– Помню, – кивнул подполковник, вспоминая, что историк как-то раз долго объяснял, что песня неправильная.
Мол, если бы корнет имел несколько орденов, то он бы стал подпоручиком. Единственный орден, который не давал повышения в звании, был Станислав третьей степени.
– Ладно, суть не в этом. Суть в том, что князь Тюфякин тоже приложил руку к свержению Василия Шуйского. Более того, когда Шуйского насильно постригли в монахи, именно Тюфякин произносил за царя клятву.
– Так монашество-то – дело добровольное, – заметил командир, проявив знание религиозных традиций.
– Вот и патриарх Гермоген то же самое сказал – мол, коли клятву монашескую произнёс Тюфякин, стало быть, мнихом он и стал, а не царь Василий.
– Вывод, господин поручик?
– А вывод, мон колонель, таков – напали на нас противники Шуйского. И не исключено, что связаны они с той самой кодлой, что нас нагнуть пытается.
Глава 12
Август на Москве был замечательным! Тепло, но не чрезмерно. Солнышко светит, в саду собирают яблоки, а на огородах морковка и огурцы так и прут! И завтрак был на диво хорош – каша, щедро сдобренная маслом, и оладьи со сметаной.
Теперь бы пройтись по набережной Москвы-реки да поглазеть на девушек. Отпуск, да и только!
Увы, набережную ещё не догадались соорудить, да и девушки вдоль реки гулять не ходят. И вообще, хорошо в Москве семнадцатого столетия, но пора бы и честь знать.
Особенно после недавнего налёта, который, хоть и обошёлся малой кровью и не сказать, что прямо-таки катастрофическими разрушениями, однако настроение подпортил преизрядно. Тем более, вряд ли фиаско надолго остановит врага, избравшего их мишенью. В таких случаях принято не ждать у моря погоды, а наносить ответный удар. В идеале такой, чтобы от супостата и мокрого места не осталось.
Посему подполковник Дёмин, осилив десятка два оладушек и запив их квасом, твёрдо сказал:
– Дюбрэя надо брать!
Историк лишь поинтересовался:
– Что, прямо сейчас и пойдём?
– Увы и ах, – с сожалением отозвался Дёмин. – Не потянем мы сейчас, силёнок не хватит.
Свешников только кивнул. И впрямь, идти брать Дюбрэя своими силами нереально. На шеинскую дворню тоже рассчитывать нельзя. Кормить-поить и всё такое прочее – они со всей душой, а вот выполнять приказ чужих бояр и идти на штурм московской усадьбы – ни в жизнь. К тому ж вся дворня – инвалидная команда. А своих… А своих сейчас насчитывалось человек шесть, от силы восемь. Пара стрельцов ранены в стычках, ещё двоих отпустили погостить у родни. Учитывая традиции отечественного гостеприимства, сейчас они лыка не вяжут и не смогут его вязать ещё очень долго.
– К царю пойдём? – поинтересовался Свешников. – Заодно попросим у Василия Ивановича разрешение на штурм подворья. Как-то нехорошо получится, если мы – то есть, формально, – чужеземцы, в столице России шуметь начнем. За такое царь и обидиться может.
– Значит, пойдём к царю. Попросим у государя человек пятьдесят.
– Не слишком?
– Если брать усадьбу какого-нибудь местного феодала, так и двадцати хватит. А тут…
Выдержав драматическую паузу, Дёмин продолжал:
– У Дюбрэя наверняка есть оружие, принципиально отличающееся от пищалей московских стрельцов. Отправлять мужиков в прямое столкновение – послать их в мясорубку. Значит, действовать придётся вдвоём. Эх, жаль, что остальные парни в Дорогобуже остались!
– Значит, придётся просить аудиенцию у царя-батюшки, – сделал вывод историк.
Но просить аудиенцию не пришлось. Шуйский, словно бы услышал их мысли, опять-таки прислал двух «безликих» гонцов, получивших приказ срочно доставить к нему «сербов».
Встреча с царём произошла всё в той же тайной комнате. Вроде ничего не изменилось, но бумаг прибавилось.
Василий Иванович, отмахнувшись от церемонных поклонов, сразу же принялся излагать свою проблему:
– Беда у меня, бояре. Узнал я, что на нынешней думе решили меня бояре и окольничие извести.
– С престола свергнуть? – решил уточнить Свешников.
– Не свергнуть, а убить, насовсем, – печально отозвался царь. – Знаю даже, что убивать меня станет князь Засекин. У него за поясом ножик будет вострый. А за руки станет держать Туренин.
– Так а если тебе известно, что убивать тебя станут, то взял бы да арестовал всех, – слегка удивился Дёмин.
– Чего бы я сделал? – не понял царь.
– Арест – это с латинского arrestare – «задержать». У нас в Сербии так говорят, когда хотят взять кого-то под стражу, – поспешил на выручку товарищу Свешников.
– Это как так – взять, да бояр с окольничими арестовать? – хмыкнул царь, которому новое словечко пришлось по вкусу. – Я ж не Иван Васильич, что мог по одному подозрению казнить. Ну, сказали холопы, что князья с боярами меня извести хотят, ну и что? Не пойман, как говорится, не вор. А начни просто так… арестовывать, сразу же и мятеж подымется.
Свешников с Дёминым переглянулись. Ситуация выглядела совсем странной. Всё-таки, в их понимании, государь всея Руси мог сделать всё, что угодно. А вот поди ж ты. Традиция, чтоб её…
Дёмин, не любивший ходить вокруг да около, задал вопрос:
– Стало быть, от нас требуется охранять государя? А как мы в Боярскую думу войдём, если туда хода нет?
Василий Иванович хитренько посмотрел на историка и подполковника и вдруг лукаво им подмигнул.
– А вы, бояре сербские, к нам из далёких земель прибыли, про наши порядки не знаете и не ведаете. Холопам сейчас прикажу, они вас куда надо проводят. Ну, а там уж сами действуйте.
– Ясно, государь, – кивнул подполковник, отвечая и за себя, и за коллегу.
– Слышал, что у вас какие-то неприятности появились? – вдруг поинтересовался Шуйский, посмотрев прямо в глаза Дёмина.
– От тебя ничего не скроешь, государь, – без особого удивления ответил Дёмин. – Есть среди англичан один купец, который явно не тот, за кого себя выдаёт.
– Это не про мальтийца ли речь? – усмехнулся царь, демонстрируя собственную осведомленность. – Слышал про такого. Только аглицкие купцы говорят – не знают, кто он такой. Даже Ванька Мерин[42], что главным приказчиком в ихней компании служит, божится, будто не ведает, что это за птица. Мол, вынырнул откуда-то, к Аглицкой слободе прибился. Ну, опосля сегодняшней Думы поглядим, что там с этим Дубреем можно сделать. Только не обессудьте, бояре сербские, ждать вам придётся долго. Дума сегодня после обедни соберётся.
Выходя от царя, Свешников подумал, что репутация интригана, которой наградили царя Василия Шуйского современники, вполне заслуженная. Он же не сказал, как им действовать.
Ну, само собой разумеется, что царь, зная о репутации «сербов», полагал, что они начнут стрелять. Но ведь он же не отдавал им такого приказа, правильно? Так что с государя взятки гладки.
Да и традиция – не входить посторонним на заседание Думы тоже выглядела весьма сомнительной. Скорее всего, государь решил избавиться от неугодных бояр чужими руками. Добавим, что и обещание что-то сделать с «мальтийцем» тоже оставалось только обещанием, которое пока не было подкреплено ничем, кроме слов. А как известно, правители всегда хозяева своего слова. Сам дал, сам взял…
Просить же у царя стрельцов для штурма усадьбы сейчас было не с руки.
Грановитая палата, куда холопы провели Свешникова и Дёмина, по сравнению с дворцами императоров выглядела куда скромнее. Но всё равно из тех зданий, что видели «сербы», мало какие могли соревноваться с этим.
Если прикидывать по меркам двадцать первого века, то высотой палата была с четырёхэтажный дом. Пусть окон было лишь два ряда, зато здоровенные.
Свешников с удивлением отметил, что все окна забраны стеклом! По меркам эпохи – несусветная роскошь. Причём стеклом довольно-таки большим, а не теми стёклышками, что вставляли в окна европейских дворцов и замков.
Но особо рассматривать было некогда.
Обоих «сербов» провели внутрь, в Главную залу, где со времён Великих князей проходили самые важные мероприятия – царские пиры, заседания Боярской думы, приёмы иноземных послов. Наверняка что-нибудь ещё проходило, только Свешников не смог вспомнить.
Историк смотрел во все глаза, пытаясь запомнить хоть какие-нибудь детали.
Ага, вон те часы, в правом углу, он уже видел – золотой слон с башней, запряжённый в повозку. Вроде бы подарены кем-то из иностранцев Ивану Грозному.
А в противоположном углу стоят ещё одни, напоминающие Спасскую башню. Только не нынешнюю, деревянную, а ту, что будет украшать собой Красную площадь лет этак через сорок…
Вдоль стен расставлены скамейки – не то деревянные, не то каменные. Историк мысленно пожалел боярские задницы. Всё-таки могли бы и подушки положить…
Почему-то вдруг с ностальгией вспомнил деревянные скамейки электричек, на которых часто катался во времена студенческой юности. Эх, молодость-молодость…
А вот царский трон выглядел совсем скромно. Не трон, скорее, а высокое кресло с узкими подлокотниками.
Но опять-таки, особо поразглядывать ему не дали, а провели дальше, где позади трона стояла ширма.
За самой ширмой (была ли она поставлена специально для «сербов» или стояла для каких-то царских надобностей?) никто не догадался поставить хотя бы табуреты. Свешников с Дёминым переглянулись и тихонько вздохнули.
Кто знает, сколько продлится заседание Думы. Если как у нашей (то есть у Государственной), то долго. Пока все не выговорятся.
Да и царь говорил, что ждать придётся. Их ведь привели заранее.
Не мудрствуя лукаво, Свешников с Дёминым уселись прямо на пол, благо, что он был застелен толстыми персидскими коврами, а потом и вовсе улеглись.
Ждать пришлось долго. Часов не было, но по внутренним расчётам – часа три, не меньше. За это время «сербы» даже успели подремать. Ну, а что ещё прикажете делать, если приходится сидеть и ждать?
Хорошо, что они догадались предварительно зайти в «особое» место, а не то было бы тяжко.