– А ты сегодня вечером занят? – Пока она произнесла эту немудреную фразу, голос ее пару раз надломился. – Пойдем в кино?
– А на что? – Я невольно заговорщицки стал говорить тише.
– В «Космонавте» новый фильм. «Служебный роман» называется, с Алисой Фрейндлих. – То, что я не отказал с ходу, ее чуть успокоило, и вот теперь она робко улыбнулась.
– О! – Я быстро прикинул расклад: старшая Тома еще больна, у Яськи шахматный турнир до воскресенья, Зорька… Нет, Зорьку лучше не трогать – она сейчас как чуть слышно потикивающее взрывное устройство, может рвануть в любой момент, и будущий эпицентр следует обходить по широкой дуге. К тому же смелость Утенка заслуживает уважения, а пропустить премьеру такого фильма…
Да и что греха таить, интересна мне эта девчонка. Даже не столько первыми отблесками будущей красоты, что уже начинает ее подсвечивать, пусть пока это вижу, похоже, только я, сколько едва ощутимым флером какой-то загадки. Что-то было в ней особое, отличающее ее от других. Иногда казалось, что все дело просто в разрезе глаз с намеком на восточную экзотику. Иногда, когда она замирала, созерцая веселое буйство школьных коридоров, я замечал в ней непонятную, почти взрослую грусть, и это интриговало. И очень-очень редко, всего несколько раз, когда она серьезно вглядывалась в меня, будто замечая что-то невидимое другим, из глаз ее словно смотрело что-то древнее и мудрое. В такие секунды я по совершенно необъяснимой причине начинал чувствовать себя младше и глупее.
– Хорошая идея, – улыбнулся я ей в ответ. – Приглашаю тебя в кино. Сеансы знаешь?
– Неа. – Девушка огорченно моргнула.
– Тогда давай в четыре часа встретимся. Может, у кафе-мороженого? – Чувствую, скучно не будет, даже если придется подождать.
В глазах у Гадкого Утенка блеснула радость, согласно мотнулась тяжелая, цвета вороного крыла, челка.
«Впрочем, – вгляделся я попристальней, – какой «Гадкий»? Какой «Утенок»?»
Изрослась мелкая Тома. И как же теперь ее называть?
Я мысленно покатал на языке имя. Тома, Томочка…
Ну нет, это место уже прочно занято.
«Будет Мелкой», – решил я.
Беспокоился ли я? Нет, конечно же нет. Это даже на легкую интрижку не тянет. Всегда можно остановиться. Я был в этом абсолютно уверен.
Глава 5
Суббота, 15 октября 1977 года, день
Ленинград, 8-я Красноармейская улица
– Урок окончен, – объявила Зиночка, и в дверях забурлила давка.
Веселые выкрики ребят, преувеличенно озабоченный писк девчонок… Те, которые уже осознали себя девушками, не торопились и спокойно вышли на тридцать секунд позже. Привычно царапнула меня взглядом Зорька, я привычно сделал вид, что не заметил. Последней, кивнув мне на прощанье, удалилась классная.
Я окинул взором фронт работы: полить цветы, расставить стулья и подмести. Обычные обязанности дежурного по классу, а сегодня как раз моя очередь.
Управился минут за десять, и то только потому, что никуда не торопился. Закрыл класс, забросил ключ в учительскую и, негромко что-то насвистывая, двинулся к лежащей за поворотом лестнице.
Сначала из-за угла долетели приглушенные восклицания. Потом, скользя по полу и исторгая наружу нехитрое свое содержимое, выехал, крутясь, расстегнутый портфель. Я мысленно пожал плечами – чего только в школе не случается – и приготовился перешагнуть через рассыпавшуюся канцелярщину.
Послышался, отражаясь от стен, звонкий шлепок, словно кому-то отвесили смачную пощечину, затем этот кто-то взвизгнул: «Дурочка с переулочка», и мне под ноги спиной вперед вылетела Мелкая: растрепанная, со свалившейся вниз лямкой белого фартука. Я успел заметить расширенные в испуге глаза и закушенную губу. Падала она неудачно, отставив правую руку назад. Миг, и она шлепнулась попой на вылетевшие из портфеля тетради и учебники. Раздался негромкий треск, и Мелкая ойкнула от боли.
Мощно ударило в груди сердце, перед глазами зарябило красным. Мой портфель полетел вбок, а меня перебросило через еще не успевшую подобрать ноги Томку. Развернулся я в полете, как кот, и упруго приземлился, уже готовый к рывку вперед. Мир свернулся до двух придурков, на лицах которых застыли пакостные гримасы.
Я их знал, да кто ж в школе их не знал? На год младше, на детскую комнату милиции еще не наработали, но Тыблоко скорее удавится, чем возьмет их в девятый класс, да не сильно-то они и хотят туда.
Один – переросток, крупнее меня: и ростом выше, и в плечах шире. Но сомнений в том, кто тут хищник, а кто добыча, не было ни у него, ни у меня, и поэтому удивление на его лице уже начало сменяться испугом.
Второй – обычная тощая рыба-прилипала, но он стоял ко мне ближе, загораживая дорогу, и мое первое «здрасьте» досталось именно ему. Бил я не задумываясь, снизу-вверх, в мечевидный отросток грудины, но в последний момент мелькнуло в уме: «Это ж дети», и удар выдвинутой из кулака фалангой пришелся на пяток сантиметров ниже. Вышло и не акцентированно, и не так сильно, как могло бы быть, но и этого хватило – прилипала молча сложился, а я лишь добавил вослед лодочкой по уху, подправляя падение в сторону с моего пути.
Рыкнув на выдохе, шагнул к заводиле. Тот уже разворачивался, пытаясь дать стрекача, но я зацепил его за стопу. Он с грохотом упал на четыре кости. Просто напрашивался удар сверху пяткой по копчику, однако я уже вполне контролировал себя, поэтому просто сильно ткнул носком в заднюю поверхность бедра – болезненно, но не травмирует. Судя по вскрику, попал нормально.
Я наклонился над ним, размышляя, добавить еще или так сойдет, и тут кто-то повис на мне со спины, а знакомый голос зачастил на ухо: «Андрюша, не надо!»
Стряхнул Мелкую и аккуратно взял ее правую руку. Против ожидания она не вскрикнула. Я чуть помял запястье, потом надавил продольно на предплечье.
– Болит?
Она замотала головой и торопливо вернула на место свисающую лямку. Почти черные глаза блестели влагой и обидой, губы дрожали, но она уже пыталась улыбаться.
Я шагнул назад, шаря взглядом по полу.
А вот и разгадка: два сломанных поперек карандаша и расплывающееся из-под авторучки пятно чернил.
С облегчением выдохнул и повернулся к Мелкой:
– Собирай портфель.
Она тут же опустилась на корточки и стала, почти не глядя, торопливо впихивать все назад.
Я вернулся к поверженным. Бледный прилипала сидел, прислонившись к стене, и всхлипывал, пытаясь восстановить дыхание. Дылда все так же стоял на четвереньках и, подвывая, растирал место удара. Я толкнул его ногой, и он свалился на бок.
– Андрей, – полетело от Мелкой предупреждающе.
– Да все нормально, – повернулся я к ней, успокаивающе показывая ладони. – Надо довести вразумление до логического завершения.
Она принялась быстро-быстро собирать рассыпавшиеся карандаши.
– Ну что, урод, – медоточиво улыбнулся я придурку, присаживаясь на корточки, – дошло или добавить?
– Д-д-дошло…
Я удивился – зубы у него действительно стучали друг об друга. Посмотрел пару секунд в глаза: вроде бы действительно дошло. Надолго ли?
– Это я нежно, – пояснил ему. – А в следующий раз будет любя. Хочешь узнать как?
Дылда страдальчески поморщился и замотал головой.
– Хорошо, – поднялся я. – Поверю на первый раз. Но ты уж меня больше не огорчай. А теперь, – добавил в голос металла, – на счет «три» быстро отсюда испарились. Раз…
Две фигуры, одна подволакивающая ногу, а вторая – полусогнувшись, шмыгнули на лестницу.
Я повернулся к Мелкой. Она с видимым огорчением рассматривала раздавленную авторучку:
– Дома теперь влетит…
– За авторучку? – удивился я.
Она грустно кивнула.
– Возьми. – Я достал свою из портфеля. – У меня дома запасная есть.
Мелкая внимательно, не беря в руки, осмотрела авторучку и с мрачным видом вынесла вердикт:
– Нельзя. – А потом с печалью пояснила: – Слишком хорошая.
Я с недоумением посмотрел сначала на свой пишущий прибор – обычная китайская с якобы позолоченным пером, потом на обломки в ее руке.
– Знаешь, – предложил я, – давай тогда так: у меня дома запасная есть попроще, как твоя. Даже цвет такой же. Я ее завтра принесу. А ты этой сегодня домашку делай, и завтра утром поменяемся. Хорошо?
Мелкая радостно согласилась.
– Я верну, – пообещала она. – Обязательно. Талоны продам, чтобы новую купить, и верну.
– Чего? – переспросил с подозрением.
– Ну, – Мелкая небрежно махнула рукой, – авторучка полтора рубля стоит, восемь талончиков на обед.
– Так-так-так. – Я почувствовал, что жизнь открывается мне неизвестной стороной. – Талончик же двадцать четыре копейки.
– Ты что? – удивилась Мелкая. – Кто ж у меня его за столько купит?
– А за сколько купят? – продолжил я рыть глубже.
– За двадцать обычно.
– А кто берет-то?
– А… Есть у нас с карманными деньгами и любители дополнительно пожрать. И всем хорошо – им дешевле получается, у меня деньги, когда очень надо.
Я внимательно изучил худющую фигурку перед собой.
– Знаешь… Вот не надо возвращать. Я все равно на шарик хочу перейти.
– Мажется, течет… Фу.
– Западные хорошие, – вырвалось у меня непроизвольно, и я поморщился. – Ну что, собралась? Пойдем.
Мы начали спускаться по лестнице.
– Чего этим дебилам от тебя надо было?
– А… – Мелкая смотрела в пол. – Куражились просто.
Я почувствовал, что опять закипаю.
– Он тебя ударил?
– Толкнул… Просто я легкая. – Девчонка чуть слышно вздохнула.
Я покатал желваки, пожалев, что ограничился одним ударом.
– Часто тебя достают?
– Бывает, – осторожно сказала она. – Как бы они к Тыблоку сейчас не побежали жаловаться.
– Они что, действительно идиоты? – искренне поразился я.
– Угу, – мрачно согласилась Мелкая. – И еще какие.
– Так. – Я остановился, глядя вдоль коридора первого этажа. Там, за углом, был кабинет директрисы. – Давай проверим.
Я был неприятно удивлен человеческой глупостью: эти двое действительно мялись, о чем-то шепчась, перед дверью Тыблока.