– Я считаю, что потери личного состава противника не превышают пятидесяти процентов, – начал Морошкин медленно и негромко. – Может, и меньше. Если судить по обстрелу лагеря татар, тогда сначала тоже…
– Так может, и хрен с ними, с этими пятьюдесятью процентами? – довольно резко оборвал его Демин. – Пусть живут… Тем более что, – и на лице у него вдруг заиграла кривоватая улыбка, – каннибалы, например, по слухам, никогда не съедали всех своих бледнолицых гостей. Одному всегда дозволялось бежать. Чтоб вернулся домой и остальным дорогу заказал, мол, какие здесь обитают дикие и кровожадные люди…
– Нет, тут так не получится! – Морошкин вскинул на командира встревоженный взгляд, казалось, сам готов был вскочить с табуретки. – Пятьдесят процентов! Как пить дать оклемаются и снова попрут! А у нас только шесть «нурсов». Да и обычный боезапас пообсох…
– Так что мы тут сидим? – оборвал его Демин резко.
Жесткие складки неожиданно проступили на его лице. И этот человек только что улыбался!
– Надо действовать!
– Так мы не сидим! – возразил Морошкин, в голосе прозвучала обида. Тон тоже непривычный для капитана, которого обычно ничем было не прошибить. – Отряды Стыря и Ракши уже отправлены, чтобы добивать недобитков…
– Хорошо, – сказал Демин уже серьёзно.
Обратившись к Водневу, спросил:
– Горючка ещё есть? И для «кречета» и для «Урана»? – и в ответ на утвердительный кивок старлея повторил:
– Хорошо. Очень хорошо. Дело обстоит так, что ни полтумена, ни треть тумена, ни даже четверть мы тут оставить не можем. Расценивается как невыполнение боевой задачи. Ну, разве что и впрямь отпустить одного-двух монголов: пусть расскажут своим там, в Орде. А пока их четверть тумена, группа, слушай приказ. Выступаем сейчас в конном строю, в полном составе. Без нас Ракше со Стырём не справиться.
Все дружно, как один, поднялись. В общем молчании читалась такая же общая тяжкая мысль: в конном строю до монголов часа два ходу…
– В конном строю только малая дружина Егория, – сказал, как рубанул, майор, с усмешкою глядя на понурые фигуры подчинённых.
– Типа, лейб-гвардия княгини? – мгновенно задумался Свешников.
– Типа! – отвечал Демин.
– Этого… этого гуманиста с мечом?! – изумился Морошкин. – И после всего, что о нём узнал, не боишься иметь этого хмыря под боком?!
– Я его в городе оставлять боюсь! – отрезал майор. – За ним нужен глаз да глаз в самом прямом смысле… Под присмотром, думаю, особо не дёрнется…
– Ну, коль так… – пожал плечами Морошкин.
– А я не понял, – подал голос Павленко. – Он – в конном строю, а мы – в пешем, что ли?!
– Мы – на санях за «Ураном». Оттуда будем… капитан Морошкин будет управлять «кречетом». Так что беспилотник срочно вернуть сюда и дозаправить.
Глава 22
И всё равно на переход два часа и ушло. Равняться, как всегда, пришлось на самых медлительных. Лошадей старались особо не гнать – в бою запалённые кони ни к чему. Сечу в подробностях сначала увидели на экране монитора, шагов с полутысячи уже собственными глазами. Однако даже в бинокль было не понять, на чьей стороне перевес. Впрочем, благодаря камере «кречета» стало ясно, что бой распался на отдельные стычки: русские и монгольские всадники бились один на один.
Схватка была горячей. Знатных рубак хватало и среди монголов (впрочем, некоторые из степняков имели вполне европеоидные черты лица, что наводило на определённые мысли: то ли импортные наёмники, то ли свои же отечественные предатели-перебежчики), так что русичам приходилось нелегко. Исход не редко заканчивался не в пользу дружинников.
– Как бы не покрошили наших! – не выдержав, прокричал Воднев. – Не ожидал я от монголов такой стойкости.
Демин велел прибавить ходу. Прежде мягко урчавший мотор «Урана» затарахтел непривычно громко, сани на шишковатом насте ощутимо затрясло. Конники по правую и левую руку, только что скакавшие вровень со снегоходом, сразу оказались позади, отставая всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Напротив, малюсенькие всадники на таких же малюсеньких коняшках, что смешно метались впереди, стали расти на глазах. И пробиваясь сквозь тарахтенье мотора, начали доноситься звуки боя: крики людей и животных, лязг железа по железу.
Да, камера «кречета» не обманула: вместо стройного и методичного уничтожения деморализованного ударом с воздуха противника на поле творилось не пойми что…
– Месиво… – буркнул себе под нос Морошкин, но услышали все.
Демин кивнул. Тяжестью вооружения русские витязи превосходили врага, но в единоборстве этот перевес мог и не играть столь уж важной роли. Не так надо было бить противника, не так. А как учил ещё Наполеон – общая слаженность подразделения в разы увеличивала ударную мощь перед столь же отважным, но разрозненным и недисциплинированным врагом. Это вопреки его пресловутой фразе про большие батальоны. А тут типа честный рыцарский поединок, прямо спорт какой-то…
– Машина, стой! – скомандовал Демин.
Воднев плавно остановил снегоход, не глуша мотор, который тут же перешёл на едва слышное урчание.
С «большой земли» в экспедицию взят был мощный мегафон, чтобы прямо голосом подавать команды на поле боя. И хотя сейчас аккуратно зачехлённый «матюгальник» лежал в бардачке саней среди прочего снаряжения, которое прихватили с собой на всякий случай, воспользоваться аппаратом «князь» опять не решился.
Когда ещё только готовили ополчение для обороны Козельска, всех бойцов, а особенно командиров, обучили различать команды, подаваемые обычным горном. «Меньше мистики будет», – резюмировал такой выбор Демин, и Морошкин с ним согласился.
– Труби «общий сбор», – приказал майор Павленко.
В свое время, когда обязанности горниста-сигнальщика оказались возложены на него, Варвар слегка закуксился, но поскольку не умел унывать подолгу, то скоро переменил отношение на диаметрально противоположное; дул в горн не только охотно и самозабвенно, но и с разной неуставной придурью, приводя русичей в полный восторг.
Демин такую самодеятельность поначалу хотел пресечь на корню (это тебе, мол, не джаз!), но после непродолжительного раздумья махнул рукой: да пусть дурачится! А то ведь и впрямь башню может снести: дела-то ведь вершим и так серьёзнее некуда.
Вот и сейчас Павленко проиграл вроде бы и заданную последовательность звуков, но в каком-то сиплом регистре. И сразу же получил от командира основательную затрещину, однако не обиделся, а только с усмешкой оторвал мундштук (или как там называется эта фитюлька на конце горна?) от раскрасневшихся губ.
На поле боя после сигнала ровным счётом ничего не изменилось. Бойцы продолжали остервенело биться с монголами. Более того – на глазах пятёрки на землю с коней грянулось двое-трое не то раненых наших, не то вообще убитых.
– Играй ещё!.. – прикрикнул Демин сердито. – И без этих твоих… вывертов!
То ли от испуга, а скорее, продолжая куражиться, Павленко затрубил сигнал в новой, но уже истошной тональности. Картина боя после этого дрогнула.
– Вот она… волшебная сила искусства, – довольно изрёк Варвар. – А вы, товарищ князь, дерётесь! Обидно, честное слово!
– Живыми вернёмся, я тебе три наряда вне очереди выпишу, – буркнул майор.
– За что?
– Четыре! За пререкания и неуставной внешний вид!
Павленко умолк, но улыбка ещё некоторое время держалась у него на губах.
Демин окинул профессиональным взглядом поле боя и вынес неутешительное:
– Что-то мне это не нравится.
– Да просто хреново всё… – себе под нос пробурчал Морошкин.
Он понимал, что общее перестроение прямо по ходу боя может стоить жизни ещё нескольким бойцам как минимум. Потому как удобно бить в спину повернувшему назад противнику. И даже наседать на того, кто пятится, тоже весьма сподручно. У коней ведь задней передачи нет. Во всяком случае, даже самый быстрый скакун становится неповоротливым, когда его начинают осаживать назад.
– Товарищ князь, дозвольте инструмент поменять! – с надеждой в голосе попросил Павленко, косясь на родной «калаш».
– Дозволяю, – кивнул Демин, который и сам уже прикладывался к автомату.
Денис с довольным урчанием спрятал горн в футляр и погладил цевье «калашникова».
– Ну… ща дела на лад пойдут, товарищ майор. Гарантирую!
Оно, конечно, стрелять в такой куче-мале непросто, но своих от чужих отличить получится, да и дистанция что надо – не промахнёшься.
Били одиночными, ссаживая всадников в малахаях с коней, облегчая своим бойцам перестроение. Пули легко находили жертвы, однако монгол это не останавливало. Хуже – они совсем остервенели и пёрли на рожон, совершенно не боясь смерти.
– Берсерки какие-то, блин! – сплюнул Варвар, меняя очередной рожок. – Патронов на них не напасёшься. Накурились, что ли?
– Может, и накурились, – согласился майор. – Америку раньше времени открыли и того… накурились.
За спиной послышался конский топот, железный лязг и шум.
– Ого, да это Егорий подоспел! – присвистнул капитан, оглянувшись. – Э… Да что он делает! Игорь, полный газ, вперёд, зигзагами, уходи, твою мать!!!
Последние слова он выкрикнул голосом чуть ли не более истошным, чем музыкальный вопль, который сумел извлечь из своего горна Павленко.
Молчун Воднев тормозом не оказался. Он с места бросил снегоход в такой карьер, что сидевших в санях швырнуло в обратную сторону, аж до пола. По счастью, за борт никто не вылетел, все удержались, уцепившись кто за что пришлось. И, быть может, не вполне понимая смысла зигзагов, о которых проорал капитан, тем не менее Игорь погнал машину именно таким, рваным курсом. Просто чудеса на виражах, как вспоминал потом Павленко.
Воднев вынуждено смотрел только вперёд; его товарищи имели возможность вслед за Морошкиным оглянуться. И понять, что их всех спас только случай.
Настоящая туча стрел накрыла то место, где буквально мгновение назад стоял снегоход с санями. Стрел, выпущенных малой дружиной Егория…