арисован.
– Подожди-ка, – заинтересовался Дёмин. – Ты о каком кресте говоришь?
– Так ведь свиток-то у тебя, посмотри.
Подполковник полез во внутренний карман, в котором лежало послание боярина Шеина. И в самом деле, с краю кожаного чехольчика, предохранявшего бумагу, был нарисован один крест. Хмыкнув, командир засунул свиток обратно.
– А я чего-то и внимания не обратил, – покачал головой Дёмин. – Подумал, писарь что-то случайно нацарапал.
– На царском послании – и случайно?! Количество крестов показывает уровень срочности. Самый срочный – три креста. Слышал, наверное, – «Аллюр три креста»? Было бы у нас три креста, так пришлось бы сразу к царю во дворец нестись, и по дороге никаких остановок. А два креста – средний уровень, можно подождать с ответом день или два. Ну, такой, как у нас, рабочий режим. Самое обычное донесение, спешить некуда.
– Странно, – недоверчиво хмыкнул подполковник. – Я думал, что Смоленск – дело первостепенной важности.
– Ну, так боярин Шеин – тоже дипломат, – усмехнулся историк, более поднаторевший в средневековых интригах, нежели строевой офицер. – Он же царю должен показать, что во вверенной ему крепости никаких злоключений не случилось. Всё идёт штатно. Тем более что день или неделя теперь погоды не сделают. Так, воевода?
– Так, – кивнул Дёмин.
Доведись ему отправлять послание вышестоящему командиру, он бы тоже не стал пороть горячку. Крепость на месте, сил и средств пока хватает, угроза захвата миновала. А вызывать войско из Москвы, торопить самого царя – это уже не в компетенции начальника обороны.
– Ты, господин воевода, лучше бы рыжичков попробовал, – кивнул историк на тарелку, где лежали отборнейшие грибы. – Эх, к этим бы рыжикам, да ещё картошечки жареной, так и совсем красота! Ты жуй рыжики-то, командир, они на фигуру не влияют.
– Ну, мало мне Дениски, так ещё один остряк на мою голову! – хмыкнул подполковник, но по примеру историка ухватился за стеклянный штоф с широким горлом, в которых было принято подавать солёные грибы.
«Воевод» определили на постой в большой горнице с огромными перинами. Но когда уставшие «попаданцы» уже собирались раздеться, послышался топот ног, и дверь распахнулась. На пороге возник парнишка с перекошенной физиономией. Едва отдышавшись, дворовый сказал:
– Батюшки воеводы! Там от царя Василия посланцы. Государь вас к себе требует.
Глава 6
От царя за «сербами» прибыли двое немолодых мужчин, одетых в приличные, но неброские кафтаны. Вполне возможно, что это были какие-нибудь «рыцари плаща и кинжала» начала семнадцатого столетия, но, вероятнее всего, царь Василий отправил за незнакомцами своих доверенных людей, из числа той дворни, что побывала с ним и на войнах, и в ссылке. Ну, не мог Василий Иванович, прошедший огонь, воду и медные трубы, не иметь таких людей.
Плохо лишь, что прозевали они боярский заговор, в результате которого Шуйского свергли с престола, постригли в монахи, а потом и вовсе отправили в польский плен, где русский царь умер в унижении и заточении.
Впрочем, по срокам, Василию Ивановичу уже пора бы быть свергнутым, а вот поди ж ты – Шуйский на престоле, «Семибоярщина» сидит тихонько, будто мышь под веником, Смоленск держится. И не «пока держится», а благополучно отбивает атаки поляков, а если судить по донесениям оставшихся при Шеине «войников», даже наносит ляхам немалый урон.
Свешников с Дёминым ожидали, что посланники от царя повезут их прямо в Кремль, куда-нибудь в Грановитую палату, где будут сидеть, «уставя брады», русские бояре, а царь Василий Иванович будет восседать на троне, прищурив свои хитрые глазки.
Реальность оказалась другой. В Кремль их действительно привезли, только не в парадные хоромы, а в какой-то деревянный терем.
Свешников на вопросительный взгляд подполковника только пожал плечами – мол, я не специалист по москвоведению и всех тонкостей архитектуры не знаю. Сегодня не каждый историк скажет, что там стояло на месте нынешнего Кремля и как это выглядело.
Когда подъехали к совсем невзрачному крыльцу, сопровождавшие остановили коней, но сами остались в сёдлах.
– Вам сюда, бояре, – сообщил один из неприметных.
Из терема выскочили ещё двое, очень похожие на проводников и внешним видом, и повадками матёрых спецов.
Молчаливые слуги повели подполковника и историка по извилистому коридору. В одном из переходов, отделённом от остальной части тяжёлой дверью, кто-то сказал:
– Прощеньица просим, бояре, но сабли да мушкеты ваши надобно сдать. Не велено к царю-батюшке оружных пускать. Да и не нужно здесь оружие, охраны вдоволь.
В темноте тесного коридора чьи-то руки ловко сняли с «бояр» перевязи с саблями, автоматные ремни, пошарили за голенищами сапог. Однако до более основательного обыска в этой эпохе ещё не додумались, пошарить за поясом не догадались, поэтому пистолеты остались на месте, чему Дёмин только порадовался. Без оружия военный человек чувствует себя голым. Даже на встрече с царём-батюшкой.
Шли долго, блуждая в каких-то тесных и длинных коридорах, переходя с этажа на этаж, но всё-таки добрались до царских покоев. Возможно, что и тайных покоев, где творятся дела, требующие секретности.
Пожалуй, любые злоумышленники потеряются в том лабиринте, через который только что провели спецназовцев.
Наконец их представили пред светлые очи государя.
Василий Шуйский выглядел по-иному, нежели его описывали современники или писатели, – не маленький тщедушный старикашка, то и дело потирающий потные ладошки, а высокий мужчина довольно крепкого телосложения.
Свешников отчего-то вспомнил: кто-то из летописцев упоминал, что Шуйский сбрил бороду. Дескать, борода не нравилась его молодой жене, и поэтому, «из-за бабы», царь решил принять «богопротивный вид».
Как выяснилось, и тут наврали борзописцы, явно не испытывавшие симпатий к правителю всея Руси: борода у царя была на месте. И не коротенькая, а такая, как положено, – солидная, хорошо вычесанная, с изрядной долей седины. Ну, ещё бы не быть седине, если Василию Ивановичу уже шестой десяток пошёл. По меркам семнадцатого столетия – изрядный возраст[21].
Государь Всея Руси принял посланников смоленского воеводы в довольно скромном помещении, где из мебели были только массивный стол, заваленный свитками и бумажными листами, две лавки и табурет.
Усевшись на табурет, Шуйский кивнул на скамейку.
Затем царь принялся читать послание воеводы. Свешников с Дёминым, хотя и не знали его содержания, догадывались, о чём писал Шеин.
Историк, украдкой разглядывая царя, уже в который раз понимал, что научные труды – это одно, а реальное прошлое – абсолютно другое дело. Вот так, уже в который раз, убеждаешься в истинности фразы «Историю пишут победители». Шуйский, бывший соперником Фёдора Романова, никак не мог быть изображён положительным персонажем.
От печальных раздумий историка отвлёк царь, закончивший чтение.
– Пишет Шеин, что зело ему помогли сербские воеводы, из знатных родов, что из православной Сербии, турками захваченной, на Русь пришли. Похвально сие. Думаю, поместьями вас верстать, или вотчинами наградить?
Свешников знал, в чем отличие поместья от вотчины, однако сербским боярам было позволительно этого не знать. Дёмин всё равно спрашивать станет. Поэтому историк робко поинтересовался:
– Прости, государь, неведомо мне: а чем на Руси поместье от вотчины отличается?
Шуйский усмехнулся, но просьбу серба удовлетворил, снисходительно пояснив:
– А тем, бояре, что за поместье вы сами, да дети ваши, служить обязаны. И ни продать, ни поменять вы его не сможете. Не будет службы – не будет земли. А вотчиной вы вправе сами распорядиться. И дети с внуками вольны не служить.
Свешников мечтал, чтобы Шуйский одарил их команду золотыми копеечками, специально отчеканенными для награждений (мечта нумизмата и фалериста!), но, видимо, копеечки уже закончились, или они их не заслужили.
– Тогда пусть будут поместья, – сказал Дёмин, приняв решение за всю команду. – Мы на Русь послужить пришли. Посему и мы сами, и дети наши будут русским царям верой и правдой служить.
– Что ж, похвально, – развёл руками Шуйский. – Если худенькие поместья, где-нибудь на Череповеси или на Белоозере – так хоть сейчас. Там ещё чёрных крестьян немало осталось, можно их в крепость брать. Есть ещё на Усть-Ижине, там, где болото да руда болотная, но мужиков нет. Ежели где-нить, где земля получше, потерпеть придётся. У нас нонче много дворян беспоместных осталось, готовы хоть на Ижору, хоть на Колу ехать, лишь бы поместье дали, только где ж они там себе мужиков-то найдут? А без мужиков какой из тебя помещик? Без мужиков тебя на войну никто не снарядит.
Дёмин, конечно, хотел бы получить вотчину, чтобы именоваться боярином, но какая разница? Корни они пускать здесь не намерены, можно и помещиками побыть. Тем паче, что всё равно скоро «боярин» станет не званием, а придворной должностью. Или боярин только заседает в Думе, вроде нынешнего депутата? А может, это будет позже, при Михаиле?
Дёмин решил, что спросит об этом Свешникова.
– Куда государь повелит, туда и поедем, – твёрдо сказал он вслух, заработав ещё один одобрительный взгляд царя.
– Быть по сему, – решил царь. – Завтра же прикажу, чтобы вам поместья искали. Только не взыщите, бояре, коли они в разных местах будут.
Свешников и Дёмин поклонились, поблагодарив государя за оказанную честь.
– Пишет воевода Шеин, что Смоленск устоит, но подмога ему нужна, – сказал царь, кладя свиток на стол. – Ну так он ничего нового не сказал. Верно, мой ответ ему тоже известен? Что армию на Смоленск я послать не смогу. Ладно, коли к Покрову дню даточных людей соберу. Так без стрельцов-то какой от них прок? Сами знаете, что даточные люди – они то же самое, что мужики с дрекольем. А коли вместо дреколья пищали дать, так того хуже – друг друга и перебьют. Так и даточных-то откуда взять? Даточных по разряду ещё в прошлые-позапрошлые годы всех выгребли. Разумеете, бояре?