Сундуков назвал ещё несколько фамилий, в том числе Тагирова, Воробья и Викулова. Под конец выступления хитро подмигнул и улыбнулся:
– И, наконец, сюрприз, товарищи офицеры! К нам едет… Кто там сказал – «ревизор»? Какой ревизор, откуда такая информация? Хватит веселиться. Едет самый славный сын славного монгольского народа, славный космонавт…
Дундук поднёс к глазам бумажку, прочёл, спотыкаясь:
– Жуг! Дэрдэ! Мидийн!! Ёшкин кот… Гуррагча. Монгольский первый космонавт, друг Гагарина.
Никто из ошарашенных офицеров не успел узнать новые подробности из истории мировой космонавтики – в зал ворвались два генерала, Полковников и его заместитель.
– Товарищи офицеры!!! Товарищ командующий армией, офицерский состав армейской ремонтно-восстановительной базы…
– Всё, всё, товарищи офицеры, садитесь. – Полковников пожал руку начальнику базы, занял место в президиуме. – Ваш непосредственный начальник, заместитель командующего армией по вооружению, кратко доложит итоги учений.
Полковникову с утра испортили настроение. Звонили из Москвы, отругали за «перегибы», потребовали вести себя осторожно и внимательно, чтобы не раздражать южного соседа. Намекнули, что указание – с самого верха. Эти же самые люди ещё вчера хвалили командарма за успешно проведённые учения и реальное укрепление боеготовности. Их не поймёшь, столичных, по семь пятниц на неделе.
Заместитель по вооружению действительно был краток – напомнил, как обстояли дела с подъемом по тревоге и выводом техники в запасной район, проанализировал работу сборного пункта повреждённых машин и вооружения. В заключение сказал:
– К сожалению, без чрезвычайных происшествий не обошлось. Потерпел аварию автомобиль ЗИЛ, требуется серьезный ремонт. Государству нанесен большой ущерб, товарищи. Как я понимаю, наказание за это должен нести секретарь комитета комсомола батальона РАВ лейтенант Тагиров. Он здесь?
Марат вскочил, растерянно теребя шапку. Думал, похвалят, а тут такое…
– Я изучил ваше личное дело, лейтенант. Очень всё плохо. Полгода офицерской службы – и уже столько взысканий, партийных и служебных. Пусть и снятых, это сути не меняет. Не понимаю, чего тут с вами возятся. Гнать вас надо из армии.
В зале повисла тишина. Димка Быкадоров растерянно протянул:
– Ну, дела-а…
Тагиров стоял, слушал. Слова генерала протыкали душу, как ржавые гвозди, раня и отравляя. Выползали из темноты, возвращались отчаяние и безнадёга. А Марат, казалось, уже и забыл, какие они.
Может, действительно, не мучиться? Ну не получается из него офицер. Какая-то ерунда всё время выходит. Пусть увольняют из армии к чёртовой матери, и гори оно всё синим пламенем.
– Такие мои предложения, товарищ командующий, – закончил заместитель по вооружению.
– Ну что же, – пожал плечами Полковников, – чрезвычайное происшествие без последствий оставаться не может. Если лейтенант действительно не соответствует требованиям службы, будем избавляться от него, как от балласта. Больше нет вопросов? Тогда, товарищи…
– Подождите! – внезапный крик заставил всех вздрогнуть. Сундуков вскочил, с трудом протиснулся между столами, пытаясь подобрать брюхо. – Подождите, товарищ командующий армией! Я имею сказать, от так от…
«Добивать будет, – понял Марат, – из партии предложит исключить».
Дундук повернулся к залу, развел руками:
– Чего мы молчим, товарищи офицеры? Нельзя же так, равнодушно! Надо говорить, как есть.
– Короче и конкретнее, полковник – раздражённо потребовал командарм.
– Я, да. Сейчас. Конкретно, от так от, – заторопился Сундуков, – я о чём хочу сказать? Восемь разведывательно-диверсионных групп «южных» неделю по тылам «северных» шлындали. Творили, что хотели. Начальника штаба полка у пехотинцев украли, сколько техники поугоняли. Да. Все и так ведь знают, правда, товарищи? А Тагиров что? А он оборону пункта организовал, да! Охрану и наблюдение, как положено. Потому и обнаружили, от так от. И все меры, какие имел, принял. Значит, для задержания диверсантов условного противника. И задержал! Любой ценой, от так от. Ну, разбил машину. Так ведь действовал, как на войне. Кто-то ещё разведчиков смог нейтрализовать, а? Хрен там… то есть, извиняюсь, никак нет. Поэтому, товарищ командующий, я вас прошу. И даже настаиваю, как коммунист коммунисту. Разобраться! От так от.
Сундуков закончил. Тагиров видел, как у полковника дрожит рука, вытирающая вспотевший лоб.
Командарм с интересом смотрел на Дундука. Тихо сказал:
– Вы не представились. Полковник?…
– Полковник Сундуков, заместитель начальника базы по политической части.
– Сундуков, значит. Мы с вами раньше встречались? Служили вместе?
– Так точно, товарищ командующий. Вы командовали мостострелковой ротой в 199-м полку, а я лейтенантом служил в ремонтной роте. Познакомились во время боёв с китайцами, на острове Даманский, в шестьдесят девятом. Вы на бронетранспортёре кувыркнулись в кювет, я вас вытаскивал. Ещё морду мне набить хотели, что медленно работаем.
– Точно! – Полковников заулыбался. – Вспомнил. «Сейчас тросиком подтянем, товарищ капитан, от так от».
Командующий так похоже передразнил Дундука, что народ начал хихикать. Николай Александрович тоже улыбался, счастливый.
– Значит, так. – Командарм посерьёзнел, остальные сразу подтянулись вслед за ним. – Первое. Я, естественно, знал о нейтрализации группы спецназа ремонтниками, но чья именно это заслуга, мне до сих пор не доложили. Это вам упрёк, товарищ генерал.
Полковников строго посмотрел на заместителя по вооружению.
– Второе. Повреждения машины ЗИЛ будем считать естественными издержками. Учения проводились в максимально приближенных к боевым условиям, так что ничего страшного не случилось. И третье. – Командарм выдержал паузу. – За высокую боевую выучку, решительность и находчивость объявляю лейтенанту Тагирову благодарность.
Замолчал, ожидая. Марат растерянно хлопал глазами. Быкадоров ткнул его в бок, прошипел: «Ну ты чё, тормоз?!»
Тагиров проглотил комок, просипел:
– Служу Советскому Союзу!
– Спасибо, Николай Александрович! Вы меня спасли. В самом буквальном смысле.
Тагиров дождался, когда отцы-командиры проводят генералов до чёрной «Волги», и перехватил Сундукова у штабного крыльца.
Полковник похлопал Марата по погону:
– Не журысь, так сказать, своих не бросаем.
– И это, хотел попросить извинения, – Тагиров замялся на миг, – простите меня. За то, что обижался на вас. Ну, в начале службы.
– Это нормально, – спокойно сказал Сундуков. – Я знаешь, как на своего первого мастера на заводе злился? Всё ему, зануде, не нравилось. То стружки много, то масла мало. То рабочее место в грязи. Даже, так сказать, бомбочку сделал сам, из охотничьего пороха, патроны у родного дядьки стибрил. Хотел мастеру в окно подкинуть. Пацаны из заводской общаги отговорили. Сядешь, мол.
Марат с удивлением наблюдал, как воспоминания изменили Дундука. Он будто вдохновился. Глядел куда-то вдаль, улыбался.
– Я сам из Читинской области. У нас там каждый или сидел, или сидит, или будет сидеть, хы-хы. Батька мой того. На зоне сгинул. Ну, я стерпелся как-то с мастером. Через год уже был токарем четвёртого разряда. А когда в армию призывали, мастер на проводы пришёл, коньяк принёс. Потом выпил, всплакнул даже. Хороший ты, грит, парень, Колян. Упрямый. Возвращайся, грит, на завод после срочной. А я не вернулся, в военное училище поступил. Там тяжело было, конечно. Не, уставы, тактика, стрельба – с этим-то тип-топ. А как литература или марксистско-ленинская философия – так хоть вешайся, хы-хы.
Поражённый Тагиров слушал, не дыша, эти несложные откровения. Дундук на глазах превращался из деревянного робота в человека – пусть грубого и несуразного, но живого.
– Я ж понимаю, что говорю не всегда грамотно. Так откудова взяться той грамоте? Восемь классов еле-еле, да «путяга». И жена на меня, Ольга Андреевна, всё ругается. Книжки разные подсовывает, чтобы, мол, развивался. Разные мы с ней очень, конечно, – Сундуков вздохнул. – Она замужем была за Игорьком, лейтенантом из нашего батальона. На тебя похож – чернявый, худой. Стишки писал. Я в этой вашей поезии (Дундук так и сказал – через букву «е») ни хрена не понимаю, но Игорь в окружной газете печатался, хвалили его. Только недолго у них нормально было. Эх!
Полковник махнул рукой, помрачнел.
– Наш полк в Туркмении стоял. Ольга пацана родила, да там какая-то инфекция была, что ли, в роддоме. Средняя Азия же, заразы полно. Словом, мальчонка и трёх дней не прожил, помер. А Игорёха погоревал, да на полигон уехал – службу никто же не отменит. И там уже, при взрыве боеприпасов… Он и ещё двое бойцов. Погибли.
Тагиров молчал. Его начала бить крупная, до стука зубов, дрожь.
– Ну, Ольга Андреевна, натурально, тронулась умом. Даже не плакала. Просто никого не узнавала, не разговаривала ни с кем. Молчала. Хотели её в психушку, того… Я не дал. К себе забрал. Ты не подумай, Тагиров, я ни-ни! И пальцем её не трогал. Отвёз к мамане моей, в Петровск-Забайкальский. Через полгода в отпуск приехал – уже ничего, улыбается даже. Расписались через год. Хорошо живём.
Николай Александрович помолчал, упрямо повторил:
– Хорошо! Детей вот только… Она в первое время и слушать не хотела, а теперь уж поздно.
Сундуков провёл ладонью по лицу – будто очнулся. Хмыкнул:
– Что-то я разоткровенничался с тобой, лейтенант. Не к добру, ха-ха. Давай, иди, у меня ещё дел куча.
Сундуков кивнул, отправился в штаб. Заскрипела пружина, хлопнула дверь. Почти сразу послышался приглушенный крик:
– Ты чё, солдат?! Почему ремень висит, а? Отобьёшь всё хозяйство, чего потом скажешь невесте, а? И воротничок застебни, от так от.
Тагиров снял шапку, пригладил волосы. Мороз покусывал горящие уши.
Прошептал: «Крыса. Я – крыса».
Глава девятая. Жертва
Товарищ Ши Пин, начальник отделения Второго управления Генерального штаба, возвращался из инспекционной поездки в учебный лагерь полка специального наз