Я провожал уходящего старика взглядом и думал, что зря, ох зря я только что качнул информационный пакет про профессора Тер-Аванесяна. Вот зачем, зачем мне было знать, что через полтора года его сердце не выдержит?
Повернулся к женщине и, через силу улыбнувшись, представился:
– Соколов. Андрей Соколов.
Понедельник 3 октября 1977 года, день
Москва, площадь Дзержинского
– Нет, ничего нового. – Напоминающий добродушного бегемотика криминалист огорченно покачал головой. – Чернила и бумага стандартные, почерк тот же. По микромаркировке – конверт куплен в центре города, в Дзержинском районе. Микромаркировка тетрадных листов дала тот же результат. Пыльцы нет, так и не сезон. Перхоти заметно меньше, так опять же – тепло еще, шапки не носим… В общем, дополнительных зацепок не появилось.
Жора огорченно вздохнул, поднимаясь со стула:
– Жаль, Лазарь Соломонович, очень жаль… Ну что ж, будем цедить сетями воду дальше, до посинения, пока не зацепим.
Бегемотик погрыз дужку очков и, чуть поколебавшись, добавил:
– Мысль у меня тут, Жора, появилась. Если операция важная и долгосрочная и вы ожидаете появления новых писем, то можно попробовать нестандартный вариант…
Минцев скользнул на стул обратно и с укоризной заметил:
– Как вы могли, Лазарь Соломонович, даже на минуту представить себе, что я могу заниматься не важной работой? Шо я, поц какой? – И, посерьезнев, уточнил: – Очень важная, очень, поверьте. И, полагаю, письма еще будут.
– Тогда смотрите, Жора… По конвертам, как мы поняли, в данном случае точно район не определить, ни по микромаркировке, ни по местам вбрасывания. Но и покупают их часто на ходу, в случайном месте. А вот баночку чернил, заметьте, обычно берут недалеко от дома, правильно? Вот вспомните, где вы обычно покупаете чернила?
– Хм… – Жора наморщил лоб, припоминая. – А ведь верно, я всегда в канцелярке возле дома беру.
– Вот! – Палец-сарделька возделся к небу. – А почему?
Минцев задумался, потом неуверенно предположил:
– Э-э-э… Чтобы уменьшить вероятность того, что чернила случайно разольются в портфеле?
– В точку! Именно! Флакончик не герметичен, и если потрясти, то пара капель может вытечь при неплотно закрытой крышке. А это неприятно. И заметьте, молодой человек, впрок чернила обычно не запасают. Сколько вы берете за раз? Один флакон? Два?
– Один, Лазарь Соломонович, один, – кивнул Жора.
– Вот! Почерк там высоковыработанный, а это значит, что пишет человек регулярно и в немалых объемах. Так что скорее всего за квартал флакон уходит. – Криминалист победно поглядел на Минцева поверх очков и выложил: – Я тут вспомнил байку – мой учитель рассказывал. Якобы в тридцать четвертом году на семнадцатом съезде партии каждому делегату в чернильницу на его месте были налиты чернила с индивидуальным составом присадок. А после голосования по результатам экспертизы бюллетеней выявили тех, кто проголосовал против Сталина. Смотрите, Жора, а что, если попробовать сделать такие специальные партии чернил для Ленинграда и, заменив ими обычные, реализовывать в привязке к строго определенным кустам продаж, а?
Минцев, просекший идею в зародыше, восхищенно цокнул языком:
– Конгениально, Лазарь Соломонович! Определенно – конгениально! А над составом наш отдел технического обеспечения поколдует, им такое задание на один зуб.
– Да. И вот что еще важно при такой методике – подтверждение. Смотрите, как только появится первое письмо с мечеными чернилами, надо сразу заменить все партии на новые, с ранее не использовавшимися вариантами рецептур. И если потом придет письмо, написанное уже одним из этих новых вариантов, а купят его все в том же кусте торговли, то можно считать, что мы нашли район проживания или работы интересанта.
– Золотой вы наш! Да, Лазарь Соломонович! – соловьем разлился Жора. – Все, с меня кус сала, того, помните, что на майские у вас хорошо пошло?
– Молодой человек, – огорченно всплеснул руками бегемотик. – Какое сало? Да что вы такое говорите!
– Ах да, да… – Жора дурашливо постучал себя по лбу. – Совсем же ж забыл! Да, точно, вы ж тогда назвали его белой рыбой! Такая отваренная моей бабушкой в луковой шелухе и фаршированная чесночком, угу. Из морозилки. Мы ее еще такими тоненькими стружечками резали и на черный хлеб. И под водочку…
– Вот ты где! – Ворвавшийся в комнату распаренный майор-сослуживец прервал подтрунивание. – Руки в ноги и бегом! От Ю Вэ три раза уже тебе звонили. Давай дуй в первый двор, куда-то едешь.
Минцев подхватился, торопливо кивнул Лазарю Соломоновичу и перешел на бег.
Андропов появился во внутреннем дворике буквально через две минуты после зарозовевшегося Жоры и, махнув рукой на приветствие, торопливо полез в салон:
– Садись, опаздываем на рандеву с Дмитрием Федоровичем. Он нас через двадцать минут на Минском шоссе ждет. Обещал экскурсию.
Машина выскочила из распахнувшихся ворот и понеслась в сторону Арбата. Сразу за кольцевой, у тихой деревянной Немчиновки, на обочине Минского шоссе их поджидали три черные «Волги». Увеличившийся вдвое кортеж понесся дальше.
Ехали недолго. У Голицыно свернули направо, проехали через пару КПП и высадились у новенького и совершенно непритязательного трехэтажного строения, похожего скорее на районную больницу, чем на секретный объект Министерства обороны.
Встречали два генерала, один из которых был знаком по фотографиям всей стране.
– Товарищ Маршал Советского Союза! – пророкотал, вскидывая руку к выгнутой до эпатажного состояния фуражке, моложавый генерал-лейтенант.
Дмитрий Федорович Устинов шагнул навстречу и протянул руку:
– Добрый день, Николай Федорович. И вам добрый день, Герман Степанович.
Повернулся к стоящему чуть позади Андропову и представил подчиненных:
– Начальник Центра командно-измерительных комплексов искусственных спутников Земли и космических объектов генерал-лейтенант Шлыков Николай Федорович. Ну а Герман Степанович, – он указал на Титова, – зам по управлению космическими аппаратами военного назначения.
Андропов представил Жору, придав ему тем самым статус не просто сопровождающего, а полноправного участника встречи:
– Георгий Минцев. Товарищ подполковник разрабатывает планы применения сил и средств Управления диверсионной разведки на особый период… И осуществляет оперативное руководство еще одной специальной группой. Как раз по этой линии, Дмитрий Федорович, добыли, в частности, информацию по вашему камчатскому кабелю. Ну и сегодняшняя тема тоже от него.
Устинов помрачнел:
– Я бы, конечно, заложил там донные мины. Пускай бы, к чертовой матери, полетали, когда сунутся снимать записи. Слухачи…
– Да ладно. – Андропов примиряюще махнул рукой. – Мы им через этот канал теперь столько дезы накачаем. У меня служба активных операций с красными глазами ходит, работают без выходных. А поставите вы те мины… Ну станет у США на одну подводную лодку на Гавайях меньше – сильно тебе полегчает?
– Да согласился я с тобой, Юрий Владимирович, согласился. – Устинов покатал желваки и продолжил: – Ладно… Вот, – обвел он рукой, – объект четыреста тринадцать: наш космос, наши глаза и уши. Пойдемте похвастаюсь, такое мало кто видел.
В большом зале на втором этаже Устинов повернулся к Титову:
– Герман Степанович, покажите нам «Легенду» в работе.
Титов, космонавт-два, уверенно прошел к пульту и, сев в кресло, пощелкал тумблерами. Засветился большой кинескоп, прорисовалась, набирая резкость, какая-то картинка. Затем она, повинуясь воле оператора, поплыла вверх-вправо.
– Так… – сказал Титов. – Смотрите, товарищи, сейчас спутник над Восточной Атлантикой. Вот это, – постучал карандашом по небольшому пятнышку на экране, – Мадейра. А в правом верхнем углу мы видим Гибралтар. Сейчас наведу на него и дам приближение.
Картинка дернулась и начала наплывать.
– Вот тут Херес и Малага, – со вкусом выговорил Титов. – Танжер на южном берегу пролива…
Прорисовалась береговая линия, проступили детали рельефа. Последними проявились светлые черточки на поверхности моря.
– Корабли, идущие сейчас через пролив. И кильватерные следы за ними, – с отчетливой гордостью пояснил Устинов. – В темпе реального времени!
Минцев навис над плечом легендарного человека и, затаив дыхание, вглядывался в медленно уплывающую вправо картину.
Он! Видит! Землю из космоса! Вместе с Титовым!
Нет, у него в жизни было много упоительных мгновений. Первый прыжок и первая женщина, первая успешная операция по реальному противнику… Но эта плывущая по экрану планета перебила все. В носу неожиданно засвербело, и он подался назад, в тень Андропова, пока никто не заметил подозрительного блеска глаз у боевого офицера.
– Вот здесь, в «Легенде», этот реактор «Бук» и работает, – подвел итог просмотру Устинов. – В полностью развернутом состоянии, когда на орбите работает вся группировка из семи спутников, она обеспечивает беспропускную разведку Мирового океана. А в перспективе нескольких лет – не только разведку, но и целеуказание в интересах нашего флота. Сейчас у Челомея доведут до ума сверхзвуковые противокорабельные ракеты, поставим их на подводные лодки новой серии, и тогда у нас появится возможность уничтожать крупные авианосные группировки противника. Двадцать лодок-носителей, по двадцать четыре «Гранита» на каждой… – Он резко рубанул рукой, и лицо его стало жестким, потеряв даже намек на улыбку. – По команде за первые же сутки снесем все флоты США к чертовой матери, и следа не останется.
– Еще двадцать лодок? – Андропов болезненно поморщился. – Ох, Дмитрий Федорович, без штанов страну оставите.
– На обороне не экономят, сам знаешь. Сожрут сразу, только дай слабину. – Устинов чуть помолчал, потом добавил: – Давай рассказывай, чем тебя наши реакторы заинтересовали.
– Погоди, я еще не все понял. А зачем их вообще на спутник ставим?
Устинов кивнул Титову, мол, отвечай. Тот встал с кресла и пояснил: