– Хэтти все-таки не успела достичь подлинного совершенства, – сказала Кэрол. – Но я не жалуюсь.
Она рассказала, как голыми руками они с Фаррой восстановили могильный холм и выпрямили криво торчащую из могилы латунную трубку, чтобы Дуайт до поры до времени ни о чем не подозревал, и им очень повезло, что, кроме них двоих, на кладбище в этот момент никого не было.
Затем Мокси сказал то, что собирался сказать давным-давно:
– Я был глуп как пробка.
– Ты был трусливым цыпленком, – рассмеялась Кэрол. – Но теперь ты совсем другой. Спасибо тебе!
Мокси подошел к Кэрол ближе.
– Он был с тобой в гробу?
Кэрол содрогнулась.
– Да, – сказала она.
– Как ты от него избавилась?
Кэрол рассмеялась смехом умным и ироничным – так смеется человек, которому удалось обвести вокруг пальца силы обмана и предательства.
– Я проснулась, – ответила она. – И нажала на рычаг.
Мокси поцеловал ее. А Фарра, не в силах отвести глаз от очарованной друг другом пары, захлопала в ладоши.
Кэрол посмотрела на нее, потом повернулась к Мокси. Тот пристально глядел в сторону города. Кэрол поняла: он думает о Дуайте.
– Я могу сама сделать это, – сказала она.
Мокси отрицательно покачал головой.
– Это наше общее дело, – сказал он. – Но пойду я. Я должен окончательно вернуться с Большой дороги. И только тогда я смогу жить, как полагается.
Кэрол кивнула. Они долго смотрели друг другу в глаза. А потом Мокси, все еще покрытый сажей и пеплом костра, устроенного Горючкой Смоком, испачканный в его крови, пошел к лошади, оставив Кэрол в лесу.
Ей не нужно было спрашивать его, куда он отправился и вернется ли он.
Держа в правой руке обрезанный Дуайтом шнур с болтающимся колокольчиком, он, хромая, добрался до лошади, которую украл в центре Хэрроуза. Да, Хэтти была права – этот человек хоть и был джентльменом, но плевал на любые законы!
– Если хочешь моего совета, – сказал как-то Джон Боуи, калачиком свернувшись в кресле-качалке и поигрывая маленьким резиновым мячом, – беги из дома и отправляйся в Макатун. Там живет один тип. Увидишь его, и глаза твои станут ярче солнца.
Джон отхлебнул из стакана.
– Я уже подумываю: а не поехать ли мне туда самому?
Сказав это, Джон спрятал мяч в ладони, а когда раскрыл ладонь, то мяч исчез.
– Любовь проходит, – сказал он.
Потом поднялся, подошел к Кэрол и взял ее за руку. И Кэрол почувствовала маленькое округлое тепло в своей ладони.
– Но она знает, как вернуться, – закончил Джон.
Мокси и Дуайт
Весь путь домой Дуайт старательно изображал горе. Остановив экипаж на дорожке, ведущей к дому, он с деланой грустной нежностью похлопал серых лошадей по загривкам, как будто боялся, что животные заподозрят его в неискренности и не поверят, что он страдает. Войдя в дом, в свой отныне дом, он снял галстук и, повесив его на спинку кресла в гостиной, быстро отправился на второй этаж. Да, он страшно устал. Стащив башмаки, он лег на постель.
Ну что ж, Кэрол похоронена, Опал ничего не заподозрил, и, черт побери, оказалось, что убийство может легко сойти с рук, если тому способствует особое состояние твоей жертвы.
Чувство удовлетворения от исполненного дела переполняло Дуайта. И эта теплая волна была достаточно высокой, чтобы унести его в глубокий сон.
Дуайт проснулся как от удара и увидел в ногах постели незнакомца. Лицо того было черно, словно от грима.
– Видишь эти пистолеты? – спросил человек. – Двинешь пальцем и спустишь курок у одного из них. Двинешь рукой, получишь пять пуль.
Дуайт дважды моргнул и увидел, что у стоящего перед ним незнакомца вся грудь и шея покрыты кровавой коркой. Несмотря на предупреждение, он попытался пошевелиться, но почувствовал, что ко всем его пальцам что-то привязано. Он пригляделся и действительно обнаружил, что от каждого из десяти пальцев тянутся тонкие шнуры, которые он и не заметил бы, если бы специально не посмотрел. Дуайт моргнул еще раз и увидел: все десять шнуров вели к пистолетам, закрепленным на комоде, на туалетном столике, на гардеробе – по всей спальне.
Незнакомец с почерневшим лицом стоял в центре этой паутины, словно она была продолжением его личности, словно он сотворил ее из чистого воздуха.
Это было похоже на магию.
– В чем дело? – воскликнул Дуайт.
– Ты знал, что она жива.
Дуайт вдруг понял, кто стоит перед ним.
– Что? Кто? Кто это она?
– Ты хотел, чтобы она задохнулась.
Дуайт, не в силах двинуться, только бормотал:
– Я… кто… я…
– Ты нанял калеку.
– Жива? – наконец смог произнести Дуайт. – Вы говорите о моей жене?
Ужас исторг слова из его горла.
Стоящий в ногах постели человек смотрел на него гневно сверкающими глазами, оттененными чернотой лица. Дьявол, восставший из колеблющегося кладбища, явившийся с Большой дороги, которая никогда не знала солнца.
– Сегодня я похоронил свою жену. Я скорблю…
– Ты похоронил свою жену заживо.
Незваный гость внимательно посмотрел на царапину, пересекавшую щеку Дуайта. Тот почувствовал себя как человек, которого застали голым посреди толпы народа. Он отчаянно замотал головой.
– Заживо? Кого? Кэрол? Так она жива? Какое счастье! Жива, вы сказали?
Дико озираясь и потея, Дуайт посмотрел на свои пальцы. Шнуры привязаны крепко, слишком крепко.
Когда он вновь посмотрел на стоящего перед ним человека, он увидел в его руке нечто похожее на шнур и услышал мягкий звон колокольчика.
– Ты перерезал шнур, – сказал Мокси.
– Как вы узнали? – неожиданно для себя самого спросил Дуайт.
И тогда Мокси швырнул шнур с отрезанным колокольчиком в Дуайта, а тот инстинктивно вскинул руки, чтобы защитить лицо…
Вороватый посланец
Дело было в Чарльзе. Трое молодых людей сидели в комнате на втором этаже одного из домов и болтали о женщинах. Один из них сказал, что больше в бордель не ходок, потому что в городе про него болтают бог весть что, а он не хочет, чтобы об этом узнала его суженая. Самый молодой, усмехнувшись, заявил, что нипочем не перестанет ходить в бордель и ему плевать, что о нем говорят. Третий молчал – он мучился отрыжкой.
Неожиданно дверь в комнату с треском распахнулась. Молодые люди одновременно вскрикнули – в комнату ворвался человек с резкими чертами лица и в испачканной одежде. По виду – настоящий бандит с Большой дороги.
Незнакомец посмотрел на троицу и обратился к последнему:
– У тебя есть то, что принадлежит мне.
Молодой человек пытался что-то промямлить, но вошедший вытащил пистолет, взвел курок и наставил в грудь сидящего.
– Верни то, что принадлежит мне.
Сказано это было таким тоном, что всем стало ясно – этот человек никому и ничего не прощает. Дрожа, молодой человек пролепетал:
– Я продал это.
– Так выкупи назад.
Молодой человек кивнул, торопливо встал и выбежал из комнаты.
Вошедший подождал, держа оставшихся в комнате на мушке.
Это он, – хотел сказать один из сидящих, но не смог. Не мог себя заставить. – Черт побери, это же он, Джеймс Мокси…
…Опал много чего передумал, пока поднимался по ступеням дома Эверсов, но вопрос он собирался задать лишь один: Вы знали, что ваша жена жива?
Он ступал осторожно, держа в руке пистолет. Насколько он понимал, стучать необходимости не было – какие тут, к черту, приличия! После того как Кэрол Эверс была похоронена, а пришедшие проститься с ней покинули кладбище, Роберт Мандерс, взмыленный, что твой призовой рысак, прибежал к шерифу и заплетающимся языком сообщил, что кто-то «откопал Кэрол». Опал помчался на кладбище. Хэнк и Лукас, то и дело перебивая друг друга, рассказали невероятную историю, сказав, что нашли раскопанную могилу с разбитым гробом от «Беллафонте», только этот «Беллафонте» был с хитростью, со всякими странными шестеренками и рычагами. Опал спросил о теле миссис Эверс, а могильщики показали на следы женских босых ног на свежевзрыхленной земле. Рядом с этими следами шли более крупные следы от мужских башмаков. В обстановке общего смятения у каждого в сознании всплыло имя Дуайта, и Опал совсем не был удивлен, когда Лукас предположил, что мистер Эверс живьем похоронил собственную жену.
– Мистер Эверс! Здесь шериф Опал, и я вхожу в вашу спальню.
Произошедшее на кладбище вывело шерифа из себя. Подозрения, которые высказывал Мандерс, уже насторожили Опала, но то, что он увидел у могилы Кэрол, по-настоящему его взбесило. И злился он в том числе на себя.
Почему Лукас предположил, что мистер Эверс похоронил свою жену заживо? Почему почти все в Хэрроузе имели дурное предчувствие относительно Дуайта и предстоящих похорон?
Опал знал ответ на эти вопросы: дыма без огня не бывает.
– Я открываю дверь, Эверс! Моя рука – на дверной ручке.
Но шериф не держал руку на дверной ручке. Он стоял справа от двери, укрывшись за толстым косяком, с пистолетом, нацеленным на дверь на уровне груди.
– Ну все, Эверс! Я вхожу!
Может, он спит, – подумал Опал. – Может, прячется. А может, он уже на полпути в Григгсвилль.
Много раз за свою карьеру шерифа Опал старался опираться на здравый смысл в ситуациях, лишенных смысла. Теперь же, в ситуации совершенно иррациональной, он вновь призвал на помощь свой рассудок и повернул ручку двери.
Потом ударом ноги распахнул дверь и едва не выстрелил в распростертого на постели Дуайта, так как тот лежал в странной позе, словно готов был пальнуть из пистолета.
– Бог ты мой! – только и смог произнести шериф.
Целую минуту он стоял неподвижно, осматривая комнату, окна, углы и постоянно возвращаясь взглядом к телу и лицу Дуайта, которые были изуродованы сразу десятью пулями.
Наконец Опал вошел в комнату и опустил пистолет.
– Во имя Господа, великого и всемогущего!
Коснувшись первого из протянутых через комнату шнуров, шериф инстинктивно вскинул пистолет, прежде чем понял, что это такое. Он поднял руку и проследил путь шнура к пистолету, закрепленному между комодом и стеной. Потом он проследовал в противоположном направлении, в сторону постели, и увидел еще шнуры, которые сходились пучком на пальцах мертвеца. Странно было, что он не сразу заметил эту паутину шнуров, ведущих от Эверса к пистолетам, укрепленным в разных местах спальни. Опал сглотнул. Чем ближе к телу Дуайта, там более красными становились шнуры. Десять красных линий расходились в стороны от тела Дуайта, словно стрелял сам Дуайт.