Поравнявшись, смоленские стрельцы и команда Дёмина остановились и принялись здороваться. Среди прочих Свешников узнал Андрея Беляницына – посадского, в минуты опасности для города ставшего стрельцом, а теперь, судя по всему, дослужившегося для сотника. В той истории именно Беляницын и был тем парнем, что взорвал храм вместе с собой и ляхами.
– Господа бояре! – снял стрелецкую шапку Беляницын.
– Приветствуем! – дружно прикоснулись к собственным шапкам «сербы», обозначая, что они всё-таки рангом повыше, нежели сотник.
– В Смоленск путь держите? – задал очевидный вопрос сотник, но сам же на него и ответил: – Ну, коли по нашей дороге идёте, так куда же ещё?
– А сам-то куда направился, Андрей… уж прости, не знаю, как по батюшке? – поинтересовался Дёмин.
– Так мне с «-вичем»-то, вроде, пока не с руки именоваться, – поломался для приличия сотник, но с удовольствием сообщил: – Андрей я, сын Тимофеев.
– Куда войско повёл, Андрей Тимофеевич? – спросил Дёмин.
Беляницын расцвёл от подобного обращения, но, взяв себя в руки, сообщил:
– Так это ж разве войско? И всего-навсего полусотня стрельцов. В Ярцево нас послали. Владелец тамошний к государю прискакал, челом бил. Мол, выгнал его с села какой-то Тимоха Шушерин, говорит – мол, село ему королем Сигизмундом дадено, жалованная грамота есть. Он-то ещё воеводе Шеину челом бил, так тому недосуг было, да и людей лишних не было. А сейчас вот велено того Тимоху из села выбить, да пред царские очи поставить, чтобы неповадно было законных хозяев гнать.
– И что там в Смоленске делается? – поинтересовался Свешников.
– Так а что в Смоленске? – пожал плечами Беляницын. – Осаду царь-батюшка снял, теперь князь Пожарский ляхов да прочих ихних прихвостней по уезду ловит. Ну, кого вешают, кого просто вон из Руси выбивают. Воеводу Шеина за верную службу государь местом в Думе боярской пожаловал, золотой саблей, да вотчины ему отписал. Велено боярину в вотчину свою пока возвращаться, отдыхать, чтобы потом место достойное получить при государе, а гарнизон Смоленский под руку князя Пожарского отдан.
– А про наших ничего не слышно? – спросил Дёмин, хотя связывался по рации с Водневым вчера вечером и про передачу Смоленска под руку Пожарского уже знал. Но не спросить о коллегах, оставшихся в Смоленске, он не мог. И Беляницын бы не понял, да и самому интересно.
– Так что там, про ваших-то? – почесал Беляницын затылок. – Слышал, что вчера они с князем Дмитрием Михайловичем Пожарским пособачились. Пожарский свой гарнизон в Дорогобуже ставить должен, своего воеводу. Так бы всё ничего – встретились, поговорили, но князь потребовал, чтобы они ему поясным поклоном поклонились, а не головой кивнули. А ваши в ответ – мол, мордой ты, князь, не вышел, чтобы мы тебе в пояс кланялись. А один, который Денис, сказал что-то вроде – мол, пущай тебе медведь в ножки кланяется. Ну, Димитрий Михайлович рассвирепел, лаяться стал, а который из сербов – не, не Денис, а другой, постарше, князя по матушке послал. Князь-то не один был, а с холопами, те в драку ринулись. Вроде бы и холопам перепало, и князю немножко – глаз подбили. Вот Дмитрий нынче глаз перевязал, да к государю пошёл, чтобы сербских бояр к нему на двор выдать с головой. Ну, а далее, бояре, не знаю, не обессудьте. Велено было к Ярцеву выступать, мы и выступили.
Попрощавшись с Беляницыным, «сербские воеводы» заспешили в Смоленск. Дёмин обдумывал услышанное, мысленно посылая своим подчинённым кары небесные. И не столько за случившееся, сколько за то, что не доложили! Ну, бояре сербские, чтоб вам!.. Ладно, устрою я вам день взятия Бастилии!
Свешников, понимая состояние командира и то, из-за чего тот сейчас злится, примирительно сказал:
– Может, ссора случилась уже после сеанса радиосвязи? Или парни ей значения не придали. Ну, мало ли, с кем подраться могли. И обо всех мелочах докладывать?
– То, что Пожарский решил гарнизон поменять, – мелочь?!
– Не кипятись, господин воевода. Приедем – всё сами узнаем.
Переведя дух, Дёмин спросил:
– И что скажешь, господин историк? Что значит – выдать с головой на двор? В кандалах, что ли? И при чём тут Пожарский?
Кажется, в голове у подполковника не укладывалось, что герой освободительной войны способен на скандалы и кляузы. Свешников, пытаясь припомнить читанное в разное время, рассудительно пояснил:
– Вишь, всем бы князь Пожарский хорош – умён, честен, но у него один пунктик был. Повихнут он на чести княжеской, да на понятиях – кто какое место при царе должен занимать, чтобы умаления его чести да чести рода не было. Кто-то из историков подсчитал, что Пожарский раз двадцать судился с прочими князьями-боярами о месте да чести[48]. Мы-то его как картинку представляем, как памятник, а он же живой человек был, со всеми прибабахами.
– Да уж, представляю, если князь о месте судился, то что он начнёт вытворять, если ему кто-то из наших в лоб дал? – усмехнулся Дёмин, хотя весёлого тут было мало. – Интересно, кто из наших?
– Да кто угодно, – фыркнул историк. – Представляешь, тебе говорят – а ну, смерд ледащий, сойди с коня, да прилюдно мне в ножки падай! Да ты, командор, первым бы такому в глаз засветил. Ещё если царю кланяться – так и ладно, а какому-то князюшке захудалому? Да будь ты три раза Пожарский, спуску бы не дал. Ну, я, конечно, утрирую, но парни бы просто так драться не стали. Опять-таки, мы ж тоже не хрен с горы, а бояре сербские!
– А что значит – «выдать с головой»?
– Ну, это что-то вроде позорного столба, только в колодки не сажают. Тяжбу проиграл о месте – выдадут тебя с головой. Тот, кого выдали, должен целый день во дворе победителя простоять. Насколько я помню, сам князь Пожарский такую тяжбу проиграл, так вынужден был к сопернику на поклон идти. По здоровью да по кошельку не бьёт, а вот по чести да по спеси – это да.
– Ладно, приедем на место, разберёмся, – решил командир, немного успокоившись. Даже если, при самом плохом раскладе, парней заставят простоять во дворе князя Пожарского день – не смертельно.
Глава 19
Команда наконец-таки соединилась в полном составе, чему все были откровенно рады. И в Москве Дёмину постоянно не хватало своих бойцов, да и в Смоленске молодым офицерам частенько недоставало опыта командира и знаний историка.
После радости от встречи настало время «разбора полётов». Однако «старшему боярину» мылить шеи и сносить головы подчинённым было не за что. Парни действовали правильно. Ну, а теперь подполковник Дёмин всё разбирал по пунктам.
Во-первых, государь всея Руси в Смоленск пока не въехал. Остановился в пяти верстах (с южной стороны, потому Свешников и Дёмин на царя и не наткнулись), разбил лагерь, окружил себя верными войсками. Смоляне ждут торжественного въезда царя-батюшки, чистят улицы, разгребают завалы.
Во-вторых – хотя Пожарский и назначен новым воеводой, но заправляет пока всем боярин Шеин. Дела сдаёт, то-сё.
В-третьих, конфликт действительно имел место, но о ЧП отцу-командиру не доложили не по причине разгильдяйства, а потому, что действительно не успели.
Князь Пожарский нагрянул с утра пораньше, чтобы самолично выяснить – как там дела в Дорогобуже, чтобы направить туда пару стрелецких сотен на смену уставшему гарнизону. В принципе, поступил, как подобает нормальному воеводе, который желает знать о ситуации лично. Да и тамошний гарнизон, в отсутствие Дёмина, мог бы не подчиниться воеводе, ставленому Пожарским.
Морошкин, как старший по команде, объяснил князю, что он, без главного воеводы Дундича, готов перепоручить Дорогобуж только при условии, что будет грамота от государя.
Вот тут-то князь и разгневался! Заявил, что он волен в Смоленской земле вершить и суд, и расправу, и все городовые команды ему должны подчиняться безо всяких условий!
Собственно, дальше и произошло «матерное лаяние» с обеих сторон, закончившееся небольшой драчкой, в результате которой князь получил в глаз. Да и то не от «сербов», а от своего же холопа, которого Воднев бросил через бедро.
Ну, не мог же капитан предвидеть, что холоп улетит к Пожарскому, да ещё и засветит каблуком в глаз собственному хозяину?!
Дёмин, оценив ситуацию, грустно вздохнул:
– Хреновое дело, если мы с командующим армией отношения испортим. Скомандует князь нас всех под стражу взять, и адью.
– Не скомандует, – уверенно отозвался Морошкин. – В Смоленске покамест Шеин всем заправляет, а без его ведома никто нас под стражу брать не рискнёт. Вот коли Шеин отъедет, тогда да.
– Подожди-ка, а Пожарский так и сказал – мол, он воеводу в Дорогобуж поставить хочет? – спросил Свешников.
– Ну да, – подтвердил майор. – Дескать, власть законная нужна, нельзя самовольно города занимать, а только по указу государя.
– Но царского указа он вам не предъявлял?
– Нет, – замотали головами все трое.
– Вот где собака-то порылась! – обрадовался Свешников. – А ведь, похоже, Пожарский сам теперь в опалу попасть может.
– С чего вдруг? – удивились в один голос и Морошкин и Дёмин.
– А с каких это пор городского воеводу ставит командующий войском, а не царь? Ну и что, что Пожарский – воевода Смоленска? Насколько помню, даже в захудалые городишки только царь воевод мог ставить. Тем более, что коли государь вместе с войском, так он и является первым воеводой, а Пожарский – только вторым. Чтобы воеводу в Дорогобуж поставить царским именем, всё равно грамота от государя нужна.
После слов историка народ заметно повеселел. Кажется, атака со стороны правительственных войск им не грозит, а если по мелочи, то ничего страшного. А если Пожарский и вытащит всех на суд, то не факт, что царь примет его сторону.
Размышления господ офицеров были прерваны громким стуком в дверь. Павленко, как младший по возрасту, отправился открывать.
В горницу вошли два незнакомых человека. Судя по богатым кафтанам и саблям с позолоченными эфесами – люди непростые. Тот, что был чуточку постарше, церемонно поклонился присутствующим и заявил: