда все трое повернулись к Дуайту спиной, тот быстро встал перед могилой на колени и потянул за цепочку от часов. К цепочке был прикреплен маленький изящный ножичек. Быстрым движением Дуайт раскрыл ножичек, потянул за шнур, соединяющий Кэрол с колокольчиком, и перерезал его. Потом заправил уже бесполезный кусок шнура в латунную трубку – внешне ничего не изменилось – и, сунув нож в карман, встал. Через несколько секунд Мандерс обернулся к Дуайту, и глазам его явился образ безутешного вдовца, по лицу которого обильно текли слезы, а ноги и руки от горя дрожали так сильно, что распорядителю похорон пришлось поддержать его и, обнимая за плечи, повести в свой дом.
Как только эти двое удалились под арку кладбищенских ворот, рабочие принялись засыпать могилу, и гулкий стук комьев земли, падающих на крышку гроба, вскоре сменился звуками более мягкими – земля падала на землю и слоями укрывала гроб с погребенной.
Вслушиваясь в шелестящие звуки земли, Мандерс вдруг запнулся в своем движении, остановился и принялся напряженно всматриваться в пространство перед собой – так человек всматривается в свои воспоминания.
Земля, – подумал он. И, когда он тайно манипулировал зеркалом перед самым лицом Кэрол, он тоже видел землю – немного, но видел. Землей было чуть припорошено ее платье возле самого выреза. Тогда, когда он исполнял обязанности распорядителя похорон, а перед ним лежала усопшая, случайно попавшая на платье земля не привлекла его внимания. В конце концов, сегодня же – ее похороны. Земля и мертвое тело – это логично!
Но тут он едва не хлопнул себя по лбу. Земля покрывает тело усопшего не до, а после того, как его похоронят!
– Что-то случилось, Роберт? – недоуменно спросил Дуайт.
А ведь действительно! Неужели что-то случилось? Или нет?
Мандерс вновь подумал о царапине, красовавшейся на щеке Дуайта, и где-то в отдаленных уголках его сознания прозвучало слово: борьба. Но потом он вспомнил, что могильщики, собираясь перенести тело Кэрол в гроб, подняли его с пола экипажа. А на полу, даже в самом ухоженном экипаже, всегда найдется горстка земли с подошв ездоков. И Мандерс облегченно вздохнул.
– Нет, ничего не случилось, – ответил он Дуайту, и они вновь двинулись по направлению к дому распорядителя похорон.
– …Он говорит правду, шериф. Я сам видел этого человека.
– Коул, в отличие от заключенных, ты не имеешь права терять рассудок. Это основа нашей профессии.
– Да нет, Опал! Я действительно его видел. Он выглядит так, словно выбрался из адова пекла. Словно его там и на пути оттуда порядком потрепали.
Опал нахмурился.
– Так какого черта ты его не остановил?
– А на каком основании?
Опал напряженно искал ответ и наконец сказал:
– Я не знаю, Коул. По обвинению в магии.
– Я даже не знаю, что это такое, Опал.
Опал почувствовал, что теряет время на то, что не существует…
…Фарра оказалась в переулке, где эта женщина, Лафайетт, подступила к ней и сказала:
– Пусть это выглядит как несчастный случай.
Сердце Фарры отчаянно билось, и она молила всех святых, какие только есть на свете, чтобы те заставили Клайда или еще кого-нибудь появиться в переулке и избавить ее от этой ужасной женщины. Она попыталась спросить, что Лафайетт от нее нужно, но та не ответила, хотя Фарра и сама догадалась, что к чему.