И вот я в одиночестве возвращался на край села, где в большом старом доме жили все прикомандированные. Молодежь, едва закончив школу, стремилась улизнуть в город, так что даже приударить за сельской красоткой не представлялось возможным. Я шел, посматривал на затянутое тучами небо, с которого сыпался мелкий занудливый дождик и думал о чем-то своем. Скорее всего, о возвышенном, у меня тогда наступил период философского отношения к жизни. Этакий романтический путник под звездами.
Вдруг из-за кустов навстречу романтику вылезли пять темных, угрожающе сопящих фигур с дрынами в руках. Риторических вопросов, типа «Мужик, у тебя закурить не найдется?» или «Ты чего по нашей улице шляешься?» они не задавали, а просто, размахивая своим оружием, кинулись на меня. Смешное получилось зрелище, жалко только, что было уже темно и зрителей поблизости не случилось. Гнал я этих налетчиков по всем трем длинным улицам, из которых и состояло, собственно, село. Один бухнулся в грязный утиный прудик, а остальные в конце концов попрятались по окрестным садам. Зашвырнув подальше трофейный кол, я с чистой совестью вернулся в дом прикомандированных.
Агрессоры появились только под утро. Долго совещались, а потом, поскольку и в этот день на поля выезжать было нельзя, отправили гонца в сельпо, и подсев ко мне поближе, предложили выпить мировую. Ну что же, я был не против. Они ведь, в сущности, были ребятами неплохими, только не любили, когда кто-то выпендривается. А мое постоянно ровное отношение ко всему происходящему и ежедневные занятия, да усиленное чтение не воспринимались окружающими иначе, чем выпендреж.
Наконец такая, достаточно беззаботная, жизнь мне надоела. И денег не хватало. Окольными путями я узнал, что, если постараться, то можно со знанием языка поехать подработать в какую-нибудь экзотическую страну. Требовалось, чтобы военкомат сначала послал представление на офицерское звание для меня, а потом организовал направление в соответствующие инстанции офицера-переводчика. С первым пунктом хлопот не было, существовал план по офицерам запаса, который военкомат обязан был выполнять. Я подходил по всем статьям: срочную отслужил, высшее образование имел, здоровьем бог не обидел. И достаточно быстро родился на свет новый лейтенант запаса.
Но вот дальше дело застопорилось. Не хотелось военкому никуда меня отправлять. Может, переводчики с испанского и здесь могли пригодиться. Только — кому? Памятуя о том, что кратчайший путь — прямой, я разыскал адрес приемной министра обороны и так ему и написал: «Дорогой товарищ маршал! Желаю принести пользу своей Родине там, где смогу применить знания иностранных языков». Ну, и тому подобный бред.
Потом мне никто не верил, что получилось настолько просто. Солидные офицеры годами бились, чтобы поехать советниками в какую-нибудь развивающуюся страну, давали взятки и использовали все возможные связи. А тут какой-то пацан раз — и маршалу написал! Но как бы там ни было, через месяц меня вызвали в военкомат и укоризненно спросили: «Что же это вы, дорогой товарищ, на нас жалуетесь?» «Да нет, — простодушно ответил я, — не жаловался, просто попросился». «Для нас это все равно жалоба, — сурово сказали мне. — Давайте оформляться».
Так в моей жизни замаячил коренной перелом и никогда уже больше я не был тем простодушным мечтателем, который бродил под дождливым сельским небом.
Можно было рассчитывать, что пошлют обычным военным переводчиком куда-нибудь на Кубу, тем более что опыт общения с кубинцами у меня имелся. Однако в десятом управлении Министерства Обороны думали по-другому. Мои занятия боевыми искусствами не прошли мимо внимания КГБ. Как уж они договорились с ГРУ — не ведаю, ведь эти организации всегда негласно враждовали и весьма ревниво относились к успехам друг друга. Но досье мое попало в военную разведку. А в Москве взялись за меня всерьез. Разумеется, на нелегальную работу никто меня засылать не собирался. Тут нужна была совсем другая подготовка, скрупулезная и длительная. Таких как я использовали на заданиях попроще, под своей фамилией, без всяких явок и легенд. Предстояло ехать в Анголу, работать там переводчиком и попутно заниматься кое-какими посторонними делами.
Иллюзий по поводу нашей великой державы я тогда еще не лишился. Мне предлагали интересную работу в интересном месте да еще с возможностью действительно приносить пользу не только своему кошельку, но и родной стране. Пепел Че постучал в мое сердце, и я легко согласился.
Родители очень переживали, но отец был отставным офицером, участвовал в Великой Отечественной и, гордясь тем, что его сын теперь тоже военный, как мог, успокоил мать. Тем более о беседах в ГРУ мне посоветовали не распространяться. Даже среди близких родственников.
Агентурной работе меня не обучали, но полугодичная подготовка была зверская. На базе под Ярославлем нашу группу натаскивали инструкторы, прошедшие не один вооруженный конфликт. Нас учили выживать и убивать самим. Для этих целей годились все средства и способы. Кроме, естественно, предательства. С предателями в ГРУ не церемонились.
Ориентирование на местности, незаметный подход к месту дислокации противника и такой же незаметный отход, захват пленных и методы их допроса, стрельба из всех видов ручного оружия, вождение любого транспортного средства, включая вертолет и легкий самолет, рукопашный бой с применением холодного оружия и без оного, языки. На португальский особенного упора не делалось. Мне объяснили, что на месте я быстро наберусь активной лексики. Сначала это показалось глупостью, но позже я убедился в правоте преподавателей. Многому учили. В результате из каждого члена группы должен был получиться этакий Джеймс Бонд, каким его изображают в кино, потому что в книгах Флеминга все гораздо прозаичнее и больнее.
В группе кроме меня было еще пять человек — чтобы удобнее тренироваться, разбившись на пары. Строго-настрого запретили интересоваться личностью других. Мы проходили под номерами, без дурацких кличек, как показывают в фильмах о разведшколах. Все ребята спокойные, в достаточной степени тренированные, молчаливые. Из опасения, что в комнатах, где мы жили и залах, где занимались, могут быть скрытые микрофоны и телекамеры, разговоров о личном действительно не велось. Только скупые фразы, необходимые в повседневном общении. Кстати, ни с кем из моей группы я потом ни встречался никогда. Знаю только, что в Анголе их не было.
Наконец тренировки закончились. Мы сдали теоретические и практические экзамены, досрочно получили очередное воинское звание и недельный отпуск. Домой я поехал старшим лейтенантом, но, разумеется, в штатской одежде. Недели было очень мало, мама даже не успела как следует откормить меня, похудевшего и подтянувшегося после безумных тренировок на базе. Отец, помня свою службу, посоветовал не выделяться и точно выполнять приказы — чтобы не могли придраться. То, что я еду в Анголу, секретом не являлось. Я лишь приврал, что буду в столице, в военной миссии, а это совершенно безопасно.
В Москве мне вкатили прививку от желтой лихорадки, по укоренившейся советской привычки переодели в казенный костюм и туфли, выдали толстую пачку подъемных (которую я тут же отправил домой) и посадили на самолет. В сумке лежали документы, пара рубашек, трусы, носки, две бутылки водки, буханка черного хлеба и большая банка селедки. Этими деликатесами сотрудники десятого управления посоветовали запастись обязательно, чтобы преподнести кому-нибудь в Луанде в подарок. Там это — страшный дефицит. А народ тоскует по родной горбушке с селедочным хвостом.
Через двенадцать часов полета с одной короткой посадкой в Будапеште мы заходили на посадку над красной ангольской землей. В миссии, которая уютно располагалась в бывшей сержантской школе португальской армии, не очень далеко от берега свинцового в это время года Атлантического океана, я пробыл всего три дня. А потом меня сослали. В буквальном смысле. Законопатили в самую дальнюю бригаду, на границу Анголы и территории «временно оккупированной ЮАР». Официально — за то, что пьяным шатался по территории миссии. И в действительности — потому что пришел приказ из Москвы. Мне пора было приниматься за работу. На складе выдали обмундирование: брюки и рубашки офицеров ФАПЛА — местной армии и камуфлу, которая в просторечии так и называлась «фаплой». Все без погон. Оружие не доверили, сказали, что получу на месте. Дороги в стране были неплохие, но в связи с войной многие из них минировали, поэтому приходилось летать самолетами. И я хватал ртом воздух в негерметизируемом брюхе военного Ан-12, расписанного под принадлежность «Аэрофлоту». Чтобы не достал какой-нибудь «Стингер» или «Стрела», самолеты поднимались почти на десятикилометровую высоту и резко снижались над самым аэродромом.
Главный город провинции Уила — Лубанго — во времена португальцев был курортом. Да и вообще всю страну, особенно ее побережье, уверено можно было называть райским местечком. Но потом, как известно, в Португалии случилась революция и, не в силах навести порядок даже у себя дома, колонизаторы просто плюнули на свои владения: «Разбирайтесь сами!» В бывших колониях тут же начались междоусобные заварушки, которые продолжаются то затухая, то разгораясь с новой силой по сю пору. Ну, и естественно, когда идет гражданская война, не до красот и курортов. К тому времени, как я прилетел в Лубанго, городок уже был основательно потрепан. Он все еще оставался красивым, ни одно здание не походило на другое, но чувствовалось некое запустение, пренебрежение людей к тому месту, где они живут. Рассказывали, что, вселившись в брошенные португальцами виллы, анголане, ничтоже сумняшеся разводили костры на паркетах из драгоценных пород дерева и варили рис в консервных банках. Кушать им очень хотелось.
Советская военная миссия здесь располагалась в четырехэтажном, особняком стоявшем здании. По слухам, раньше здесь был публичный дом, что подтверждал бар «Наполеон» с шикарным интерьером, наглухо закрытый с тех пор, как приехали наши военные. Командиры не хотели баловать народ, и тому приходилось выпивать, запершись в миниатюрных квартирках. Выход за территорию, особенно в вечернее время, был запрещен, во избежание инцидентов с местным населением. И если советники и специалисты ежедневно уходили на службу, попадая таким образов в город, то их немногочисленным женам приходилось сидеть взаперти или прогуливаться по тротуару перед зданием. От скуки многие заставляли мужей раздобывать бобины сизалевой бечевы и плели коврики, кашпо, другую украшаловку. По вечерам на крыше миссии крутили старые фильмы, виденные по сто раз, но это было хоть каким-то развлечением.