Галя ойкнула и завыла в голос.
Лейтенант поморщился, кивнул на женщину:
– Утихомирь её, сейчас весь дом сбежится. Я зайду, что ли.
Тагиров прошёл на заставленную бутылками и мешками сухой картошки кухню. Присел, закурил. Вязьмин что-то тихо бормотал в коридоре, успокаивал. Потом вошли оба – Петя, бледный и трезвый. Шмыгающая носом Галина встала у входа, кутаясь в халат. Прапорщик тоже закурил, сказал:
– Я даже рад, что так вышло. Что всё кончилось наконец. Ханин ко мне каждую ночь приходил. Она вон говорила: «Хватит мучиться, иди, признайся, срок меньше тебе выйдет». Дождётся, мол.
Галя всхлипнула:
– Конечно, Петенька, дождусь. Родненький мой! – и опять заскулила, зажав рот рукой.
– Всё, хватит реветь. Дождётся она. Знаешь, сколько дадут за убийство? Если не «вышку» вообще, – помолчал, спросил у Марата: – А и правда, сколько дадут?
Тагиров пожал плечами:
– Я почём знаю? Я же не мент тебе, Уголовный кодекс не читал. Но за явку с повинной должны скостить, это точно.
Вязьмин вздохнул:
– Сейчас-то что. Я своё время упустил. Надо было сразу к Пименову идти, сдаваться. А ты же докопался до всего, теперь – никакого чистосердечного признания. По полной отгребу. И правильно. Я уже сам начал про петлю задумываться. Спать не могу, глаза закрою – Ханин стоит. «Может, не надо с утра пить-то, товарищ прапорщик?» А я говорю, мол, надо бухнуть за благополучное разрешение проблемы и за дембель твой, за счастье с Наташкой. Деньги ему отдал, чтобы успокоился. Потом, конечно, забрал из кармана. В «чамбуре» – то снотворное размешал… Натворил – теперь не отмолить. Никчемный я человек. Когда с Галкой познакомился – думал, вот оно, счастье. А, значит, не смог удержать его. Сам и виноват.
Сидели, молчали. Шебуршали под плинтусом тараканы, какую-то песню орали на улице ночные гуляки. Тикал будильник.
Марат вдруг почувствовал жуткую усталость. И жалость к этим глупым, жадным, несчастным людям. Подумал, решился.
– Короче, сделаем так. Завтра с утра идёшь к прокурору. Один. Всё рассказываешь, как было. Про меня и что сейчас случилось – ни слова. Ну, и в батальоне характеристики нормальные напишем, то-сё. Должно помочь, получишь по минимуму. Ложитесь спать, и я пошёл.
Встал, пошёл из кухни. Прапорщик выпучил глаза, не веря. Галина рухнула на колени, обхватила ноги лейтенанта:
– А-а-а, миленький! Спасибо тебе, спасибо…
– Встань, блин. Отцепись. Вон, Петю – дурака своего – обнимай, долго ещё не придётся.
Открыл входную дверь, обернулся:
– Вязьмин, у тебя времени – до двенадцати часов дня. Если не пойдёшь к Пименову – пожалеешь. Не подведи.
– Да куда я денусь?
Тагиров сбежал по ступенькам, успокаивая себя. Точно, некуда. Заграничные паспорта хранятся в сейфе начальника штаба, без них на границу не сунешься. Не в степь же ему бежать?
Прошёл, разделся. Рухнул в кровать и заснул мгновенно.
Через час дверь в квартире этажом выше тихо открылась, кто-то осторожно начал спускаться по лестнице, замирая при каждом шорохе…
Глава четвёртая. Белый саван
Немытое окно без занавесок освещалось уличным фонарём наполовину. Мутно-серый, как самогон, свет заползал в комнату и размазывался по полу неряшливым пятном.
Ольга Андреевна стояла у двери, замерев; думала о чём-то трудном. Потом решилась, отчаянно тряхнула рыжей копной. Ловко вытащила заколки – высокая причёска рассыпалась по плечам. Изогнулась, расстегнула застёжки, скинула туфельки на высоких каблуках. Вжикнула молнией, вывернулась из обтягивающего длинного зелёного платья. Забелела в темноте трусиками и чашками бюстгальтера. Проскользнула гибкой тенью, легла рядом, на подставленную Маратом руку. Прерывисто задышала, прошептала:
– Только не будем торопиться, хорошо?
Марат с трудом сглотнул слюну, прохрипел пересохшим горлом:
– Конечно, маленькая. Теперь-то нам куда торопиться? Вся жизнь впереди.
– Правда-правда? – потянулась мягкими губами. И отстранилась, сжалась – противно задребезжал телефон.
– Бззз! Бззз!
Марат умоляюще протянул руку, чтобы погладить нежную кожу, успокоить, – отрицательно покачала головой. Скользнула с кровати, нырнула в лужу серого света. И исчезла.
– Бззз! Бззз!
Тагиров проснулся, рывком сел на кровати.
– Бззз! Бззз!
Вскочил, поковылял непослушными со сна ногами, больно ушибся о ножку кровати. Матерясь, распахнул дверь, схватил трубку прыгающего от нетерпения на тумбочке в прихожей телефона.
– Лейтенант Тагиров.
– Товарищ лейтенант, тревога. Автобус пойдёт через пятнадцать минут от Дома офицеров.
– Чёрт. Который час?
– Четыре тридцать пять.
– Чего случилось-то?
Не отвечая, дежурный отключился. Марат, зевая, вернулся в свою комнату, тупо уставился на световое пятно на полу. Сон, такой яркий и натуральный, растворялся, оставляя странное, щемящее и сладкое одновременно чувство утраты. С улицы послышались скрип пружин и звонкие на морозе хлопки дверей – самые пунктуальные офицеры уже потянулись к местам сбора.
– Про меня что-нибудь говорил лейтенанту?
Вязьмин энергично замотал головой:
– Нет! Нет, конечно.
– А что ты сказал про оружие?
– Ничего. Не обсуждали этого. Вот те крест!
– Верю, верю. Не дёргайся, сейчас порешаем всё.
Прапорщик посмотрел на собеседника с испугом и надеждой, сказал:
– Невозможно это. Тагиров только до полудня будет ждать, потом сам прокурору скажет, и трындец. Времени вообще нету.
– Думаю, сейчас не до тебя. Весь гарнизон по тревоге подняли. Уверен, до вечера не хватятся. Успеем. Так, значит, командировочное удостоверение и загранпаспорт сейчас тебе организуем.
– А как ты сможешь?!
– Каком кверху. Не вздумай домой возвращаться, никаких глупых прощаний с Галкой твоей. Ты и так уже напорол выше крыши. Немедленно на станцию, первым поездом до Улан-Батора, там сразу пересадка – и в Союз. Товар тебе сейчас дам, через границу протащишь, продашь. Денег хватит. Потом тебя найдут, ещё помогут.
Прапорщик с сомнением помотал головой:
– Телефонограмму отправят, перехватят меня на границе. Не доеду до родины-то.
Собеседник зло подумал: «Конечно, не доедешь, придурок. Трясешься весь от страха, где-нибудь точно спалишься. Нельзя допустить, чтобы ты попался». Но вслух успокаивающе сказал:
– Не бойся. Проскочишь. Главное – меня слушайся. И всё будет путём.
Автобус, высланный за офицерами рембазы, отставших не ждал – отъехал строго по графику. Марат огляделся – не было Воробья, Викулова, ещё пары-тройки офицеров. Придётся беднягам пешком добираться, за опоздание выдерут по полной программе. Народ расселся на лавках, салон заполнился густым запахом перегара. Раскачиваясь на ухабах, зевали, пытались продышать в заиндевевших стёклах «глазки» (хотя зачем они – всё равно темень на улице, ни хрена не видно), тихо материли начальников:
– Это же надо – тревогу придумать в праздник, тля.
– Ага, уроды. Я вообще ещё спать не ложился, засиделись с пацанами.
– Интересно, это учебная тревога, проверяющие какие-нибудь приехали? Или настоящая?
Майор Морозов немедленно отреагировал на последнюю реплику:
– А тебе какая разница?
Капитан из бронетанкового батальона Дима Быкадоров не смутился:
– Чем эти шишки московские, лучше пусть китайцы нападут. Вреда меньше, да и веселее.
Роман Сергеевич сплюнул:
– Тьфу, идиот. Типун тебе на язык.
Доехали до рембазы, высадились. Личный состав уже топтался, построенный на промороженном плацу. Выслушали задачу по выполнению интернационального долга: срочно сформировать автоколонны, забирать сено и корма с железнодорожной станции. Развозить по указанным пунктам в степи, спасать монгольских товарищей от голодной смерти. Вернее, их баранов.
А какая разница?
Капитана монгольской милиции Доржи с утра срочно вызвало начальство. На большом собрании руководителей Чойренского аймака обсуждали чрезвычайную ситуацию. Особенно усердствовал чиновник из райкома по имени Басан, на карте показавший пункты выгрузки кормов в пустыне. Бригадиры скотоводов ругались по поводу сроков доставки и количества сена – каждый норовил урвать пораньше и побольше. Доржи слушал перепалку вполуха – происходящее его никоим образом не касалось.
Наконец закончили. Капитан залез в свой потрёпанный «газик», завёлся с третьего раза. Не спеша поехал по кривым улочкам, сигналом распугивая любопытных мальчишек, норовящих оказаться под колёсами.
Как и все монгольские «дарга» в Сумбэре, то есть госслужащие, Доржи жил в восьмиквартирном двухэтажном доме русской постройки. По дороге заскочил к себе, наскоро перекусил, хмуро слушая сетования жены про пустые магазинные полки – даже чаю не купить! Потом отправился в отдел милиции.
Уже было прошёл мимо дежурного за стеклянной перегородкой, привычно кивнув в знак приветствия, но тот подскочил, замахал руками, привлекая внимание:
– Товарищ Доржи, тут вам звонил один. Имени не назвал. Сообщение о готовящемся преступлении. Вот, я записал, – и протянул вырванный из тетрадки листок. – И зарегистрировал как заявление.
Капитан вздохнул, взял листок. Перечитал дважды, наморщив лоб. «Сегодня, после полудня, на станцию Сумбэр придёт советский военнослужащий по имени Пётр с большой партией контрабандного китайского речного жемчуга. Товар будет в спортивной сумке серого цвета». Доржи скептически хмыкнул и спросил:
– Звонок пробили?
– Так точно, из телефона-автомата на вокзале. Там постоянно народ толпится, вряд ли удастся звонившего вычислить.
– Наряд послали?
– Не, вас ждали. Всё-таки странное что-то с этим заявлением. Кому передадут – сказали, а кто – неизвестно. – Дежурный пожал плечами: – Откуда у нас вдруг такие сознательные граждане появились?
– Если это не дурацкая шутка. Думаю, всё проще: местные спекулянты хотят нашими руками партнёра наказать. Например, он им денег должен. Ладно, я поехал на вокзал. Дай мне пару человек, задерживать будем этого советского.