– Чудны дела твои, господи, – Роман Сергеевич вновь яростно почесал подбородок. – И что они в нашей глухомани делают? Какая тут, на фиг, геополитика?
Начбазы задумчиво сказал:
– Им виднее. Я примерно такой же вопрос задавал. Ну, не прямо в лоб, намёком. Типа, как же такого высокого полёта людей к нам занесло?
– А они что?
– Да ничего. Хохочут. Якобы места тут особенные. Влияние имеют на климат. И здесь, мол, сейчас решается, каким этот климат будет. В отношениях между СССР и Китаем. Темнят, короче.
– Да уж, – вздохнул Морозов, – от нашего начальства ни света с теплом не дождёшься, ни доброго слова, ни умного дела. Страну профукают и глазом не моргнут.
– Ты это, язык придержи, – строго заметил полковник, – а то дотрындишься. Давай по конкретике.
– А давайте. Для разнообразия, – согласился Морозов.
– Когда они про отдых заговорили, я вспомнил, как вы удачно год назад комиссию из ставки принимали, из Улан-Удэ. Ну, на охоту их возили. Воробей твой организовал, помнишь?
– Ага, помню, – кивнул Морозов. – Такое не забывается. Нажрались всей комиссией как свиньи и заблевали мне бронетранспортёр.
– Это не важно, – махнул рукой начальник базы, – главное – хорошую оценку поставили по результатам проверки. Вот, я москвичам предложил, они загорелись. Ясен пень, им такого видеть не приводилось – стрельба с бронетранспортёра по убегающим джейранам.
– Сейчас на них охотиться нельзя, – мрачно сказал Морозов, – у них как раз самки беременные.
– Слушай, ты не выпендривайся, ладно? Тоже мне, защитник природы. Как его… Гринхрен!
– Гринпис, – поправил Морозов, – только они больше по китам.
– Да хоть по котам! Кто тут нам стрелять запретит? Можно подумать, монгольские охотинспекторы в пустыне сидят, только нас и ждут.
– Да не в этом дело. Неспортивно получается.
– Прекращай, а? – рассердился начальник базы. – Спортивно, неспортивно – какая разница? Этих полковников даже генералы из Генштаба боятся. Так что кончай трепаться и готовь выезд на охоту. Офицеров подбери для компании. Солдат не стоит, чтобы огласки не было. Если только водителей. Ну, сам сообрази. Это на юг вам надо?
– Да, ближе к китайской границе, – подтвердил Морозов. – Самые охотничьи места, и лишних свидетелей не будет. Кроме Воробья, возьму Викулова, Быкадорова из танкистов. Тагирова ещё.
– Может, не надо Тагирова? – осторожно поинтересовался начальник базы. – Он сейчас на нервах, не напорет чего-нибудь?
– Наоборот, хорошо. Развеется, отвлечётся.
– Ну, сам решай. Тебе виднее. Ты же у нас педагог, ёкарный бабай, – согласился полковник.
Русский в военной форме торопливо шёл по пустынной улице монгольского Сумбэра. Подошёл к двухэтажному дому номер «три», остановился. Опасливо огляделся по сторонам. Никого, только скрюченный монгол в драном халате копался в груде мусора у стены напротив, ковыряя хлам самодельным костылём.
Оборванец явно не заслуживал внимания. Русский юркнул в подъезд. Абориген, видимо, не обнаружил в грязной куче ничего ценного. Вздохнул. Жмурясь слезящимися глазами на яркое солнце, поковылял к следующему дому. Постучал в окно на первом этаже. Дождался, когда за пыльным стеклом появится размытый силуэт, заныл противным голосом:
– Добрый хозяин, славный багатур, не найдется ли ненужной тряпицы или куска хлеба для нищего калеки?
Возмущенный хозяин ответил в том духе, что попрошайке место в брюхе у степного шакала, причём не целиком, а по кускам. И если он немедленно не прекратит мешать добрым людям спать после обеда, то придётся вызвать родную милицию. Или нет, зачем отвлекать доблестных защитников правопорядка от важных дел? Сейчас славный багатур сам выйдет на улицу и отломает нищему калеке последнюю здоровую ногу.
Хамба-хромой, испуганно кланяясь, отошёл от окна за угол. Прислонился к стене в бурых потёках грязи, отдыхая.
Прошло немного времени, когда из подъезда третьего дома вышел русский военный и поспешил в сторону железнодорожной станции. Хамба проводил его взглядом и побрёл к отделению милиции, словно решил сдаться властям самостоятельно.
Вскоре он уже сидел в кабинете капитана Доржи, отхлёбывал из пиалы и нахваливал:
– Ай, спасибо, дорогой товарищ начальник! Какой вкусный чай! Горячий, жирный!
– Ну, рассказывай, – сказал Доржи, когда пиала опустела. Выслушал калеку. Достал пачку фотографий, положил на стол:
– Посмотри, тут нет того русского, который заходил в третий дом?
Хамба, щурясь, глядел на чёрно-белые карточки, то отодвигаясь, то чуть ли не прижимаясь носом к столу.
– Что, Хамба, совсем слепой стал, не видишь ничего? – раздражённо спросил Доржи.
– Плохо вижу, слезятся глаза, – пожаловался калека. – Надо глазные капли покупать, а где же взять денег?
– Будут тебе деньги, – нетерпеливо пообещал милиционер, – гляди внимательнее.
– Хорошие слова говоришь, начальник, – обрадовался Хамба, – от твоих слов и видеть я стал, как орёл. Вот, узнаю, – монгол ткнул кривым грязным пальцем в фотографию. – Это товарищ начальник станции Батмунх, это товарищ Басан, это товарищ директор из строительного управления. А это вы, многоуважаемый товарищ Доржи, чтобы вы были здоровы. Где это вы все?
– Да разорвись твоя селезёнка, – разозлился капитан, – я же тебе сказал: смотри русских офицеров, а не наших начальников. Снимки сделаны, когда мы были в гостях в советском гарнизоне.
Хамба важно кивнул и снова начал рассматривать карточки, водя по ним пальцем. Радостно воскликнул:
– Вот он! И здесь ещё. Этот уважаемый товарищ неизвестный мне русский офицер заходил в подъезд третьего дома и пробыл там сорок минут. Я по солнцу засекал.
Доржи быстро схватил два снимка, впился глазами. Присвистнул:
– Вот это да! Это точно?
– Так же точно, как и то, что мою дочь зовут Гоёцэцэг, потому что я сам так её назвал, – заверил Хамба, – и хотя все европейцы на одно лицо, причём очень некрасивое лицо по сравнению с нашими, этого русского я отличил.
– Молодец, – похвалил Доржи, – сейчас получишь свои деньги. Завтра с утра займешься тем же самым – будешь следить за домом номер три. Только осторожно, не мозоль глаза.
Довольный калека радостно кивал. Такая работа была ему гораздо больше по душе, чем изучение содержимого мусорных баков в советском гарнизоне. Где – о, ужас! – можно внезапно обнаружить мёртвого младенца.
Бледные звёзды слепо помаргивали в ночном небе над Пекином, еле видимые в зареве огней китайской столицы. Прижатое к земле мрачное серое здание без вывески не спало, несмотря на поздний час. Горели за плотными шторами настольные лампы в кабинетах, спешили по бесконечным коридорам курьеры с ворохами картонных папок и пакетов из плотной жёлтой бумаги. В вестибюле замерли, как глиняные статуи воинов терракотовой армии императора Цинь Шихуанди, рослые охранники в белых перчатках.
Военная разведка не спит никогда. Начальник отделения товарищ Ши Пин вернулся с закрытого совещания в Центральном Комитете компартии Китая под утро. Сегодня обсуждали необычный вопрос. С сообщением особой важности выступал секретарь Пекинского Братства Наследников Чингисхана. Никогда оно не упоминалось в газете «Женьминь Жибао», и в справочниках для иностранных послов такой организации не числилось, хотя её история насчитывала уже не одну сотню лет, и всё это время представители древнего Братства тайно входили в состав китайского правительства.
Секретарь напомнил собравшимся о том, что Чингисхан был, несомненно, никаким не монголом, а попавшим в императорскую опалу китайским военачальником. Спасаясь от наказания, он бежал к степнякам. Ведь только уроженец Поднебесной мог сотворить такое – сплотить диких кочевников, вдохновить их на воинские подвиги, захватить половину известной тогда Ойкумены…
Ши Пин только усмехнулся про себя: на роль родины Великого Хана претендентов было не меньше, чем у древнегреческого Гомера. Японцы, например, считали Темучина беглым самураем, русские скромно напоминали, что место его рождения – на территории Бурятской АССР, а среди корейцев и вьетнамцев также находились историки, старательно выводившие генеалогическое древо основателя полудюжины империй из родной им почвы.
Неожиданно секретарь завёл разговор о богатствах, хранящихся в могиле Чингисхана. Наспех напомнив о всем известных неисчислимых количествах золота и драгоценностей, он остановился на легенде об Орхонском Мече. Прикрыв глаза, по памяти процитировал откровение Бхогта-ламы:
– Там, где юный Орхон пробивается сквозь узкое горное ущелье, неся свои прозрачные воды в дар матери – Селенге, молодой охотник Темучин из рода Борджигин нашёл великий дар богов – Орхонский Меч. Лезвие его было белым, как лунный свет, и узким, как крыло ласточки. Ни кровь, ни вода не оставляли на нём следов и не могли унизить ржавчиной благородный металл…
Секретарь перевёл дух и продолжил:
– Наши учёные предполагают, что меч был изготовлен из метеоритного железа необычайной чистоты, недоступного коррозии, а первое упоминание о нём находят в хрониках эпохи династии Яо, то есть четыре тысячи лет назад. Свойства этого артефакта вам, товарищи, известны: обладающий Орхонским Мечом военачальник непобедим. Для нашей страны наступает новая, великая эпоха. Пройдет двадцать или тридцать лет, и Китай станет ведущей мировой державой. Неизбежной станет схватка за господство над планетой, и тут нам понадобятся все ресурсы – и ядерное оружие, и боевая космическая группировка, и современная армия. И – Орхонский Меч!
Кто-то из слушателей поинтересовался:
– А к чему этот разговор сейчас? Место могилы Чингисхана неизвестно. Если она вообще существовала.
Секретарь неодобрительно покачал головой:
– Разве у коммуниста могут быть сомнения в существовании могилы Чингисхана и Орхонского Меча? Время пришло, товарищи. Наш новый разведывательный спутник «Око Небес» засёк выброс астральной энергии особого спектра в Чойренском