что я его держу, пять часов и двадцать две минуты на данный момент, но я продолжаю каждый день развивать, тренировки веду. Вот три уже держу. Думаю, к Новому Году четырёх смогу вызвать, натренирую умение. Так что голем двигался впереди, он кстати заслон уничтожил, ещё не оставлял я его за спиной, также сканером, что встроен в голема, я проверял дорогу, поэтому мы никуда не свалились, хотя местность не самая лучшая для быстрой езды, но обойдя попавшиеся нам немецкие боевые подразделения, мы вышли на другое поле, где стояли гаубицы. Не ошибся, слух не подвёл, ровно двадцать пушек, так что мы стали гонять, и расстреливать артиллеристов. Бойцы мои орали от возбуждения, но всё делали толково. Я ещё не забывал бронебойные снаряды в казённик посылать, да взорвать, ударив осколочным снарядом, небольшой склад снарядов. Немцы носились в панике толпой от нас, что позволяло их расстреливать из пулемётов, те оставляли на снегу тёмные точки множества тел. Тех не спасали укрытия, или попытки убежать, доставал всех, наводясь через голема. Те взяли и сдались. Пришлось принимать капитуляцию. Отправил Белова и Мищенко, с карабинами. Те обыскивали, документы собирали, потом мне передали, а я прикрывал их. Раненых своих немцы сами перевязали и несли на шинелях. Почти две сотни солдат, пять офицеров, и вот их колонной, впереди Белов и Мищенко шли, возглавили колонну, танк замыкал, и мы по своим следам, к наступлению ночи дошли до деревни, где и сейчас штаб Катукова был, там и приняли у нас пленных и мой рапорт. Мы ещё за танком противотанковую пушку с заслона буксировали, на корме ящики со снарядами к ней.
Знаете, я, наверное, пророк, в бригаде прослужил всего один день. Был арестован как вернулся в часть, приведя пленных, и срочно отправлен с конвоем в тыл. Так и закончилась моя служба танкистом. Что, чайник закипел? Это я про голову. Да, там ситуация так сложилась. Дело в том, что пока мы добирались до артиллеристов, я через голема засёк выгрузку с трёх немецких грузовиков, советских бойцов и командиров. Все армейцы. Диверсанты, к гадалке не ходи. Те попрощались с немцами, что их привезли, выстроились в колонну, и двинули в сторону наших. Ну дальше мне не до них было, даже голема не пошлёшь, я там как раз вскоре к артиллеристам вышел, все силы нужны были. А вот когда вернулся к штабу бригады, вдруг обнаружил тех самых диверсантов, и старший их, в звании полковника, общался на крыльце с Катуковым. Я рапорт передал, экипажу своему приказал занять свои места в танке и прикрыть меня, и подойдя, достав пистолет, дважды выстрелил в грудь тому полковнику, и стал держать на прицеле двух командиров, что с ним были, оба майоры, крича что это диверсанты. Но скрутили не их, а меня. До стрельбы не дошло. А всё просто, полковник этот настоящий, командир одной из стрелковых дивизий, вышел с разбитым штабом дивизии, и даже вынес знамя. Катуков его хорошо знал, старые знакомые, а я у него в бригаде первый день. Так что выбор был не в мою пользу.
Медики занялись полковником, тот был даже в сознании, зло на меня поглядывая, позволил отнести себя в избу, остальные диверсанты не дёргались, что видимо сказалось в их пользу. Полковника на перевязку, к врачам, а меня в машину и вскоре отправили в тыл, с тремя бойцами конвоя. На «полуторке», в сильную метель. Дело-то серьёзное, тут решать не Катукову, а чинам куда выше. Об этом вопиющем случае уже сообщили в тыл, вот и приказали меня доставить, причём немедленно. А не расстреляли меня на месте, и такое могло быть, из-за удачного рейда в тыл к противнику, уничтожения гаубиц и захват пленных. Если бы не этот случай, вторую Звезду Героя без сомнений бы получил. Причём отправили, из Мценска поездом, прямо в Москву, следствие шло, дело завели. И всё равно я считаю себя правым. Об одном жалел, что не положил эту группу ещё там, у грузовиков. Однако посчитал, что пушки важнее. Ошибся, признаю это.
– Никитин! – окрикнул меня от двери барака опер нашего ИТЛ. – К начальнику лагеря.
Отложив заготовку, я работал в мебельной мастерской, небольшое производство было на территории зоны, и довольно неплохо наловчился за те полные полгода, что тут нахожусь. Подмазал кого нужно и вот получил это неплохое место. Раньше я плотником, да ещё мебельщиком, не был, а тут набил руку. Сейчас шла весна сорок второго года, середина апреля. Со мной вообще быстро всё решили, на третий день после допросов, довольно жёстких, был осуждён, всего лишён, получив десять лет трудовых лагерей и отбыл проходить срок заключения. А находился в Перми, у нас тут лесоповал, и фабрика, снарядные и патронные ящики делали, но мне вот повезло на козырное место попасть. И питался частично своими запасами. Вон даже немного ряху наел. Да я всем доволен был. А сейчас шёл к начальнику лагеря и сердце сжималось в недобрых предчувствиях. С чего это вызвали? С момента прибытия не вызывали, а тут вызвали. Точно неприятности.
Накинув телогрейку, тут пока прохладно, хотя снег активно сходил, но ещё ноздреватый лежал. На ходу достав из кармана брюк наручные часы, это тут ценность, демонстрировать нельзя, отберут. Да и носить запрещено и иметь тоже. Время два часа дня. Чего это меня сейчас дёрнули? У меня срочный заказ на комплект мебели. Неделя до конца срока осталась. Вообще я действительно считал, что отлично устроился и собирался тут до конца войны задержаться, если повезёт, то там по амнистии выйду. Всё же до конца срока сидеть я не хотел. Хранилище накачалось на три тонны и двести сорок два килограмма на данный момент. К концу мая, будет три с половиной. А занято едва полтонны, тем более запасы съестного я подъедал. За это время на сорок кило подъел, так что общий объём хранимого четыреста семьдесят два килограмма, и не пополнял, скорее опустошал, пусть и медленно. Так что для «мессера», и топлива для него, место есть. Может ещё что добуду, теперь есть куда убирать. Как видите я всем доволен, но вот чуял неприятности. Боец пропустил в здание управления лагерем, там дежурный сопроводил в кабинет начальника лагеря, майора Козлова.
– Пляши Никитин, у меня для теперь две новости, хорошая и плохая.
– Слушаю, – с насторожённостью, буркнул я.
– Тебя выпускают, решение трибуна изменили, всё возвращают что забрали, ты оказался прав, тот генерал предатель. Теперь это точно известно.
– А хорошая какая новость?
Майор поперхнулся, несколько секунд недоумённо смотрел на меня, и уточнил:
– То, что тебя из лагеря выпускают, для тебя плохая новость?
– Хорошей её точно не назову. Меня всё устраивает.
– Даже так? Вторая новость, не самая лучшая, как я думал, теперь сомневаюсь. Из-за плохой погоды и оформления всех документов вынужден задержать на трое суток. Из Перми через три дня вылетает самолёт, с ним полетишь в Москву, я договорился. Да, генерал Катуков, все силы бросил чтобы тебя оправдали, когда тот генерал-предатель ушёл к немцам. Да ещё весь корпус сдал, коим командовал. Из-за этого немцы серьёзно продвинулись, откинув наших. Это месяц назад было, даже я слышал.
– Молодцы, предателя на груди пригрели, а меня, кто его выявил, в лагеря, – с усмешкой сказал я.
Тот только вздохнул, но велел мне продолжать работу, тот комплект мебели какому-то чиновнику шёл, новенький, недавно сюда прибыл, это бизнес начальника лагеря, хотя деньги честно в кассу идут. Так что, матерясь про себя, я вернулся в рабочий барак и приступил к работе, она меня успокаивала. Нет, меня не порадовало то что услышал, я зол был, так отлично всё шло, и раз, всё изменили. Да я в бешенстве. Я даже мстить не собирался тем, кто избивал и допрашивал, судье, да я их водкой бы залил за такой подгон, спокойную жизнь в тылу. А тут раз, действительность со всего размаха в лицо кинуло, показало жизнь как она есть. Не бывает всё хорошо. К концу смены, а у меня сверхурочные, я за них доппаёк получаю, даже решил пристрелить майора, оружие есть. Или ножом его, финкой. А это новый срок. Ведь я не только за свою жизнь борюсь, но на мне множество жизней. Райнова. Нет, я должен до конца войны дожить, и тут на зоне это проще. Останавливало одно. Хлебной должности и спокойно жизни уже не будет, охрана будет мстить за порезанного хозяина лагеря, устроят адскую жизнь, это точно, схожие случаи были, те зеки недолго прожили, некоторых даже опустили. Так что если выбирать, то всё же свобода тут лучше. Вот всё это и перемешивалось в моих мыслях, все три дня бурлили, пока не были готовы документы и меня не выпустили. Сглупили. Если бы на машине на аэродром увезли, я бы вынужден на нём улететь, а так он мне не нужен, лучше поездом доберусь. Самолётом несколько часов, на поезде несколько суток. А на войне это много значит, я лучше несколько суток подольше поживу.
Направился в город. Мне выдали какое-то тряпьё вроде гражданской одежды, только шаровары красноармейские, дали бумаги об освобождении и гуляй Илья. Самое главное, приказ прибыть в Москву, в кадровый отдел Главного Управления Красной армии, но срок прибытия не указан. Да эта бумага золотое дно. Как опытному военному бюрократу, я это отлично видел. А значит у меня есть время посетить немецкие тылы и наконец добыть то, что хотел. Так что к чёрту поезд на Москву. Нужно обдумать, как добраться до передовой, перейти, и уйти дальше. Пройти не проблема, големы поработают, я четверых два часа свободно уже держу. Пятого тоже вызываю, но общий срок управления всего сорок минут. Маловато. В общем, мне кровь из носу как можно быстрее нужно убраться к немцам в тыл и тут на ум приходит только одно средство, которого у меня нет, и собственно из-за него я к немцам и направляюсь. Да, мне нужно угнать самолёт. Правда какой-то внутренний запрет стоит, у своих угонять, даже сам удивился этому. Там же ответственных людей накажут за угон. Чёрт, да пусть наказывают, это не расстрел и не зона, переживут. Так что всё, я решил угоняю самолёт, надо найти где, лечу к немцам, делаю свои дела, и уже на «мессере», а уверен, что его добуду, лечу в Москву. Если так всё сделать, и мне повезёт, всё успею, и как раз пока поезд идёт до Москвы, и прибуду в столицу. Поэтому всё обдумав, я решил рискнуть.