– Так точно, – встал со своего места Дёмин, едва сдержавшись, чтобы не щёлкнуть каблуками.
Царь, к счастью, на такую мелочь внимания не обратил. Или сделал вид, что не обратил?
– Ну, коли точно, да ещё и так, что прикажете делать, бояре сербские? Слышал, что вельми вы люди толковые. Может, совет какой дадите?
«Сербы» переглянулись, раздумывая – не издевается ли царь?
Может, это тонкая ирония? Хотя вроде и на самом деле Шуйский спрашивает совета. Что ж, очко в пользу государя.
– Разрешите? – подал голос Свешников.
Дождавшись царского кивка, историк начал:
– Слышал я, что воюют не числом, а умением. Так, государь?
– Так, – кивнул Шуйский, невесть откуда знавший поговорку, до возникновения которой было ещё добрых сто лет.
– Но верно и обратное. Коли умения нет, надобно числом брать. Думаю, государь, надобно ополчение созывать.
– Ополчение? – не враз понял Шуйский.
Потом до царя дошло.
– А, Земское войско, как в прежние времена, при князьях Московских да Тверских? Так оно хорошо было против таких же лапотников, как они сами. А супротив ляхов да казаков?
Свешников мысленно вздохнул. Вроде царь послание Шеина прочитал, да и так должен был знать военный расклад под Смоленском. Что же ему, как маленькому, всё объяснять?
К тому же Шуйский когда-то и сам армию в поход водил, и, как пишут летописцы, неплохо.
– Нам ведь что требуется? Нам нужно Смоленск от ляхов отбить. Если бы у Смоленска всё ляшское войско стояло, как месяц или два назад, то ополчение бы и собирать не стоило.
– Подожди-ка, боярин сербский, – поднял руку царь. – Понял я, что польского да литовского войска у Смоленска осталось с гулькин хрен. Что ополчение скорее для виду, а не для войны. Скажи-ка лучше, а кого мне воеводой назначить? Тебя? Или его? – кивнул царь на Дёмина. – Не обижайтесь, бояре, не пойдёт русское ополчение за вами. Чужие вы пока. Под Смоленском, конечно, себя хорошо показали, да Смоленск – ещё не всё Русское царство. Воевода мне нужен. Из рода древнего, хоть Гедиминович, хоть Рюрикович, да чтобы народ за ним пошёл. Где взять такого?
– Так чего его брать? Есть у тебя, государь, человек верный, воевода толковый. Дмитрий Михайлович, князь Пожарский. Кажется, из рода князей Черниговских.
– Пожарский? – переспросил царь.
Задумавшись, Василий Иванович поднялся с места.
Глядя на старшего по должности, поднялись и Свешников с Дёминым.
Шуйский прошёлся по комнате, похмыкал:
– Если ты про Дмитрий Михалыча, воеводу Зарайского, то правду говоришь, человек он верный. Знаю, что Ляпунов Прокопий его полдня уговаривал за Михайлу Скопина заложиться, чтобы племяшку моего заместо меня в цари протолкнуть, но отказался князь. И недавно, когда молодой князь помер, тот же Ляпунов уговаривал князя Дмитрия отомстить за смерть, но Пожарский присяге верен остался. Да, князь человек верный.
Увидев, что гости стоят, царь кивнул на скамью:
– Сидите, бояре, не вставайте. Привычка у меня такая есть – когда думаю о чём-то, так ходить начинаю.
Историк с подполковником смирнёхонько уселись, ожидая решения царя.
Дёмин украдкой показал Свешникову кулак – дескать, какого хрена вылез с непрошенной инициативой?
Алексей Михайлович только повел плечами, понимая, что надо было бы для приличия обсудить вопрос о Пожарском с командиром.
Дёмин бы спорить не стал, но положение обязывает.
Впрочем, вопрос о том, кто должен управлять войском, они не обсуждали. Фамилия Пожарского всплыла спонтанно. С другой стороны, а кто бы ещё на ум пришёл?
Свешников, хотя и был историком, но не настолько хорошим, чтобы знать всех остальных князей-бояр, способных возглавить войско.
Ну, а кого бы ещё вспомнили, кроме Пожарского?
Он, чай, в виде памятника на самой Красной площади стоит. А там, как известно, памятники кому попало не ставят!
– Умён князь Пожарский, верен, вотчинами за службу жалован. Как щас помню, в грамоте жалованной – писано, что осадную нужду терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту не покусился, стоял в твёрдости разума своего крепко. Из рода древнего – Рюрикович он, как я. Только не бывал Пожарский большим воеводой. Против Ивашки Болотникова бился, так там войско у него небольшое было. А в Зарайске у князя дай бог если полторы сотни стрельцов наберётся, да пушечного наряда человек двадцать. А коли ополчение собирать, так тут и тысячей не обойдёшься. Тыщ пять надобно. Управится ли князь с пятью-то тыщами? – спросил царь с сомнением, а потом уселся на табурет и пристально посмотрел на Свешникова.
Дёмин решил, что и ему пора вмешаться в разговор.
– Если он с полутора сотнями управляется, так и с пятью тыщами управится, – твёрдо сказал Дёмин.
– Может, и управится, – не стал спорить царь. – Но есть у князя Дмитрия одна черта – честен он сверх меры. И с честью своей, будто…
Дёмин со Свешником уже ждали, что царь скажет – мол, Пожарский носится с честью своей, как дурень с писаной торбой, но тот выразился более дипломатично:
– …как с вазой хрустальной носится. Ну, а коли придётся какую пакость врагу учинить? Что же тогда, честь княжеская не позволит?
– А почему бы, государь, тебе самому войско не возглавить? – предложил историк. – Ты, как я помню, воеводой Большого полка был, когда царь Иван на Новгород ходил. И Димитрия Самозванца лупил.
– Тебе лет-то сколько? – поинтересовался царь, слегка нахмурившись. – Разумею, что тебе лет тридцать пять, не боле. Откуда ты можешь помнить, что при царе Иване Васильиче было?
Свешников смутился, но ему на помощь пришел командир:
– Не серчай, государь. Мы, сербы, иной раз по-русски неправильно говорим. Верно, боярин другое сказать хотел. Так, боярин Алекса?
– Истинно так, – закивал Свешников. – Хотел сказать, что в Сербии про тебя знают. Слышал я, что русский царь сам полки водил, воеводой был умелым. Вот, одно хотел сказать, а другое вылетело.
Похоже, царь таким ответом был удовлетворён. И в самом-то деле, сербы – они сербы и есть, что с них взять? Тем более, как ни крути, а из уст иностранца прозвучал комплимент, что всегда приятно не только женскому полу, но и божьему помазаннику.
– Ну, на Новгород полки водить – много ума не надо было. Да и Лжедмитрия не я бил, а князь Мстиславский, – усмехнулся царь.
Свешников и Дёмин переглянулись. Не ожидали они такой скромности от государя всея Руси. В один миг Шуйский сильно вырос в их глазах.
– Ладно, господа бояре сербские, – поднялся царь с места. – Подумаю я над вашими словами, обмыслю. Со Смоленском решение день-другой потерпит. Как решу – так боярину Шеину письмо отправлю.
Историк и подполковник уже приготовились поклониться, посчитав, что аудиенция закончена, но царь вдруг сказал:
– Ну, а к вам у меня ещё одно дело есть.
Глава 7
«Сербы» думали, что вопрос будет решаться здесь и сейчас, однако Василий Иванович кивнул им на дверь, за которой оказался ещё один «неприметный» мордоворот (да сколько же их у Шуйского?), державший в руках фонарь – глиняную плошку, из которой торчал горящий фитиль. Если бы прикрыть её сверху стеклянной колбочкой, то получилась бы керосиновая лампа. А, керосина-то ещё нет!
– Вот, бояре, Веденей вас проводит, да всё, что надобно, и покажет, – любезно сообщил государь всея Руси. – Мне с вами нет надобности идти, да и не хочу я на это смотреть. Глянете, а потом и потолкуем.
Мордоворот поклонился царю и, дождавшись августейшего кивка, пошёл вперёд, освещая путь.
Свешников и Дёмин пожали плечами (мысленно) и, услышав, как за ними захлопнулась дверь, а потом послышался скрежет запора, отправились следом за проводником.
Да и куда им теперь было деться? К тому ж, было любопытно.
Удивительно, но «керосинка» горела довольно ярко, почти как электрический фонарик. По дороге подполковник легонько коснулся плеча историка, словно бы огладив его сверху вниз, а потом назад.
Свешников, правильно истолковав действие командира, пропустил того вперёд, а потом вытащил из-под одежды пистолет. Судя по жесту, ему полагалось контролировать тыл, а в случае нападения спереди они с Дёминым должны встать на одно колено.
Подумав с полсекунды, историк снял оружие с предохранителя. Вроде напасть на них никто не должен, но за последние недели Свешников, равно как и вся команда, рассчитывали на самое худшее.
Да и на что рассчитывать, если на них то и дело нападали? Уж лучше заранее ждать какой-нибудь гадости, чем разнежиться и получить эту самую гадость с избытком.
Идти пришлось долго. Вначале шли коридором, потом спустились в какой-то подвал, протиснулись сквозь узенькую щель, снова спустились, но уже по деревянной лестнице, потом опять шли по какому-то коридору, обложенному кирпичом.
Минут через пятнадцать (может и меньше, может и больше – время под землёй определить сложно) пахнуло сыростью. Судя по влажному хлюпанью под ногами, шли они уже под самой рекой, которая течёт через столицу.
Наконец-таки тоннель закончился.
Доморощенный Харон (хотя ладьи здесь и близко не было) вывел «сербов» на поверхность, прямо к какому-то каменному храму.
По прикидкам Свешникова, в двадцать первом веке здесь должна быть Софийская набережная, а храм, стало быть, – святой Софии. Правда, ему было положено быть деревянным, так как в камне церковь отстроили лишь при Алексее Михайловиче. А вот поди ж ты! Ещё и шестьсот десятый год не минул, а она стоит. Стало быть, письменным источникам можно верить не всегда. Но какая разница?
Веденей повёл «воевод» в какой-то погреб, вырытый неподалёку от храма. Из него пахнуло как из морга, а когда провожатый зажёг светильники, «сербы» поняли, что нос их не подвёл.
Это и в самом деле был морг образца семнадцатого века – несколько деревянных топчанов, на которых лежали мёртвые тела, укрытые рогожей.
– Вот, бояре, глядите, – прервал молчание проводник, сдёргивая рогожу с одного из трупов.