одившей по рукам и переходящей из койки в койку. У него дома поместье, жена, трое детей, старший сын записан в гитлерюгенд. Если связь генерала не будет скандальной, она не откроется и, таким образом, не сможет повредить его семье.
Надо сказать, Хойке сам положил глаз на предмет интереса генерала Вернера. К тому же все представители местного населения, сотрудничающие с немецкими властями, так или иначе, проверялись гестапо. Особенно это касалось сотрудников клубов и казино: места, где регулярно собирались немецкие офицеры, представляли собой подходящие объекты для партизанского террора. Поняв, что заполучить в качестве трофея женщину, которой интересуется командующий танковым корпусом, ему не удастся, начальник гестапо решил просто лично проконтролировать, как выполняется поручение генерала Вернера. И только потому, что подсознательно хотел обнаружить хоть что-то компрометирующее, нашел его.
Женщину на самом деле звали Терезой – такое редкое имя ей выбрали родители при крещении тридцать лет назад. Но Берг – ее сценический псевдоним. Такой уж она себе выбрала. Настоящая ее фамилия – Береговая, и ее отец, офицер-артиллерист царской армии, через год после рождения дочери отправился на германский фронт, откуда вернулся с культей на месте кисти правой руки. Поначалу, когда в России вспыхнула революция и охватила всю империю, инвалид Береговой и его семья новой власти не мешали. В голодные годы они на некоторое время перебрались подальше от большого города, ближе к Богодухову, где у супруги Берегового остались родственники, согласившиеся приютить всех троих на время. Как бы власть ни менялась, инвалид Первой мировой старался держаться подальше от каждой из них, разумно рассудив: стоит примкнуть к одной, как ее сменить другая, и за сотрудничество с прежней властью вполне могут расстрелять или повесить. Но, как только большевики окончательно закрепились на местах, Береговые вернулись в Харьков. Однорукий глава семьи устроился ночным сторожем в какой-то конторе за паек, его супруга, обив кучу порогов, вернулась в театр, где служила до смутных времен. Девочка Тереза, подтверждая лояльность Береговых к новой сильной власти, поступила в пионеры.
Гром грянул десять лет назад, когда власти вдруг вспомнили, что инвалид Береговой – все-таки бывший офицер царской армии. А бывших офицеров, как известно, не бывает. Положа руку на сердце, Береговой сам подал повод: на коммунальной кухне квартиры, куда их поселили по программе уплотнения, он увлеченно рассказывал сыну соседки, молодому красному командиру, только-только закончившему военное училище, как хорошо налажено было военное дело при государе императоре. Кто донес – не так уж важно, говорила потом Тереза. Главное – инвалиду Первой мировой инкриминировали пропаганду монархизма, что, вне всякого сомнения, попадало под действие статьи 58 пункт 10 УК СССР – антисоветская агитация и пропаганда.
Берегового арестовали, судили, дали не тюремный срок, но выслали на админпоселение за Урал. От греха подальше члены семьи врага народа, его жена и дочь, оставили комнату и снова перебрались в Богодухов. Там и жили до тех пор, пока не началась война и немцы не заняли Харьков. Только тогда Береговые решили вернуться. К тому времени отец уже умер в ссылке. У Терезы Береговой, которая, несмотря на арест отца, еще долгое время не определилась окончательно со своими политическими убеждениями, теперь появились все основания не любить советскую власть. И, соответственно, она решила попробовать быть полезной властям немецким.
Не доучившись в театральном, Тереза в Богодухове заведовала драмкружком при местном Доме культуры, мать тихо служила в городской библиотеке. Оккупационным властям в Харькове библиотекари не требовались. А вот артистки, тем более, такие яркие, как девушка с немецким именем Тереза, очень даже понадобились. Правда, устроившись осенью сорок первого года в казино, она поняла – уступать домогательствам офицеров неизбежно станет входить в ее обязанности, да к тому же – почетные. Раз этого не избежать, решила тогда Тереза, она сама должна выбирать себе любовников и, желательно, не просто удовлетворять их сексуальные аппетиты, но и получать взамен покровительство.
Хойке восхищался находчивостью и отчаянной смелостью Терезы. Приложив поистине титанические усилия, она выяснила, у кого из посетителей вскоре будет день рождения. Потом уговорила хозяина позволить ей подготовить небольшой сольный номер в честь именинника. Хотя в труппе уже была своя прима, хозяин согласился – пускай, разнообразие не помешает. Выход Терезы Берг – так она просила объявить себя, – подался, как маленький сюрприз. И то, что туповатый хозяин принял за обычный музыкальный номер, вызвало в зале фурор, бурю восторженных криков, а Тереза не только сорвала аплодисменты, но даже бисировала.
Она вышла одетая, как Марлен Дитрих, – черный цилиндр, чулки и корсет того же цвета, исполнив знаменитый шлягер из скандально популярного в Германии фильма «Голубой ангел». Его не показывали в Советском Союзе, но однажды Тереза видела, как здесь, в офицерском клубе, подобный номер исполнила, сорвав бурю аплодисментов, заезжая немецкая певичка, гастролировавшая по тылам для поддержания боевого духа офицеров вермахта. Тереза, которая вместе с другими девушками из варьете в тот вечер стала по распоряжению хозяина официанткой, успела подсмотреть именно тот самый номер. Она видела реакцию немцев и рассчитывала на такой же эффект. Даже, набравшись смелости, заговорила с актрисой по-немецки, что той очень польстило: эта дикарка выучила немецкий язык и хочет понять немецую культуру. Она охотно рассказала Терезе, что это было и почему номер называется «Голубой ангел».
Расчет оказался точным. Уже на следующий день господа требовали «ангела» снова и снова. Тереза Берг на протяжении недели сменила прежнюю приму, к ней выстроилась очередь из почитателей, и она немедленно стала извлекать из создавшейся ситуации пользу, взяв установку на высшие чины и остановив свой выбор на пожилом, но молодцеватом генерале. Связь с ним помогла Терезе и ее матери пережить первую голодную зиму, им выделили квартиру, даже с двумя комнатами – Тереза не всегда ездила к любовнику, бывало, он также посещал ее. Во время таких визитов мать по негласному соглашению должна была находиться в своей, маленькой комнате, даже не выходить к столу – она ведь по возрасту годилась любовнику дочери в лучшем случае в младшие сестры.
Так прошел еще год, но в январе, сразу после поражения немцев под Сталинградом, покровителя Терезы срочно отозвали в Берлин, и он под большим секретам шепнул: возможно, скоро начнется грандиозное отступление, им с матерью лучше не оставаться в Харькове. Только теперь, после всего, что произошло, Тереза Берг-Береговая не могла сбежать даже в Богодухов – за связь с немцами полагается смертная казнь, даже нет надежды на тюремный срок и лагерь: им с матерью обязательно припомнят сосланного за антисоветскую пропаганду отца. Любовник, скрепя сердце, пообещал подвезти женщин до Киева, но не дальше – там они получат соответствующие рекомендации и должны устраиваться сами. Другого выхода Тереза с матерью не видели.
А в Киеве оказалось еще хуже. Работы долго не было, с крышей над головой тоже возникли сложности. Правда, все-таки удалось кое-как обосноваться, и тут – новости: немцы снова заняли Харьков. Возможность вернуться обратно представилась очень скоро, и Тереза, оставив пока мать в Киеве, решила выяснить, можно ли восстановить свой прежний статус. Хотя обстановка в городе оказалась более напряженной, чем прежде, все-таки немцы достаточно быстро восстанавливали нарушенный порядок, словно доказывая самим себе: ничего не меняется, имели место только временные трудности, теперь мы уже пришли, как обещали, на века. Даже хозяин казино оказался тем же, он охотно принял Терезу обратно, познакомил с генералитетом, среди прочих оказался генерал Вернер…
Начальник харьковского гестапо легко восстановил эту одиссею. На первый взгляд все казалось правильным, рассказ Терезы Берг подтверждался, даже нашлись очевидцы. Однако Хойке не был бы самим собой, если бы не попытался копнуть глубже. У такой удачливой дамы, предположил он, всегда есть недоброжелатели, завистники, а такие люди обычно готовы рассказать и не только гестапо то, что предмет их зависти и ненависти может, по их мнению, скрывать.
И Хойке не ошибся.
Ему привели парикмахершу, в свое время ходившую с матерью Терезы в один гимназический класс и даже жившую с ней по соседству. При их разговоре никто не присутствовал – таково было условие Хойке. Кроме, разумеется, завербованного переводчика, которому начальник гестапо по окончании беседы пригрозил расстрелом за разглашение. Причем убьют переводчика не сразу – сначала им займутся в подвале… Переводчик очень хорошо знал, что происходит в гестаповском подвале, как и то, что Хойке – хозяин своего слова. Особенно если это касается пыток и смертей: всякий, кому начальник гестапо обещал это, получал обещанное без промедления.
А узнал Хойке страшную тайну семьи Береговых: у матери Терезы была еврейская кровь. Ее бабушка – выкрещенная еврейка, вышла замуж за харьковского разночинца.
Наполовину… Но даже одной сотой капли достаточно для того, чтобы причислить и мать, и ее дочь к категории расово неполноценных со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако разоблачение и арест Терезы Берг начальника харьковского гестапо сейчас не интересовали. Гораздо полезнее для его дела, используя эту информацию, убить сразу двух зайцев.
Первое – запротоколировать сведения как о еврейском происхождении Терезы, так и о связи с ней генерала Вернера: кто знает, когда гестапо сможет дернуть за этот крючок, но в то, что воспользоваться стечением обстоятельств и получить компромат на высший чин армии вермахта нужно, Хойке даже не сомневался. Интимная связь с еврейкой – такое не прощают, это – хороший рычаг.
Второе – нажать на саму Терезу Берг и без особых ухищрений завербовать ее в качестве агента гестапо. Причем – бесплатного. Она, боясь разоблачения, сама станет докладывать, о чем говорит с ней в постели генерал Вернер.