– Имитация бурной деятельности?
– Всё может быть, – пожал плечами командир. – Возможно, ему поставили задачу сорвать нашу встречу с Шуйским. Он попытался. Затея сорвана, но докладывать об этом он не спешит. Классика. Если бы удалось нас убить, доложил бы своему шефу немедленно, а если сорвалось, то зачем спешить? Потянет резину денька два, а за это время всё может произойти.
– Тоже верно, – согласился историк. – Кстати, командир, а не пора ли Налимова за жабры брать? Понимаю, есть надежда, что он нас на «Бонда» выведет, а если нет? И «Бонда» не возьмём, и Налимов ноги сделает.
– Морошкин считает, что можно его ещё немножко попасти. Приглядывают пока за Налимовым, сбежать не должен.
– Так можно же его повязать, а самим радиоигру затеять. Я читал когда-то, что в сорок втором году немцы своего агента в Вологодскую область запустили, чтобы тот восстание среди военнопленных поднял, а тот не то НКВД, не то СМЕРШу сдался. Так СМЕРШ целый год с немцами игру вёл, деньги, оружие и боеприпасы просил, а те всё аккуратно скидывали самолётами. Понятное дело, что всё это добро нам очень даже пригодилось.
– Так, вишь, товарищ старший лейтенант, времена нынче не те. Во время Великой Отечественной передачи морзянкой шли, а теперь голосовые сигналы. Кто знает, какой пароль будет на случай провала? Это вам не пропущенная точка в конце передачи.
– И потом, – добавил подполковник задумчиво, – нет никакой уверенности, что Налимов там единственный крот и за ним никто не присматривает. У «Бонда» может оказаться на месте ещё один источник, и тогда радиоигра запросто может выйти нам боком…
– Ну, господа шпионы и разведчики, вам виднее, – согласился Свешников. – Я человек гражданский. Как товарищ полковник скажет, так и будет.
– Кстати, а самострелы, арбалеты то есть, мы куда дели? – вспомнил вдруг Дёмин.
Свешников только пожал плечами. Вот уж о чём о чём, так о трофеях, оставшихся после нападения бандитов, он думал меньше всего. Тем более – о каких-то кустарных самострелах.
Помнил, что там был самый обычный набор – дубинки, топоры… Вот если бы там было что-то стоящее, тогда бы заметил. Вполне возможно, что арбалеты прихватил кто-то из хозяйственных возчиков. Ну прихватил и прихватил.
Первым заступил на дежурство Дёмин.
Не поленившись, обошёл лагерь по периметру, высматривая, не нарушает ли кто-нибудь его приказ о запрете хмельного. К своему удивлению, нарушителей не обнаружил. Что ж, может, кто втихаря и пропустил чарку, но коли это не приобрело массовый характер, то ничего страшного.
Кони пасутся, часовой стоит. Можно бы и лечь спать, позволив Свешникову и Филимону спокойно провести ночь, но подполковник отчего-то нервничал. Не так чтобы чрезмерно, но всё-таки что-то мешало командиру группы специального назначения успокоиться.
А подполковник, привыкший доверять своим чувствам, отдежурив свои часы, решил, что следующего по очереди он будить не станет, а «добьёт» эту ночь сам. Ну, а завтра, если всё будет нормально, можно подремать и в седле, или вообще обойтись без сна. Всё-таки не первая бессонная ночь и, к сожалению, не последняя.
Августовские ночи тёмные, и потому Дёмин прихватил на дежурство «секретное оружие» – электронный бинокль ночного видения. Это был один из подарков «другороссов». В отличие от армейских «тепловизоров», этот был гораздо компактней, меньше театрального бинокля. Теперь время от времени подполковник обозревал окрестности.
В ожидании время тянется медленно. Дёмину уже и самому захотелось спать, и он чуть завистливо начал посматривать на мирно храпящих Свешникова и Филимона, на стрельцов, сменявших друг друга на карауле и укладывавшихся спать под телеги. Часы Дёмин уже давно не носил, но в силу привычки косился на запястье, зная, что большая стрелка сейчас бы показывала восемь минут, а маленькая – три часа ночи. Собственно, самое удобное время.
– Воевода, ты вправо глянь, – услышал подполковник шёпот Филимона.
Хорошо, что у командира группы были крепкие нервы, а кто другой бы сейчас бинокль выронил.
Дёмин перевёл ноктовизор вправо, куда указывал охотник, обходившийся безо всяких технических наворотов. И впрямь – метров за триста можно было рассмотреть зеленоватые силуэты ползущих к обозу людей. Поводив биноклем, подполковник насчитал около двадцати движущихся фигур.
Тронув за плечо Свешникова, подполковник прижал к губам палец, а потом кивнул вправо.
За месяцы, проведённые с группой, историк уже и сам стал настоящим бойцом. Не спрашивая ни о чём, подтянул к себе автомат и тихонечко пополз вправо, огибая спящих людей. Выдвинувшись на позицию, притих, ожидая команды.
Пока Дёмин занимал позицию слева, охотник тихонько будил людей.
Триста метров – не такое большое расстояние, но если ползти, то оно покажется с добрую версту. Пока неизвестные ползли, стрельцы успели потихоньку зарядить мушкеты, возчики ухватили своё оружие – топоры и дубины, готовясь «приветить» незваных гостей.
Когда до обоза оставалось около сотни метров, нападавшие вскочили на ноги и, сохраняя молчание, дружно ринулись вперёд.
– Огонь! – крикнул Дёмин, нажимая на спусковой крючок.
Подполковник бил слева, справа короткими очередями строчил автомат Свешникова, а когда стрельцы, подпустив противника на излюбленные пятьдесят шагов, бабахнули из мушкетов, воевать уже стало не с кем. Двое, которым повезло уцелеть, дружно развернулись и побежали назад, но одного догнала стрела Филимона, а второго – одиночный выстрел историка.
– Весело живём, – хмыкнул Дёмин, по привычке оглядывая своё воинство. Кажется, все на месте, все целы.
Первое время спецназовцы зачем-то собирали гильзы, даже закапывали их в каком-нибудь укромном месте, но потом плюнули. Ну, кому надо – тот поймёт, а кто не знает, долго голову ломать не станет. Глядишь, нарежет из гильз мормышек или блёсен, всё польза.
Подошёл Свешников, ещё державший автомат в руках. Вместе с остальным народом спецназовцы пошли по полю боя, выискивая раненых и пытаясь определить – кого это нелёгкая принесла?
– Шишиги это, – со знанием дела сказал Филимон, перевернув одного из нападавших. Втянув ноздрями воздух, добавил: – Точно, шишига. Они в бане по году не бывают.
Про шишиг Дёмин слышал. Мужики, отчаявшись добиться помощи от властей, начинали образовывать отряды самообороны, чтобы не пускать к себе ни ляхов, ни русских смутьянов и душегубов. Но иногда такие «самооборонщики», увлекаясь лёгкой добычей, сами становились разбойниками, уходили из родных мест (чаще всего их выгоняли свои же односельчане), жили в лесу, в землянках.
А если жить в лесу, месяцами не мыться в бане и не менять одежду, то уже и запах появляется соответствующий, да и сам человек начинает терять человеческий облик. «Робингуды», грабящие богатых и отдающие добро бедным, хороши только в сказках, потому что в реальной жизни богачи через Шервудский лес ездили редко, а кушать разбойничья шайка хотела круглый год.
К счастью, таких людей на Руси было немного, да и то только в периоды каких-нибудь бурных потрясений, потому что в обычное время с разбойниками поступали просто: ловили и, не обременяя себя юридическими закавыками, развешивали на ближайших деревьях.
Уж коли ты крестьянин, то должен пахать землю и растить детей, а не бегать по лесу с кистенём или с топором. И можно долго говорить о том, что не сам крестьянин в этом виноват, а жизненные обстоятельства, но купец или городской обыватель, которому проломили голову и бросили умирать под корягу или в канаву, тоже не виноват.
Робин Гуд сколотил свою шайку из лучших побуждений, но закончил скверно, потому что выдали его шерифу всё те же крестьяне, которых он якобы защищал.
Глава 5
Ехали долго, а Москва всё не желала показываться. По прикидкам Дёмина, если перенести их в городскую черту современной Москвы, то уже должен быть Филёвский парк, но где тот парк?
Даже самой деревни Фили, вошедшей в историю благодаря знаменитому «Совету в Филях», где Кутузов принял историческое решение, не было. А может, и была, только как же её угадаешь среди обилия деревушек, похожих друг на друга?
Указателей никто не догадался поставить, кругом маленькие домишки, вросшие в землю, отсутствие изгородей и скот, пасущийся где попало. Но вот что действительно украшало окрестности, так это церкви, поставленные в самых красивых местах. Лепота, как сказал бы один герой известного фильма.
Даже не верилось, что пройдёт каких-нибудь четыреста лет, и всё здесь покроется многоэтажками и крупнопанельной застройкой, а вместо разбитой просёлочной дороги под ноги станет ложиться асфальт.
Но вот вроде бы показалась излучина Москвы-реки, деревянный мост. Стало быть, скоро и Первопрестольная!
Москва начиналась с огромных полей и небольших огородов. Она чем-то напоминала районные центры необъятной России, где до сих пор на окраинах люди, мнящие себя горожанами, живут в одноэтажных домах с удобствами во дворе, держат кур и свиней, а потом трудятся на собственном огородике, усиленно выращивая картошку и лук. Ну, с поправкой на то, что в одна тысяча шестьсот десятом году, когда картофель ещё и в Англии с Голландией был экзотическим корнеплодом, – в Москве выращивали репу, капусту и свёклу, а также огурцы. Ещё очень много было полей, засаженных горохом.
А ещё спецназовцы поражались обилию яблоневых садов, окружавших не только богатые дома, но и домишки поплоше. Казалось, от изобилия яблок не только ветви клонятся к земле, а сами стволы кланяются в пояс. Около некоторых деревьев лежали дебелые свиньи, уставшие есть дармовое лакомство, а хозяева их не гнали. Верно, паданцы и были предназначены хрюшкам, а того, что оставалось на ветвях, вполне хватало для заготовок на зиму. Компоты там, варенья… Или что делали из яблок в семнадцатом веке? Свешников этого не знал, а уж Дёмин – тем более.
Стрельцы и возчики такое изобилие восприняли равнодушно, а вот «попаданцы» время от времени ухватывали яблоки, прямо-таки прыгавшие в руки.