Щелк-щелк! Стук-стук! Дррр… Дзынь!
Сегодня я выхожу из тени, являя необычного себя миру.
Да, готов не идеально. Но пока письмо дойдет, пока академик его прочтет, пока осмыслит… Пока обратно письмо полетит, да пока я еще раз на него отвечу… В общем, еще с месяц у меня до личного контакта есть. А если я правильно все рассчитал, то к концу января уже наберу необходимую форму для встречи лицом к лицу с профессионалом высочайшего уровня.
А пока могу заслуженно гордиться.
Да, я переваривал чужие знания и понимания. Чужие. Но как даже это было непросто! Давящее ощущение огромной темной области незнания впереди. Многомесячный штурм, на когтях и зубах. Стирка тайком от родителей носовых платков… Наградой – порывы восторга, когда тебе внезапно открылась очередная, невидимая ранее скрепа мироздания. И тогда искренне выдыхается: «Как прекрасен этот мир!» – и тело гудит от радости тугой струной.
Но даже не это добытое понимание главное. Оно осталось бы мертвым грузом, не умей я им оперировать. В математике важно уметь интуитивно уловить порядок, в котором должны быть расположены элементы, необходимые для доказательства. И да! Эта интуиция у меня теперь есть. Наработал. Развил. Смог.
Моя мысль летит вперед, вспарывая темноту, словно солнечный скальпель.
Щелк-щелк! Стук-стук! Дррр… Дзынь!
Хорошо.
Понедельник 26 декабря 1977 года, полдень
Москва, площадь Дзержинского
Главный контрразведчик страны заканчивал год не только предельно вымотанным, но и крайне довольным. Вернее, даже счастливым, ибо отчетливо понимал, что происходящее сейчас – пик его профессиональной карьеры, то, о чем будут писать в учебниках, пусть и закрытых грифом. Потом, когда выйдет срок. А для дел такого масштаба и срок должен быть соответствующим – лет эдак сто или даже двести.
Иванову, теперь Григоренко отчетливо это понял, чудодейственным образом удалось практически невероятное – глубоко вскрыть разведсети основного противника, и с весны на Второе главное обрушился девятый вал неотложных задач. Московская часть управления уже полгода пахала в режиме особого периода: без отпусков и почти без выходных, с раскладушками в комнатах, клубами сизого дыма в кабинетах и круглосуточно работающей столовой.
Но оно того стоило. Многочисленные, копившиеся годами, а иногда и десятилетиями каналы утечки информации были взяты под плотный контроль, где-то явно, а где-то и исподволь, оставляя пока предателям иллюзию свободы. Теперь по этим каналам противнику качалась хорошо оркестрованная правда.
Правда, правда и почти ничего, кроме правды. Нет в этой незримой войне более убойного оружия, чем с умом подобранная правда, способная выдержать многократную перепроверку.
О, как это нелегко – нарисовать противнику непротиворечивую картину мира и чтобы он в нее поверил. Обмануть не в деталях, а концептуально. Это высший класс контрразведки – не просто найти предателя, а заставить его сторицей отработать нанесенный ущерб.
Но чем дольше шла эта развертывающаяся прямо с колес колоссальная стратегическая игра, тем сложнее становилось сохранить ее целостность и незасвеченность. Поэтому, сбросив текучку по уже выявленным агентам своим доверенным оперативникам, сам Григоренко сконцентрировался на парировании возможных новых угроз. С тем он сейчас и шел к шефу на еженедельный доклад.
Андропов был не один, с Ивановым, и это Григория Федоровича порадовало: он чувствовал, что один из двух вопросов его предстоящего доклада может быть связан с той контрразведывательной операцией, которую Центр руками Бориса Семеновича вел поверх его головы в Ленинграде.
– Хочу доложить по двум вопросам, Юрий Владимирович, – начал он, обстоятельно расположившись за столом. – Получены первые результаты расследования по так называемой утечке через иранское посольство…
– Так называемой? – Андропов удивленно наклонил вперед голову, словно собираясь бодаться.
– Да, – твердо сказал Григоренко. – Именно что так называемой.
– Понятно, – жестко сказал Андропов. – Работаем.
– Юрий Владимирович, сначала мы сравнили содержание сообщения, полученного нами из Тегерана агентурным путем, с досье, переданным Наимом Даудом через нашего резидента в Кабуле. Вывод первый: документ из Тегерана и протоколы допросов участников заговора совпадают в целом и близки в деталях. Далее мы сравнили эти документы с докладами наших резидентур из Кабула по линии Первого главного и ГРУ. Вот тут – небо и земля. Поэтому вывод второй: никто в Москве, никакие мифические «офицеры Первого главного управления» даже близко не располагали таким объемом информации относительно замыслов «Халька».
– Вот так вот, значит… – Андропов выбил пальцами дробь. – Фальшивка?
– Да, – согласился Григоренко. – Пока, конечно, категорично это утверждать нельзя, будем все перепроверять, но сейчас все выглядит так, будто нам подсунули достаточно грубую фальшивку, призванную замаскировать настоящие источники информации о заговоре «Халька». Скорее всего эта так называемая «утечка» была создана уже после разгрома «Халька» на основании тех же протоколов допросов. Возможная цель: вывести из-под удара того, кто слил Дауду информацию о заговоре «Халька». И хочу сказать, этой фальшивкой они нам сильно польстили. – Он кривовато усмехнулся. – Мы вроде как были прямо-таки сверхинформированы об этих планах, знали все до мельчайших подробностей.
Авторучка, которую до того бездумно вертел в руках Иванов, внезапно выскользнула у него из пальцев и с грохотом покатилась по столу. Григоренко посмотрел на него с легким интересом.
– Прошу прощения, – повинился Иванов. – Отвлекся. Очень… очень необычно выходит. – Он многозначительно посмотрел на Андропова.
Тот нахмурился, словно и ему в голову внезапно пришла какая-то неприятная мысль.
– Григорий Федорович, – подался вперед Андропов, – это уже окончательное заключение? О том, что мы обладали лишь малой частью информации, содержащейся в документе из Тегерана?
– Да мы вообще ею не обладали! – экспрессивно воскликнул Григоренко. – Понимаете – вообще! Обе резидентуры проспали все на свете! Не знали ни-че-го! – Сбавив тон, добавил: – Если, конечно, архивами ПГУ и ГРУ исчерпываются наши знания о ситуации в Кабуле. – Григоренко посмотрел на шефа с немым вопросом. В свете событий последних месяцев он был готов значительно расширить спектр рассматриваемых гипотез.
Андропов чуть прикусил губу, обдумывая, потом аккуратно сформулировал:
– По крайней мере, мне неизвестны другие каналы поступления информации к нам из Кабула. – Было видно, что он тоже прокручивает в уме самые фантастические версии. Потом встряхнул головой и добавил: – Да нет, конечно же нет. Все, что у нас есть, в этих архивах. Если МИД не считать, но там немного не о том.
– Тогда мой вывод прежний, – развел руками Григоренко. – Грубая фальшивка. Не знали мы про заговор.
Шеф с неожиданно мрачным видом разглядывал столешницу, словно снятие подозрений с разведки его не только не порадовало, но даже огорчило.
– Плохо, – поднял он наконец голову. – Григорий Федорович, подготовьте, пожалуйста, сравнительный анализ сообщений резидентур с документом из Тегерана и с досье, полученным от Дауда. Вероятно, потребуются оргвыводы – такое проспали у самой границы.
– Скорее, Юрий Владимирович, ГРУ проспало, чем мы, – вмешался Иванов. – «Хальк» в основном был представлен в армии, а с ними наши военные советники работали, ну и среди них ГРУ. Мы же больше с «Парчамом» контактировали.
– А надо было со всеми! Такой удар по левым силам, а их там и так кот наплакал. Кстати… – Андропов остро взглянул на Иванова. – Борис Семенович, а почему тогда Дауд уверен, что информация к нему поступила именно из Москвы? Судя по предпринятым им в последнюю пару месяцев мерам по размораживанию отношений с нами?
– Два возможных объяснения, Юрий Владимирович. – И Иванов начал загибать пальцы. – Первое: кто-то сработал под нашим флагом. К примеру, агент ЦРУ в верхушке «Халька». Тогда Дауд искренне считает, что это мы его предупредили.
– Вряд ли ЦРУ стало бы так толкать его к нам в объятия.
– Маловероятно, – согласился Иванов. – Но тут кроме ЦРУ может быть много других игроков. В конце концов тот же «Парчам», чьи позиции в результате существенно упрочились. Второе возможное объяснение – игра самого Дауда. Ему нужна опора на СССР, без нас его схарчат за несколько лет. Мог сделать вид, что это мы их предупредили, и таким образом иметь предлог не портить с нами отношения после разгрома «Халька». Восток – дело тонкое…
– Григорий Федорович, – Андропов обратился к Григоренко, – что планируете дальше делать по этому вопросу?
– Поработаем непосредственно по сотрудникам посольства и военным советникам. Надо убедиться, что наши действительно были не в курсе. Вдруг придержали информацию как недостоверную? Тогда возможны дополнительные варианты утечек. Но, честно говоря, маловероятно. Уж очень подробно все расписано в документе из Тегерана. Наши если и могли, то только краешек увидеть. Но перепроверим обязательно.
Андропов некоторое время сидел в задумчивости, потом сказал:
– Хорошо. У вас что-то еще есть, Григорий Федорович?
– Юрий Владимирович, еще хочу доложить о существенном обострении оперативной обстановки в Ленинграде по линии основного противника.
Взгляд Иванова потемнел, на скулах катнулись желваки.
Григоренко продолжил невозмутимо:
– За последние три месяца произошло заметное кадровое усиление резидентуры ЦРУ в городе: в сентябре под прикрытием ротации рядовых сотрудников консульства прибыли Карл Фостер и Джордж Рогофф. Идентифицировать их удалось лишь на днях – умело используют приемы маскировки внешности. По картотеке проходят как оперативники ЦРУ с большим опытом полевой работы. Как минимум с конца шестидесятых, а может, и раньше, эта пара замыкается непосредственно на Фрэнка Карлуччи и участвует в наиболее засекреченных политических операциях ЦРУ. Нам