– Как, прямо сейчас? – растерялся наёмник, не ожидавший такого поворота. – Но так не полагается! Следует взять секундантов, обговорить условия. И, в конце концов, следует составить завещание. Давайте хотя бы завтра.
– Нет уж, господин Шлоссер, – покачал головой историк. – Я не могу откладывать. Кто знает, удастся ли нам сразиться завтра? И, отчего вы решили, что не полагается? А завещание… Думаю, о вашем имуществе позаботятся ваши товарищи. Касательно же секундантов… Мы сейчас пойдём выбирать место дуэли, по дороге возьмём кого-нибудь из ваших друзей. Думаю, для засвидетельствования честной дуэли нам хватит и одного. А условия простые – сражаемся тем оружием, что есть у нас. Бьёмся до смерти.
Шлоссер слегка спал с лица, но просить отсрочки не стал.
Едва ли не рука об руку два экс-студента вышли с площади и отправились искать укромный уголок, где без помех могли бы продырявить друг другу шкуру.
Как и предполагал Свешников, по дороге им попался один из мушкетёров – толстомордый, небритый и явно мечтавший опохмелиться.
В ответ на предложение стать секундантом толстомордый с тоской посмотрел на товарища, выругался сквозь зубы, но пошёл. Август назвал его имя – вроде Ранкель, а может – Дранкель. Где-то Свешников его уже слышал, но не мог вспомнить, где именно.
Ранкель-Дранкель, как и положено секунданту, предложил решить дело миром. И, как водится: каждый из дуэлянтов ждал, что его противник предложит мир, но ни один не предложил. Для проформы он ещё проверил оружие – палаш наёмника и шпагу серба, пожал плечами: мол, сами решили – и отошёл в сторону.
Шлоссер вытащил свой клинок, картинно взмахнул им крест-накрест и попытался нанести противнику удар в плечо. Пожалуй, для фехтовальщика семнадцатого столетия он был и неплох, но этот стиль ушёл в прошлое давным-давно.
Свешников мысленно улыбнулся, вспоминая свои тренировки, и, скрестив шпагу с немцем, слегка ускорил движения.
Лёгкая шпага выделывала в воздухе такие пируэты, что Шлоссер едва успевал отражать уколы тяжёлым палашом. Через минуту Шлоссер начал потеть, через две основательно взмок, а через три уже понял, что с ним просто играют, а верный палаш вдруг стал весить с добрый центнер[13]. И, наконец, при ударе лёгкого клинка тяжёлый палаш вылетел из ослабевшей руки, а его хозяин упал на одно колено.
С трудом переведя дыхание, Шлоссер прохрипел:
– Вы победили…
Ранкель-Дранкель с тревогой смотрел на своего поверженного товарища, но ничего не предпринимал. Дуэль – дело двоих!
– Вы храбро сражались, – важно сказал Свешников, пытаясь скрыть, что ему тоже пришлось несладко.
Когда тебе под сорок, трудно тягаться с молодыми!
– Вы можете взять мою жизнь, – угрюмо сказал немец.
– Ваша жизнь – в обмен на мою жизнь, – предложил историк, делая вид, что эта идея только сейчас пришла ему в голову.
Посмотрев в недоуменные глаза немца, пояснил:
– Мы с вами, герр Шлоссер, ещё не раз и не два будем сражаться бок о бок. И вы, когда представится случай, спасёте мне жизнь. Думаю, ваш секундант не станет возражать против такого решения? Да, кстати, думаю, что вы можете угостить господина э-э… Ранкеля пивом.
Глава 12
Известие о дуэли уважаемого историка с немецким наёмником не могло пройти мимо ушей всеведущего Морошкина. Разумеется, уже вечером состоялся «разбор полётов».
– Михалыч, – прихлёбывая отвар из травяного сбора, недовольно заговорил Дёмин, – объясни мне, дураку, и по совместительству твоему отцу-командиру, какого хрена ты устроил это шапито?
– У нас с герром Шлоссером состоялся сугубо научный диспут, посвящённый вопросам норманнской теории, – сдержанно ответил учёный.
– Значит так, Михалыч, слушай внимательно: больше никакой самодеятельности. Даже если кто-то при тебе на голубом глазу заявит, что битва на Куликовом поле состоялась в третьем веке до нашей эры. Ты меня понял? – сурово сдвинул брови подполковник.
– Так точно, – по-уставному рапортовал Свешников, мысленно, впрочем, не разделяя позицию руководства на все сто процентов.
– Молодец! – уже благосклонно кивнул Дёмин. – Лично мне бы не хотелось, чтобы в тебе провертели не положенную от природы дырку.
Он бросил взгляд на окошко.
– За полночь уже, наверное. Давайте на боковую, бойцы.
Но толком поспать группе не удалось. Чуткий сон команды прервало осторожное постукивание в дверь.
Первым к ней подошёл Павленко, на долю которого выпало нести вахту, что на сленге моряков именуется «собачьей». Загнав патрон в патронник пистолета и отойдя от возможной линии огня (а ну как вдарят с той стороны из пищали прямиком в обычную дверь – ведь не факт, что пули в древесине застрянут), Денис поинтересовался:
– И кого это принесла нелёгкая?
– Мне нужен герр советник Сфешникофф, – на ломанном русском проговорил кто-то невидимый. – Он меня знайт. Я Шлоссер. У меня есть отшень важное для него.
– Влюбился он в тебя что ли, Михалыч, – не сумел сдержать улыбки Павленко. – Товарищ воевода, впускаем немца али как?
– Если один – впускаем, – разрешил Дёмин.
Шлоссер был один и выглядел при этом донельзя взволнованным.
– Беда, герр советник, – произнёс он и быстро заговорил, полностью перейдя на немецкий.
– Так, хватит! – поднял руку Дёмин. – Герр советник, велите вашему другу не частить, а сами переводите для нас, коль уж ваш знакомый считает, что у него важные сведения.
– Попробую, – произнёс Свешников, молясь учёным богам, чтобы его познаний в немецком хватило для понимания сбивчивой речи наёмника, которую, наверное, с первого раза не разобрали бы даже его земляки.
Шлоссер догадался, чего от него хотят. Снова заговорил, но уже не так быстро. При необходимости Свешников останавливал его и тут же передавал товарищам главное.
– Значит так: Шлоссер сообщает, что к его друзьям в кабаке несколько часов назад подошёл какой-то незнакомец. Поставил им выпивку, сдружился капитально, а потом завёл один интереснейший разговор. Если не вдаваться в детали, пообещал кучу денег за наши головы.
– Большую кучу? – поинтересовался Павленко.
– По здешним меркам просто сумасшедшую.
– И что наёмники?
– Дрогнули, – вздохнул Свешников. – Не все, конечно, но из тех, к кому незнакомец обратился напрямую, никто не отказал. Ждём гостей с минуты на минуту. Скоро сюда придут, чтобы нас убивать.
– Что – вот так напрямую? – удивился Дёмин.
– Плохо о них думаете, товарищ воевода. Незнакомец целый план разработал. Предатели используют хитрость, какой-нибудь предлог, чтобы выманить нас из дома, а потом разделаться с нами на улице.
– А фон Ноймарк? Тоже нас предал? – с сожалением спросил подполковник, который испытывал определённую симпатию к командиру наёмников.
Тот казался человеком надёжным, из тех, кто не бросает слов на ветер и знает, что такое честь, пусть даже это честь наёмника, который продаёт свою шпагу за деньги.
Свешников перевёл вопрос. Шлоссер отрицательно замотал головой.
– Найн!
И тут же выдал горячую тираду.
– Фон Ноймарк всегда верен тому, с кем заключил договор, – с облегчением перевёл Свешников. – Он не в курсе. Но в любом стаде всегда найдётся паршивая овца, а незнакомец как чувствовал, к кому обращаться. К Шлоссеру, к примеру, он не подошёл. Нам повезло, что мой немецкий коллега совершенно случайно услышал обрывок разговора.
– Может, ему почудилось? – предположил Дёмин. – Неправильно понял, например. Мало ли что с перепою покажется. Где он, говоришь, разговор услышал – в кабаке?
– Увы, – вздохнул Свешников. – Мой немецкий друг, конечно, не отказал себе в удовольствии промочить горло кружкой горячительного напитка, но голову при этом имеет вполне трезвую. Студенческие привычки, знаете ли…
– Хм, – задумался Дёмин. – Спроси у немца, в курсе ли он, откуда взялся этот типчик?
Свешников обменялся с Шлоссером парой реплик, потом ответил:
– Пришёл прошлой ночью через потайной ход под стеной.
– Погоди, – напрягся Дёмин. – Через тот, что ли, возле которого я поставил охрану? Или есть другой лаз, и мы о нём даже не догадываемся?
– Именно, что через тот самый ход, – подтвердил Свешников.
– Та-а-к! – зло протянул подполковник. – Морошкин, твою мать! Ты что – совсем уже мышей не ловишь? Через наш ход шастают все, кто ни попадя, тайные заговоры плетут, а мы, значит, ни сном ни духом!
– Виноват, – понуро опустил голову Морошкин. – Не доглядел я, выходит. Разрешите исправлять?
– Упущенное наверстаешь после того, как разберёмся с предателями. Если немец ничего не перепутал, скоро к нам пожалует делегация. Готовимся к встрече дорогих гостей. Ну, а герру Шлоссеру выскажем наше спасибо. И подкрепим его чуть позже монетой, когда всё устаканится.
– Ну, а сейчас-то что со Шлоссером делать? К обороне будем его привлекать? – обеспокоился судьбой нового друга историк.
– Пускай в доме посидит какое-то время связанным. Ты ведь его второй раз в жизни видишь, Михалыч? – спросил Дёмин.
– Да, – не стал отрицать очевидный факт учёный.
– Тогда сам понимаешь: доверяй, но проверяй. Вдруг его ночной визит сюда – часть вражеского плана? Так и передай своему немцу. Пусть не обижается. Он человек служивый, должен понимать.
– Он всё понимает, – облегчённо сообщил Свешников, когда дождался ответа от Шлоссера. – Никаких обид. Только сожалеет, что не может принять деятельное участие.
– На его век драчек хватит. Пусть передохнёт немного. А теперь, отряд, слушай мою команду. Боевая готовность номер один. Ждём, – распорядился Дёмин. – Гостя с той стороны брать живьём. Чует моё сердце – непростой человек по наши души пожаловал.
– Со стрельцами, что у входа на карауле стоят, что делаем? – задал Павленко вполне резонный вопрос. – Если им за нас прилетит – как-то некрасиво получится.
– Стрельцов сюда. От них толку мало будет. Павленко и Морошкин, снимите с них кафтаны и шапки, в общем, переоденьтесь и встаньте вместо них на посты. Вряд ли в таком облике вас распознают.