— Именно, — кивнул я.
Некоторое время премьер-министр Украины молча осваивал мою информацию, затем произнес:
— Пожалуй, вы правы, Болеслав Янович. Такого человека, как этот ваш Зубатов, не стоит подпускать к власти. Два дня можете рассчитывать на мое молчание, чего бы мне ни стоило. Согласен на ваши шестьдесят процентов...
— Плюс налоговые льготы для наших моряков в Севастополе, — добавил я. — В качестве жеста доброй воли. Не волнуйтесь, расходы будут мизерные.
Премьер Козицкий посмотрел мне в глаза.
— Удивляюсь, — со вздохом проговорил он, — почему я до сих пор не в посольстве? Почему вообще тут с вами разговариваю?
— Потому что мы во многом похожи, — предположил я, ответно глядя в глаза украинскому премьеру. — Потому что мы оба мечтаем жить в нормальной мирной Европе. Не в красной, не в коричневой и не в темно-зеленой с камуфляжными крапинками. Потому что мы оба хотим для наших стран примерно одного: скучного и спокойного буржуазного застоя, без войн и потрясений... Богатые супермаркеты, детишки в колясках, стриженые газончики и никакой революции... Так что, Василий Павлович, убедил я вас, наконец? По рукам?
Премьер-министр Украины внимательно рассмотрел мою протянутую ладонь.
— Вы настырный, — сказал он. — Ценю. В Киев не желали бы переехать? Нет? Очень жаль, мы бы с вами прекрасно сработались... Ну, хорошо, согласен.
Мы обменялись рукопожатиями.
— Спасибо, — сказал я. — Сегодня же подготовлю проект соответствующего указа. Как только Президенту станет лучше, указ будет незамедлительно подписан.
Употребив слово «подготовлю» в будущем времени, я немного слукавил. Честно говоря, проект указа о реструктуризации украинских нефтяных задолженностей в обмен на очередные уступки по флоту готов был еще неделю назад, и наши финансисты уже заложили там как раз шестьдесят процентов. Но пусть Козицкий думает, будто цифр тех он добился в споре со мною...
— Хочу надеяться, это произойдет скоро, — произнес Козицкий. — Как руководитель Кабинета министров Республики Украина желаю вашему Президенту быстрейшего выздоровления и победы в первом туре.
Василий Павлович уже знал от меня, что хотя с президентским здоровьем катастрофы нет, кардиологи далеки от оптимизма. Само собой, я не мог бодренько соврать, что самочувствие главы нашего государства уже великолепное, а за обедом имело место только легкое недомогание. Козицкий не врач, но и не тупица. Когда человек падает навзничь во время официального приема, это едва ли обычная простуда. Пришлось быть откровенным с премьер-министром Украины. Правда, в меру: процентов эдак на шестьдесят — в точном соответствии с долей наших уступок по их нефтяным долгам. По-моему, справедливо.
— Сделаем все, что в наших силах, — отозвался я, вкладывая в свои слова особый смысл. Ход выздоровления Президента зависит от Господа Бога и Рашида Дамаева. Но вот за победу в первом же туре ответственность лежит полностью на мне. Что бы ни случилось, предвыборный штаб будет у меня работать, как швейцарские часы.
— Не сомневаюсь, — учтиво проговорил Козицкий. — Приятно было побеседовать.
— Рад был встретиться с вами, — в свою очередь, ответил я.
После этих фраз российско-украинский саммит в подъезде можно
было считать завершившимся. Устное коммюнике согласовано, а бумажки в таких делах не нужны и даже вредны.
— Всего вам доброго, Болеслав Янович. — Козицкий отвесил мне церемониальный поклон. Он уже освоился с обстановкой и сумел не испачкать рукав. — Если желаете, я могу выделить вам одного из своих охранников.
— Благодарю вас. — Я тоже освоился и больше не наступал на яичную скорлупу. В принципе, не такая уж здесь помойка, решил я. Сюда бы пару кресел, кондиционер, и обстановка будет почти сносной. — Вы очень любезны, Василий Павлович. Но, думаю, мои референты давно прибыли...
Так и оказалось.
Когда мы вышли, Паша с Петей уже маячили у подъезда. Чтобы не умножать количество посвященных, я распорядился не привлекать лишних секьюрити для моей охраны, а справляться собственными силами. Выполняя приказ, мои референты исправно бдили возле входа. То и дело они искоса поглядывали на подозрительного типчика в кожаной куртке, стоящего поодаль, и были слегка разочарованы, поняв, что это водитель «чайки» премьер-министра Украины, тоже поставленный здесь на страже.
— Автомобиль за углом, — объявил помощник Петя.
— Дорога свободна, — добавил помощник Паша, провожая глазами свиту украинского премьера и оглядывая окрестности.
Пробка в Большом Афанасьевском переулке сама собой рассосалась. Лишь посольская «чайка» с желто-голубым флажком на капоте стояла метрах в двадцати от подъезда, да еще темно-серый приплюснутый «рафик», которого я раньше не видел, жался к бордюру на противоположной стороне. Боковая дверца фургончика была чуть приотворена.
— Болеслав Янович, — вдруг шепнул мне Паша, чуть заметно кивая на фургончик. — Пожалуйста, вернитесь в подъезд!
Сначала я даже не понял, что его так насторожило. «Рафик» как «рафик», удобный транспорт, на них пол-Москвы ездит... И лишь когда «чайка» Козицкого неторопливо тронулась с места, я вдруг тоже сообразил: солнечный зайчик.
В ясную погоду любимым развлечением моих великовозрастных балбесов в школе номер 307 были зеркальца. Когда я отнимал их на уроке, балбесы ухитрялись пускать зайчики в глаза друг другу с помощью обычных стекляшек...
Бинокль? Нет, видеокамера!
Кто-то, сидя в «рафике», исправно фиксировал на пленку наш совместный выход из подъезда — мой и Козицкого. Теперь я ясно различал в щели ободок объектива.
Референты Паша с Петей в свое время прошли спецподготовку, но за месяцы административной работы в предвыборном штабе подрастеряли важные навыки. Их резкий бросок к фургончику не достиг цели. Почувствовав опасность, «рафик» неожиданно сорвался с места и, хлопая открывшейся боковой дверцей, пустился наутек. Я хорошо рассмотрел долговязого типа с видеокамерой на плече. И еще кое-что я заметил...
— Павел! Петр! — позвал я референтов, которые бросились было следом за машиной.
Оба моих помощника, красные, злые и виноватые, с полдороги вернулись ко мне. Им было ужасно стыдно своего непростительного недогляда. За такие промахи положено объявлять о неполном служебном соответствии, оба про это знают. Когда все закончится, каждому лично влеплю по выговору. И себе заодно.
— Погоня отменяется, — сурово объявил я обоим. — Пешком вам их все равно не догнать, а на автомобиле — уже опоздали. Дайте мне телефон.
— Вызываем вертолет, Болеслав Янович? — догадался Паша, протягивая мне трубку с антенной.
Он наверняка заподозрил, что его начальник вошел во вкус и отныне станет перемещаться в Москве исключительно по воздуху. Картинка: Глава администрации Президента на ручном «Белом Аллигаторе» совершает ежедневный облет своих владений. Да еще под музыку Вагнера, как в знаменитом американском фильме. Вот маразм-то будет!
Я помотал головой, взял мобильник и стал набирать номер. На этот раз вместо вертолета можно обойтись обычным телефоном. Судя по эмблеме, замеченной мною в последний момент, фургончик был не бесхозный.
Он принадлежал телецентру «Останкино».
Ну, Полковников!.. — мрачно думал я, прислушиваясь к гудкам.
29. ДИРЕКТОР «ОСТАНКИНО» ПОЛКОВНИКОВ
После второго раза я про себя загадал: если смогу три раза подряд, то сегодня на работе больше не будет никаких происшествий. Ни маленьких, ни больших.
Откровенно говоря, я при этом немного смухлевал, сыграл с Фортуной в поддавки. Аглая оказалась такой идеальной партнершей, что с нею я смог бы и трижды, и четырежды без всяких усилий. Мысленно я поздравил себя с замечательным приобретением, а экс-начальнику Александру Яковлевичу принес глубокие соболезнования по случаю безвозвратной потери. Я припомнил, с какой скорбью в глазах наш старик расставался с рабочим кабинетом. Да уж, ему было что терять помимо руководящего кресла...
К примеру, он лишился вот этого руководящего стола рядом с креслом — просторного, как взлетно-посадочная площадка, и гладкого, как каток. На столе, представьте, бывает уютно не только телефонам, папкам с бумагами и вазой с букетом цветов. Если убрать все ненужное, то здесь найдется много свободного места и для другого. Сколько ритмичных телодвижений мы тут уже насовершали — и хоть бы одна заноза! Умели у нас в былые времена полировать рабочие столы, грех жаловаться.
— Вам так удобно, Аркадий Николаевич? — предупредительно шепнула Аглая. Два горных отрога ее безупречного бюста, нависшего надо мною, были самым заманчивым пейзажем, какой мне когда-либо доводилось видеть. Теперь понимаю чувства альпинистов у подножья Памира. Хочется скорее лезть вверх и водружать древко.
— Удобно-удобно, — отозвался я, обеими руками неторопливо взбираясь по склонам. — Ты прелесть. Ты лучше всех.
В мыслях я уже произвел кадровые перестановки среди своих женщин. Алла сдвинулась на второе место, Вика — на третье, а Наталью я и вовсе отправил в отставку. Все равно мне в ней никогда не нравились три золотых передних зуба. Известно ведь, что золото вкупе с цифрой «3» приносит удачу лишь Тельцам, рожденным в Год Дракона, а я даже не Телец. К тому же это выглядело довольно глупо: как будто целуешься с открытым банковским сейфом. Всякий раз мне чудилось, что после каждого нашего свидания Наталья тайком проверяет сохранность золотого запаса... Все, никаких драгметаллов!
— Вы мне тоже очень нравитесь, Аркадий Николаевич, — нежно прошептала Аглая, и я почувствовал, как напряглись обе Джомолунгмы в моих альпинистских ладонях. Ясно, что программу-минимум я выполню и перевыполню. Пару минут передышки — а затем я вновь, как пионер, готов буду водрузить свой стяг еще раз. И еще много-много раз.
— Ты великолепна, — сказал я, пробуя на ощупь склоны гор и собираясь с силами для нового победного восхождения.
— Вы неистощимы, Аркадий Николаевич, — по-кошачьи замурлыкала в ответ Аглая.