– Ну что ж, неплохо, – оценил Юрий Владимирович, откидываясь назад, и задумчиво повторил: – Неплохо. Сколько тут живет?
– Около семидесяти пяти тысяч человек. Здесь также базируется несколько крупных организаций: Артиллерийское училище, Военмех, Технологический институт, Военно-медицинская академия.
Иванов, все это время молчавший, подал голос:
– Жора, обязательно учитывайте фактор случайности. Не зацикливайтесь только на этом районе. Жизнь – она такая… Извилистая.
– Товарищ Блеер не даст, Борис Семенович, – усмехнулся Минцев. – Тот еще волчара сыска. Я у него на подхвате, учусь.
– Помогает? – живо поинтересовался Андропов.
– Очень! – Жора помялся, но решился: – Несколько мешает отсутствие у товарища Блеера полного допуска.
Иванов посмотрел на него с отчетливым неодобрением. Андропов переплел пальцы, подумал, потом спросил:
– Георгий, что, по вашему мнению, самое важное в том комплексе информации, которая получена нами от «Сенатора»?
Минцев ответил, не раздумывая:
– Само существование «Сенатора».
– Именно! Именно, – размашисто хлопнул ладонью по столу Андропов, а затем поднял указательный палец: – Существование «Сенатора» сейчас, пожалуй, наша самая охраняемая тайна. Самая! Поэтому – нет. Пусть Владлен Николаевич работает в прежнем режиме. Не надо. Слишком… Слишком горячая информация. Можно обжечься.
Он упер пристальный взгляд в Минцева, и тому не оставалось ничего иного, кроме как согласно кивнуть.
– Что еще удалось накопать интересного с последней закладки? – спокойно продолжил Андропов.
– Кое-какую второстепенную в оперативном плане информацию дали фотопленки. – Жора достал отпечаток. – Вот, в области перфорации выявлены микроследы, оставленные лентопротяжным механизмом. На основании характерных признаков эксперты уверенно говорят о том, что съемка велась с использованием отечественной модели, входящей в семейство зеркальных фотоаппаратов «Зенит» последних восьми лет выпусков. А вот идентификацию использованного объектива по оптическим искажениям провести затруднительно. Это пересъемка, и почти наверняка с макрокольцами для увеличения масштаба, диафрагму же при этом закрывают для увеличения резкости. А с закрытой диафрагмой все объективы практически одинаковы – нет аберраций. На кадрах отсутствует и перспектива, поэтому искажений поля нерезкости тоже нет. В общем, из отечественных это может быть и «Индустар», и «Юпитер», и «Гелиос».
– Однако, – Минцев взмахнул рукой, подчеркивая важность, – более интересно другое. По мнению наших экспертов, из съемки в нелабораторных условиях и на неспециальную пленку выжато максимально возможное качество негативов. А вот это уже говорит о том, что работал или профессионал фотодела, или любитель высокого уровня. Как сказал один наш специалист: «На тысячу фотолюбителей с зеркалкой такой будет от силы один».
Жора замолчал, давая возможность оценить сказанное.
– Так… – Андропов хищно прищурился, глядя в угол кабинета. – Семьдесят пять тысяч человек в зоне «А» – это, грубо, двадцать пять тысяч семей. Из них «Зенит» будет от силы у тысячи, верно? На эту тысячу – хорошо, – вскинул он руки, делая щедрый допуск, – пусть будет не один, а пять способных на такую работу. Мы приблизились к «Сенатору» вплотную?
– Да, скорее всего так, – согласился Минцев. – Но мы не можем провести сплошные обыски квартир. А иных способов выявить все зеркалки на руках нет. Конечно, будем вести опросы, выявлять известных фотолюбителей… Но это игра в длинную без больших шансов. Поэтому скорее пока просто кладем этот признак объекта в копилку наших знаний о нем.
– Хорошо, – после короткого молчания с видимой неохотой произнес Андропов.
– Плохо, – эхом отозвался поморщившийся Иванов.
– Что так? – блеснул на него очками Юрий Владимирович.
Иванов покатал желваки:
– Мнения этих экспертов, а я их не оспариваю, плохо ложатся на мой анализ предложенной «Сенатором» двухсторонней конспиративной связи. Или, наоборот, слишком хорошо ложатся…
Андропов сложил ладони перед лицом и глубоко задумался. Потом помотал головой:
– Нет, пока не понимаю твоей загадки… Ну, сейчас дойдем и до этого. Георгий, у вас по экспертизам есть еще что-то оперативно-значимое?
– Нет, остальные заключения не дали ничего интересного в этом плане. К примеру, стало понятно, что «Сенатор» сменил авторучку – перо явно другое. Но нам это пока никак не помогает.
– Ясно. – Андропов постучал подушечками пальцев по ежедневнику и, придя к какому-то выводу, повернул голову к Иванову: – Ну что ж, тогда идем дальше. Борис Семенович, излагай.
– Связь – это то, на чем мы в основном и сыпемся, – начал с веской констатации Иванов. – Связь и предательство. Если кратко говорить о предложенных нам «Сенатором» алгоритмах связи, то я сам на его месте сделал бы примерно то же самое. Смотрите, получилось два разных канала передачи информации, от него к нам и от нас к нему. Первый канал – прост, надежен с точки зрения возможности перехвата и безопасен для отправителя. Сначала он закладывает в тайник контейнер с фотопленками, потом пишет на известный ему почтовый ящик два письма: одно с указанием места, второе – схемы закладки. Бросает их в разных местах, и все, перехват противником невозможен.
Борис Николаевич потер подбородок и огорченно качнул головой:
– И его самого никак не взять, разве что у почтовых ящиков опять ловить.
– Не будем, – твердо сказал Андропов. – Еще раз спугнем, и все.
– Не будем, – легко согласился Иванов. – Итак, от него к нам – надежно и безопасно. От нас к нему – аналогично. Способ получения наших сообщений – максимально безопасный для «Сенатора»: прием на длинных волнах. Есть теоретическая основа для радиопеленгации приемников, настроенных на определенную волну, есть даже лабораторные образцы техники, но в городских условиях, где в радиодиапазоне черт ногу сломит… В общем, глухо для нас, не запеленговать. Надежность же обеспечивает шифрование с помощью переданных нам через последнюю закладку одноразовых шифроблокнотов. Шифр он выбрал по Вернаму, с длиной ключа большей, чем длина сообщения, да еще поверх навесил мутатор на дату. Такое не ломается. – Он начал загибать пальцы. – Если длина ключа не короче текста, если используется однократно и если ключ действительно случайный. Наиболее сложно из этого достичь настоящей случайности. Но первичную проверку на устойчивость переданные шифроблокноты у Козлова уже прошли, так что как-то «Сенатор» вывернулся. Может быть, с помощью гостовской таблицы случайных чисел – они свободно продаются в специализированных книжных магазинах. Основное и, по сути, единственное слабое место такого подхода – момент передачи нам самих шифроблокнотов. Но поскольку это происходит на контролируемой нами территории, то вероятность компрометации линии связи в результате перехвата закладки противником ничтожна. Вот так вот, – закончил Иванов.
Андропов слушал напряженно, взгляд его замер, выдавая работу мысли. Потом он огорченно покачал головой:
– Нет, все равно не вижу связи с фотоделом… Не хватает мне оперативной фантазии.
Иванов покосился на Минцева:
– А ты сообразил?
– Кажется, да, – кивнул тот. – Слишком профессионально. И фотодело – «один из тысячи», и шифрование на уровне спеца.
– Молодец, – сдержанно похвалил Иванов. – Верно. Слишком все профессионально в этих узких областях. И вот это – очень непонятно. Сколько там мы насчитали – пять фотографов высокого класса на зону «А»? А теперь прикиньте, какова вероятность того, что один из них – к тому же еще и высококлассный специалист по конспиративной связи? И это далеко не все… Судя по всему, обнаружилась еще одна область специальной компетенции. Помните, он там в сообщении пометку сделал: «слушать буду в телефоне»? Так вот, во-первых, это жаргон связистов. «Слушать в телефоне» – это слушать голос через наушники. А во-вторых, как мне сказали наши спецы из отдела техобеспечения, этим условием задается необходимая мощность нашего сигнала в Ленинграде. Фотограф, криптолог, радиоинженер… Еще раньше мы выявили признаки профессиональной оперативной подготовки. Такая всесторонняя личная компетентность, честно говоря, пугает. Я опять задаюсь вопросом: «А кого ж мы, собственно, ловим в свои сети? И что будет с этой сетью, если поймаем?»
– Теперь понял, – медленно произнес Андропов. – Или удачно подобравшаяся группа, или… Или очень неприятный для нас вариант?
– Именно, – согласился Иванов. – Что это за монстр такой?
В кабинете повисла глухая тишина.
– Тем интереснее будет найти, – подвел итог Юрий Владимирович. – Так, Георгий?
– Так точно, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! – браво отчеканил Минцев, вызвав на лице у Андропова слабый отблеск улыбки.
– Ну и как ловить-то монстра будем? – обратился он к Минцеву.
– Продолжать методично собирать сведения, шаг за шагом, это раз. Пройдемся по криптологам Ленинграда, их там от силы-то три десятка наберется… Сделаем партии фотопленки со специальной маркировкой по краям и попробуем по аналогии с чернилами выявить точки приобретения. Может быть, поиграем с вариантами проявителей в торговой сети. И ищем необычности в городе. Должен «Сенатор» где-то прорезаться.
Андропов подвигал челюстью, потом с оттенком недовольства уточнил:
– То есть ждем?
– Накапливаем данные, Юрий Владимирович, – мягко возразил Иванов. – Расставляем сигнальные ниточки. «Сенатор» их задевает, и это уже хорошо. Мы его оконтуриваем, и он постепенно проявляется. Такие операции быстро проходят только в случае грубой ошибки одной из сторон.
Андропов помолчал, озабоченно разглядывая свои кисти, словно пытаясь что-то на них прочесть. Потом встал и, сутулясь больше обычного, прогулялся по просторному кабинету.
– Борис, – как-то устало взглянул от окна на конфидента, – ты понимаешь, что если этот спутник, – подбородок его дернулся, словно указывая в какую-то ему одному известную точку, – действительно во вторник упадет в канадскую глушь… То все! Это будет значить только одно – нет за этим «Сенатором» ни хорошо поставленной резидентуры противника, ни кем-то у нас расчетливо сформированной группы подготовленных специалистов. Ничего этого нет, ты понимаешь? И остается то