— А-а-а… Право наций на самоопределение⁈ Ну-ну… А то, что вместе с нацианалистами придут нацисты, а потом туда придёт англо-саксонский фашизм? Со своими танками и ракетами? К нашим, млять, границам! Вы об этом думали⁈
— Прибалты никогда не уйдут от России.
— После того, как вы накачали их страшилкой про пакт Молотова-Риббентропа⁈ Ваш Рыжков на каждой трибуне и сейчас продолжает его мусолить. И ведь срывает овации. Чаще всего в международных институтах и МГИМО почему-то. Не знаешь почему? А мы из каждого репродуктора про их договоры. Каждый день.
Питовранов сидел весь тёмно-красный и сжав кулаки. Очки в тонкой металлической «золотой» оправе он снял и положил на стол.
— И ещё хотел у тебя спросить, — сказал Дроздов. — Ты в курсе, что к повстанцам и к твоим инструкторам во Львове и Литве приезжали эмиссары из Лондона?
— Этого не может быть, — прохрипел председатель палаты.
— Может, Евгений Петрович. Так и было. Мы не только в Вильнюсе комбинацию провели и вскрыли все ваши склады и штабы. Вы не были особо изобретательны.
— Мы не рассчитывали на вашу оперативность.
— А «Азот» кто взорвал?
Питовранов мрачно опустил голову.
— Там всё должно было пройти без жертв. Кто виноват, что эти пятеро не возьмут противогазы. Их же предупреждали!
Они помолчали. Дроздов прошёл к столу и налил себе в стакан воды из сифона.
— Хуже всего то, что вы не смогли бы воспользоваться перестройкой. Вас обыграл бы этот старый лис Яковлев со своей молодёжью. Мы вчера взяли его, и он нам много чего рассказал. Ты вот у кого поучись планы составлять и идиномышленников готовить. И ведь он на ваших дрожжах опару поднял. Они планировали на август девяносто первого переворот и заменили бы советы на парламент. И вы бы даже не крякнули. Помнишь, что говорил Ленин? Или Парламент, или Советы. Два в одном не бывает.
— Что мне делать, Юра? — Произнёс Питовранов. — Мы не хотели такого. Мы хотели сохранить СССР. Перестроить её экономику. Мы хотели убрать идеологические разногласия.
— Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи. Не мне тебе напоминать, но ты забыл эту поговорку. Собирайся, поехали, — неожиданно сказал Дроздов.
— Куда? — Сразу побелел Питовранов.
Председатель КГБ посмотрел с прищуром на собеседника.
— На Лубянку, Евгений Петрович. Будешь открывать свои секретные материалы и архивы. Неужели ты мог подумать, что я поверю, что ты что-то хранишь не в стенах комитета? Я уже вычислил где. Не охота стены ломать.
Питовранов сидел, словно проглотил кол или сел на ежа.
— Не понимаю, как ты мог догадаться. Или это твой «Ванга»?
Дроздов произнёс нашу с ним любимую фразу:
— Мамаша, пойдёмте в закрома.
Глава 14
Питовранов и Дроздов вышли из кабинета председателя палаты, потом из приёмной и пошли по длинному коридору мимо дверей, из которых, как из окошек часов «кукушки» начали выглядывать и прятаться сотрудники. Вероятно, весть об «аресте» руководителя разлетелась по зданию мгновенно.
Дроздов шёл впереди. За ним шел я, за мной Питовранов, за ним двое моих ЧОПовцев в гражданской одежде. В таком порядке проследовали к машинам и доехали до Лубянки.
Поднялись на этаж второго управления «секретно-политического» управления и Евгений Петрович, войдя в первый же кабинет двадцать первого управления, открыл дверь встроенного одёжного шкафа, вставил и провернул ключ, повернул по часовой стрелке на сорок пять градусов настенный бра.
— Здесь два отверстия для ключей. Один у меня. Подходит ко всем хранилищам. И у каждого начальника в отделах свои.
Открылась деревянная панель, которая оказалась обычной дверью.
— Так в каждом кабинете, полагаю? — Спросил Дроздов.
Питовранов кивнул.
— А радио? Шифровки?
— У начальника отдела узел связи и свой шифровальщик.
— Молодцы! Связь с Лэнгли прямо из здания! Молодцы! Миша, посмотри, что там? — Попросил Дроздов меня.
Я лёг на пол и посветил фонарём вдоль пола. Ничего. Осмотрел поверхность. Паркет плотно подогнан и стёрт. Нажимных устройств не наблюдалось. Хотя таковым мог быть весь пол.
— Нет там ничего. Могу сам войти. Свет включается… Вот!
Питовранов показал на выключатель, располагавшийся на стене слева от двери.
— Это точно просто выключатель?
— Точно.
— Миша, пусть твои техники посмотрят. Вскрывайте всё осторожно.
Как раз в кабинет зашёл начальник второго главка.
— Что у нас случилось, Юрий Иванович? — Спросил Грушко.
— Да уж случилось. Ты в курсе? — Дроздов ткнул пальцем в открытую дверь секретной комнаты.
— Ни куя себе! — Удивился тот. — Что за…
— Собери всех из двадцать первого и возьми рапорты по факту обнаружения. В каждом кабинете такая комната. А у начальника целый радиоцентр.
Грушко покачнулся, но придержался рукой за секретную дверь.
— Ты только не переживай, Виктор Фёдорович. На это чудо есть приказ Андропова. Всё в рамках… Однако…
Грушко взялся за «сердце» и с явным облегчением вздохнул.
— Ну, слава КПСС! — Произнёс он. — А я уж думал… Ваша кухня, Евгений Петрович? — Спросил он Питовранова.
Тот обречённо вздохнул.
— Да, Виктор Фёдорович, Евгений Петрович тоже хочет кое-что изложить на бумаге. Обеспечьте ему отдельный кабинет с охраной из этих ребят и необходимыми принадлежностями.
— Следователя?
— Ни в коем случае. Это только наш с тобой уровень тайны. И никого не допускай к Евгению Петровичу. Особенно из ЦэКа. И наших. Никого. Отвечаешь головой.
— Есть, Юрий Иванович.
— За сегодня успеете? — Спросил Дроздов Питовранова.
— С чего начинать?
— С конца. Кто, где, когда?
— Это успею. Остальное писать и писать.
— Ничего… Виктор Фёдорович вам кабинет с диванчиком предоставит. Да, Виктор Фёдорович?
— Я вам свой «отдельный» кабинет предоставлю. Там и холодильник с водкой есть, вы знаете.
— Вы разбирайтесь… И ещё… Тут поработают не наши техники, а мои. У них мной подписанные ксивы.
— Управление «ЧВК»? — Усмехнулся Грушко.
— Оно.
Мы вышли. Я, проходя мимо «ребят», шепнул им чтобы включили на рациях стримеры на режим тревожной кнопки.
Один остался охранять секретную комнату, другой ушёл вслед за Грушко и Питоврановым.
Не получая новых команд, я проследовал за Дроздовым по лестницам и переходам. У меня и своих дел было по гланды, но раз позвал, значит надо быть рядом. Твейдж зудел вибратором.
— Что там у тебя? — Наконец спросил командир.
— Покушение на Сильвестра. Утром взорвали его БМВ. Сам не пострадал.
— Возишься ты с ними. Лазанская группировка развалилась, окрепла Останкинская и захватила почти всю Москву. Ты думаешь мне не докладывают. Лечи Исоамов какой-то запугал всех коммерсантов. Сильвестр, Солнцевские, Люберецкие… Они сколько будут терпеть?
— Вот сегодня и решаем. Уже решают.
— Без тебя? Без ЧВК?
— Без. Мы мимо проходили.
— Не подставьтесь. Сейчас с Бобковым ещё поговорю и поедешь своего Сталоне спасать.
— Ничего? Наши ребята вам не мешают?
— Да я их даже не замечаю. Что вы ткань используете для камуфляжа? Сам всё экспериментируешь?
— Не-е-е… Уже есть кому. Целая дизайн студия. Костюмы охотничьи шьём. Большим спросом пользуются.
— Покажешь мне потом. Когда ты всё успеваешь?
— Это уже не я. Я план составил на тридцать лет вперёд. Ребята работают.
Дроздов остановился.
— На сколько лет?
— На тридцать.
— А дальше?
— А дальше что со мной будет я не знаю.
— Потом покажешь.
— Что показать?
— План.
Мой план умещался на стопке листов в сантиметр толщиной. Он так и назывался «План работы шелеста М. В. на 1985–2020 годы». Я его начал писать ещё в 1976 году вместе с планом работы на период с 1976-го по 1985 годы.
В начале плана имелась приписка: «План работы на период 1976−85 годы выполнен с дополнениями на девяносто шесть процентов».
— Что это за план 76–85? — Спросил Дроздов.
Мы сидели с ним в одной из наших секретных саун. С виду и не скажешь, что в этом здании может быть сауна, однако она была. В подвальном помещении правда, но с хорошей вентиляцией и кондиционированием.
Я аккуратно махал перед ним вениками, а Иваныч листал бумаги.
— Да положили бы вы их, Юрий Иванович. Лягте на шконочку.
Дроздов положил прозрачный файловый пакет на нижнюю ступеньку и аккуратно прилёг на горячую лежанку, застеленную белоснежной простынёй. Его любимой поговоркой была: «Чистота — залог здоровья». Он сам был очень аккуратен и чистоплотен, и требовал этого от своих подчинённых. Я не особо отличался этим качеством и Иваныч вечно меня за это шпынял.
Я легко погладил его спину и ноги обеими вениками и начал обмахивать его горячим воздухом, слегка касаясь кожи листьями.
— Как славяно-чеченская война, Миша?
— «Чехи» объединились с казанской группировкой.
— Чехи, это — нохчи?
— Да.
— Серьёзно! Чем-то закончилось? Я не читал местные сводки уже неделю. С нашими тамплиерами занимался. Масоны, мать их! Вот живучая гидра! Голову срубишь, а рядом заколосилось! Так и чем закончилось?
— Не закончилось. Внешне закончилось, но по факту, они снова успели спрятаться. Похоже у них в каждой группировке есть свой информатор.
— На «экс» они приглашают гастролёра из какого-то далёкого горного аула. Он даже по-русски может не разговаривать. Делает дело и уезжает в аул. А все «местные», как ты говоришь, «чехи», в это же время светятся на рынках, ведя задушевные беседы с коммерсантами.
— Это их война, — сказал я, активно охаживая спину командира вениками.
Я знал эту спину со всеми её шрамами от пуль и осколков очень хорошо и смотрел на неё, думая о том, что вот втянул его в эту круговерть, и как она отразится на продолжительности его жизни, ни я, ни, тем более, он не знали.