ел на московского эмиссара, – подкинули нам на будущее «Золу» и особенно «Зарю», а? А то на старой опертехнике работаем. Была б кинокамера, горя б сейчас не знали.
Жора расстроенно взмахнул руками:
– Эх, сказали б раньше. Я под эту операцию, ей-богу, выгреб бы весь московский склад. А теперь что? Когда нам еще так повезет?
– И теперь не поздно, – уверенно сказал генерал. – Везите и не сомневайтесь, пригодится. А с тем, что получилось… Да нормально все получилось. Обычная ситуация. Уже есть с чем работать, и это хорошо. Есть ориентировка, это раз. Потом опять вброс по первой линии метро, закономерность подтвердилась. Теперь можно не только фотодокументировать, но и провожать до дома подходящих под ориентировку. Все-таки молодые люди – не самые частые отправители.
– Да я понимаю, Владлен Николаевич, все понимаю… Но как обидно! Могли разом все проблемы решить. – Минцев еще чуть погоревал и кивнул в сторону лежащей на столе сводки наблюдений. – Словесный портрет какой сотрудница дала?
Начальник ленинградской контрразведки молча протянул машинописный лист. Жора жадно заскользил взглядом по строчкам:
«Пол мужской, рост средний, 168–172 см, нормального телосложения. Верхняя часть лица закрыта шапкой, нижняя – шарфом, из-за этого и из-за условий освещенности цвет глаз и волос установить не представилось возможным. Разрез глаз европейского типа. Особых примет на доступной для наблюдения части лица нет. Возраст может быть определен в диапазоне от тринадцати до двадцати лет».
– Еще что-нибудь интересное удалось отметить?
Блеер мазнул взглядом по лежащему перед ним заполненному бланку:
– Ничего выдающегося, но кое-что все-таки есть… Стиль одежды не выделяется из окружения. Куртка синтетическая, темно-синяя, спереди пояс фиксируется нетипично, на двух кольцах. Вот рисунок… Надо будет проверить – вероятно, импорт. Шарф буровато-красный, мохеровый. Вообще одет неброско, но прилично.
– Ботиночки плохо видно… Лупа есть? – Минцев получил в руки инструмент и внимательно изучил снимки еще раз. – Не флотские ли, часом, Владлен Николаевич?
– Эх, слушатели, итить его мать… – Лицо контрразведчика страдальчески перекосилось. – Пытали их уже. Не обратили внимание. Балбесы…
– Моторика?
– По пантомимике – уверенный в себе молодой человек. Скорее студент младших курсов, чем школьник. Вряд ли техникум и точно не ПТУ. Подход-отход и вбрасывание производил не суетясь. Проехался по катушке метров шесть – толчок мощный, координация хорошая, движения уверенные. Возможно, спортсмен. Признаков наличия специальной подготовки у объекта не выявлено. Вот, собственно, и все. Правда, надо учесть, что наблюдение было коротким, не более тридцати секунд. В порядке обсуждения… Я бы при этом окончательно девушек со счета не сбрасывал. У активных физкультурниц походка бывает вполне себе мужской. И вот еще. – Блеер ткнул пальцем в сторону снимков. – Посмотрите седьмой. Корешок у книги видите?
Жора торопливо навел лупу на фотографию и прищурился, пытаясь разобрать расплывчатые буквы:
– Манн Ю. Поэ…
– Так точно, – преувеличенно браво согласился генерал и подтолкнул к Жоре книгу, до того лежащую у него на углу стола. – Манн, «Поэтика Гоголя». Куплена, вероятно, в книжном напротив. Литературоведение. Так что не техникум и не ПТУ. И маловероятно, что школа, разве что олимпиадник какой по литературе.
– А вот филология – это хорошо. – Последнее слово Жора аж напел по слогам неожиданно глубоким баритоном и, потирая ладони, уточнил: – Что продавщица в отделе книжного интересного поведала?
– А… – безнадежно махнул рукой генерал.
– Понятно. – Жорино настроение, резко скаканувшее вверх после предъявления книги, это не испортило. – Понятно.
Он повернулся к окну и задумался, глядя вдаль.
– Ну? – уточнил зашедший ему за спину генерал. – Видно?
– А? – Чуть дернувшись, Минцев вышел из задумчивости. – Что видно?
– Ну слышали эту нашу ленинградскую присказку, почему этот дом называется «Большим»?
Жора улыбнулся и посмотрел на расстилающуюся вдали широкую панораму города уже осмысленным взглядом:
– Нет, не видно Колымы отсюда. Врут. – Он отвернулся от окна и подвел итог: – Что ж, Владлен Николаевич, поклевка есть. Завтра порадую Юрия Владимировича продвижением дела. Теперь главное – не насторожить объект. Он нам непуганым нужен.
Пятница 25 ноября 1977 года, вечер
Ленинград, Измайловский проспект
– А ну не вертись! – хотел прикрикнуть я строго, но не смог, сфальшивил.
Оно и немудрено, смех рвался из меня, как шампанское из встряхнутой в порядке дружеской шутки бутылки. В итоге я то ли всхлипнул прямо на последнем слове, то ли всхрапнул, аки жеребец, а потом и вовсе в открытую заржал. Яська даже бровью не повела, ей было не до того. Я с безнадежностью махнул рукой и упал в кресло, любуясь.
Невозможно было спокойно смотреть на эту умору: куда дели обычно спокойную, уравновешенную и как будто чуть-чуть не от мира сего Ясю? Перед зеркалом в серванте изворачивалась самая обычная восторженная девчонка. Мой подарок разом снес все ее самообладание, и теперь она разглядывала себя то передом, то боком, то расправляла плечи и вскидывала голову, иными словами – любовалась.
Комизм ситуации придавало то, что Яся довольствовалась небольшим, размером с мяч, отражением – остальное зеркало было прикрыто расставленным на полках хрусталем, поэтому ей приходилось дополнительно то чуть приседать, то вставать на цыпочки. Судя по сосредоточенно сведенным бровям, Яська синтезировала увиденное в целостное трехмерное изображение и уже была в одном-двух шагах от успеха.
Я еще раз довольно хрюкнул в кулак и намекнул:
– В коридоре есть зеркало побольше. – Пусть налюбуется, а то ведь работать не даст.
Ее словно выдуло из комнаты, раз – и уже нет. Секунд тридцать тишины, потом я расслышал быстро удаляющееся шлепанье босых ног по линолеуму.
«На кухню-то ей зачем?» – Заинтригованный, я вышел в прихожку.
Торопливое «шлеп-шлеп-шлеп-плюх» – это Яська приволокла табуретку к трюмо. Миг – и она уже вскочила на нее с ногами и крутанулась, придирчиво разглядывая солнцеклеш понизу.
Недооценил я эффект неожиданности. Не знаю, что именно Яся ожидала увидеть, согласившись зайти ко мне на примерку, – может быть, и правда передник, но действительность явно далеко превзошла все ее предположения. Меня чуть на слезу не прошибло, когда она пару раз непроизвольно отдергивала руку, не решаясь взяться за протянутое ей джинсовое платье. Потом схватила и исчезла за дверью моей комнаты. Скинула там школьную форму, ящерицей вползла в прихваченное лишь по швам изделие, и вот – вся светится восторгом. Даже не знаю, кто из нас в этот момент получал больше удовольствия.
Яська наконец нагляделась в зеркало и вдруг замерла, разом потускнев. Взглянула на меня сверху, горестно заломив брови, и сказала упавшим голоском:
– Ох, Дюх, слушай, это же дорого… – и сползла с табуретки, расстроенно глядя в пол. – Ты на свою маму лучше переделай.
– Стой-стой-стой! – Я помешал ей ускользнуть обратно в комнату для переодевания. – Не дури, Ясь. Ну ты что? Чего тут дорогого? Ткань у нас в стране дешевая, и пошло ее не много – это ж безрукавка и юбка только до середины бедра. А тебе длиннее и не надо, что красоту-то такую скрывать… – Она чуть дернулась, и лоб, а я сейчас видел только его, начал краснеть. Я по-прежнему загораживал ей дорогу. Мы стояли очень близко, так что я кожей чувствовал ее учащенное дыхание. – А пуговицы и заклепки вообще копейки стоят, – продолжил я успокаивать, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести за свое вранье, а потом долил немного правды: – А маме я платье к Новому году сделаю, уже и фасон подобрал, и материал купил. И уже блузку ей сшил – довольна, носит. Так что все в порядке, правда.
Яся прерывисто вздохнула и подняла голову, с надеждой посмотрев мне в глаза:
– Правда? Правда-правда?
– Честно-пречестно. Верь мне. Пожалуйста.
Яся миг помедлила, потом кивнула. Лицо ее расслабилось в чуть кривоватой улыбке, в которой можно было разглядеть и удовольствие, и самоиронию. Девушка сделала полшага назад, и взгляд ее опять дернулся к зеркалу.
Я с облегчением улыбнулся:
– Хороша, чертовка, хороша… А теперь пошли на свет. Будем подгонять.
В принципе особо переделывать ничего не пришлось. Платье сразу село хорошо – крой был выбран свободный, да и легкая джинса не требует тщательной подгонки по фигуре.
– Ну вот… – протянул я довольно. – Можешь переодеваться обратно. А я сейчас за часок стачаю все начисто, обметаю швы и завтра принесу тебе его в школу. Отгладишь и можешь на днюхе в воскресенье уже в нем выступать, мне будет приятно.
– Ой, а можно я здесь посижу? Посмотрю. Ну пожалуйста…
Я усмехнулся:
– Да сиди. Даже хорошо, потом еще раз примерю. Ты тогда вон, – махнул рукой, указывая, – мамин халат махровый пока накинь, чтобы с формой не мучиться.
Яся покрутилась вокруг машинки, наблюдая за работой, но быстро свыклась с мыслью, что контролировать мои швы не надо.
– Умело ты, быстро и ни одного лишнего движения, – оценила она скорость, с которой я стачивал кокетку с поясом. – А у нас никто и не знает.
– И слава богу! – испуганно воскликнул я. – Пусть так и остается. Мне ж девчонки проходу не дадут. Да что девчонки, ты Кузю представь. От этой так просто не отобьешься.
Яська захихикала, потом прищурилась с иронией:
– Что, и от Томы утаишь?
Я задумался, но руки машинально продолжали делать свое дело.
– Да нет. К Новому году что-нибудь сошью в подарок. Вот только как снять с нее размеры тайком, чтобы сюрприз был?
Яся кивнула, принимая задачу, а затем повернулась, пристально разглядывая «Ригонду».
– Дюх, у тебя пластинки какие-нибудь есть? – решилась наконец она.
– Там, внизу, выбирай, – указал я в сторону тумбы.
Яська выволокла стопку и некоторое время с азартом в ней копалась.