:
– Всегда готова!
За два дня в голове у меня сложилась картинка того, что я хочу получить на выходе. Естественно, я не собирался заниматься точной реконструкцией формы вьетконговцев или кубинских партизан, достаточно будет узнаваемых намеков. Брюки-карго для парней и шаровары для девушек, пиджаки с накладными карманами и воротником-стоечкой… На Кузю хорошо сядет платье под военку, надорванное в стратегически выгодных местах, – не думаю, что она будет возражать. Широкие пояса, затемненные очки-консервы, сигара…
«А еще это можно будет носить летом». – С этой мыслью я встретил большую перемену. Набросил куртку и пробежался до телефонной будки передать Гагарину заказ на кое-какие аксессуары.
– А, это ты… – Голос его был хриплым, словно он только что встал с постели. – Хорошо, что позвонил.
– Что так? – поинтересовался я для проформы.
Он помялся, потом неуверенно уточнил:
– По открытым линиям связи?
Я аж поперхнулся от неожиданности:
– Кхе… Ну давай по открытым.
– Тебя искали позавчера, – коротко отрапортовал Ваня, стирая улыбку на моем лице.
– Что? – Мне сначала показалось, что я не расслышал.
– Искал тебя на Галёре какой-то мужик, – пояснил Гагарин с отчетливой тревогой в голосе.
– Меня? – зачем-то уточнил я. – А как ты определил, что именно меня?
– Спрашивал у мажоров молодого, что недавно переехал из Москвы с отцом-шишкой. – Ваня перешел на сдавленный полушепот.
Я промолчал, совершенно ошарашенный. Привалился плечом к холодной стенке и стал лихорадочно прокручивать услышанное в уме: «Да нет, не может быть! Я ж эту маску только для Гагарина использовал! Что-то он свистит…»
– Слышь, – посопев, осторожно добавил Ваня. – Мужик-то не наш был.
– В смысле? – встрепенулся я.
– Иностранец, похоже, хоть под советского косил. Запах чужой, а я на нюх любого нашего от демократа на раз отличаю, что женщин, что мужчин.
– Ты его нюхал, что ли? И вообще, как он около тебя оказался? – Я был совершенно сбит с толку.
– Да… Это… Подвели ко мне. Кто слышал о тебе.
– От кого слышал?! – начал свирепеть я.
Хотелось со всей силы шваркнуть трубкой о рычаг, но сначала надо было дослушать Гагарина. Тот продолжал мяться.
«Понятно, растрепал всем, хвастаясь. Но все равно не сходится, бред какой-то. Кому я могу быть нужен на Галёре? Конкурентам по самостроку? Тогда почему иностранец? Или Гагарин ошибся? Ничего не понимаю…»
– Мужика описывай, – прервал я его меканье.
Гагарин облегченно выдохнул, и в голосе его появились деловитые нотки:
– Рост примерно сто семьдесят пять, пятьдесят шестой размер, нога – сорок третьего. Лет сорок. Щекастый, губастый… Гомик, по-моему.
Я прислонился лбом к холодному стеклу – легче не стало.
– Волосы какие? Одет во что?
– Шатен. Волосы длинные, чуть вьющиеся. Бачки небольшие. Одет в советское новье, ничего с Галёры. Но запах!
«Спокойствие, только спокойствие», – подумал я, с озабоченностью глядя на часы.
– И что ты ему ответил?
– Что-что… Центровые ко мне подвели, отрицать не мог… Сказал, что был такой один раз. Давно.
– Ну и? – поторопил я его.
– Расспрашивал долго, как ты выглядел, во что одет, что покупал…
– Слушай, – зашипел я рассерженным котом, – мне из тебя клещами каждое слово вытягивать?
– Ну, я как мог наврал… – Ванин голос зазвучал совсем убито.
Я представил себе врущего Гагарина и поморщился.
– Андрей, – заныл тот, – может, бате твоему сказать, а? Пусть пугнут? И вообще, чего это тебя ищут?
«Вот так вот… – Я опять растерялся. – Не свистит, что ли? Иначе не предлагал бы отцу рассказать».
– Сам, Ваня, в непонятках. – Я побарабанил пальцами по аппарату. – Не должно было такого быть. Тут или какое-то глупое совпадение и ищут не меня… Или кого-то заинтересовал разошедшийся от тебя слух. Почему заинтересовал, даже предположений пока нет. И других вариантов не вижу.
– Он мне деньги предлагал, двести рублей, я отказался. – В голосе Вани прозвучала гордость, и я аж губу прикусил, огорченный его недогадливостью.
– А вот зря отказался, зря. Надо было просить больше, брать и говорить все то же, но уверенно. Он тебе предлагал позвонить, если «москвич» еще раз появится?.. Вот, надо было соглашаться и требовать аванс. Эх, Ваня, Ваня…
В трубке раздалось огорченное сопение.
– Так это… Что мне делать-то? Он же может еще раз прийти.
– Я подумаю… – медленно процедил я.
– Ты только не исчезай! – возопил он, и я невольно усмехнулся.
Конечно, эта мелкая придонная рыбешка кормится не только на мне, но полагаю, что я стал его основной статьей дохода.
– Я подумаю, – повторил многозначительно. – А ты пока сядь и составь список, что и кому про меня на Галёре говорил. Подробный-преподробный. Все пиши: когда, кто присутствовал при разговоре, что именно ты сказал. Понял? Вот прямо сейчас, разговор закончим и садись.
Ваня подавленно угукнул.
– Если ищут именно меня, – продолжил я рассуждать вслух, – то только из-за каких-то твоих слов, и надо понять, что именно их заинтересовало. Поэтому ничего не скрывай, пиши все как есть. А я потом проанализирую. Давай, Ваня, бери ручку и садись, а мне пора. Пока.
Повесил трубку и зачем-то вытер ее носовым платком, а затем вывалился из будки на улицу. На часах – пять минут как начался урок. Я постоял в раздумьях, а потом обреченно махнул рукой – гулять так гулять – и двинулся в сторону пельменной. Проветрю голову, перекушу и обмозгую непонятную ситуацию.
«Хорошо если это глупое совпадение и ищут другого москвича. Встретиться, что ли, и проверить это? Да ну, на фиг. – Я даже головой помотал. – Мне это не надо. А если действительно меня ищут? Ох… Я ж там Гагарину про новые ракеты втирал. Вот баран, а! Неужели до ЦРУ эти слова дошли? Мама дорогая…»
Я постоял на углу, бездумно глядя на зеленый огонек светофора, а потом спохватился и опрометью перебежал на желтый.
«А если ЦРУ, то они могут на хвосте и КГБ притащить… И как потом комитетчикам объяснить, откуда я узнал про связь между петрозаводским феноменом и испытанием новой ракеты флотом? Шах вам и мат, дорогой гроссмейстер».
Вход в пельменную была неказист: потемневшее от времени дерево с мутной полосой оргстекла посередине; поперек ручки намотана уходящая внутрь тряпка – чтобы дверь не хлопала. В помещении было на удивление людно – почти все столы заняты, вдоль раздатки недлинная, но очередь. Прямо по центру, придавая заведению дополнительный колорит, завсегдатаи, не особо таясь, доливали из мерзавчика в стаканы с апельсиновым компотом.
Я с аппетитом втянул непередаваемый запах пельменей. В животе жадно заурчало. А еще пахло уксусом и дымком от «Примы».
«В общем, – огляделся я, – очень демократично».
Выгрузил с обгрызенного кем-то по краю подноса на стол две порции со сметаной, сел и задумался.
«Обрубать концы с Галёрой? Бежать на Запад я передумал, деньги перед родителями мотивировал. – Я заглатывал пельмени, почти не ощущая вкуса. – А без остального обойдусь. В конце концов есть мореманы, есть валюта. Телефона моего у Гагарина нет. Вот своим именем я зря назвался…»
Хлебнул из стакана и поморщился от невообразимой сладости. Сгущенки здесь не жалели, в отличие от кофе.
«Так, а если зайти с другого конца, – продолжил рассуждать я. – Не паникую ли понапрасну? Очевидно, что с моей прогрессорской деятельностью этот подход не может быть связан. Невозможно, никак невозможно связать мои письма с подставным москвичом-мажором на Галёре. Какой отсюда вытекает вывод? Это случайный карамболь, производное от моей активности с Гагариным. А поскольку ничем особо криминальным я там не занимался, то и значительной угрозы быть не может. Так?»
Я покончил с первой порцией и принялся за вторую.
«Да, так, – подвел промежуточный итог. – Тогда это скорее всего какое-нибудь неожиданное коммерческое предложение от жучка, специализирующегося в люксовом сегменте. Менее вероятно – интерес конкурентов по самостроку. А если хорошенько раскочегарить мою паранойю, то ЦРУ проверяет слух о причине петрозаводского феномена. Но вот это уже очень-очень вряд ли».
Эти рассуждения вкупе со съеденными пельменями вернули мне оптимизм, и на свежий воздух я вышел расслабленным, подобревшим и даже слегка улыбающимся.
«А Ваня… Если это коммерческое предложение, то отказ по умолчанию. Даже если это конкуренты, то ничего ему не грозит, не тот масштаб у меня и не та фигура он. Ну а если это, чем черт не шутит, ЦРУ идет по следу слушка о новой ракете, то надо подкрепить Ванину лояльность. Что ЦРУ… Максимум могут попробовать его купить».
Два последних урока я баюкал эти мысли то так, то эдак, все больше при этом успокаиваясь, и даже версия о ЦРУ уже не особо волновала кровь. В конце концов я могу отрицать все до посинения.
«Кака така ракета? Вас, дяденька, кто-то обманул».
Я выстроил в уме из своих позиций целый укрепрайон, пригодный к отражению наезда с любого направления, и забетонировал его убедительными аргументами. Поэтому из школы я выходил в весьма благодушном настроении.
Случается изредка в горах тот тонкий миг, когда снежный пласт у вершины уже чуть просел, оторвавшись, но лавина еще не пошла в разгон. Еще не взметнулась снежная пыль и безмятежны на склоне деревья; еще доживает последние мгновения хрупкая тишина, но сердце вдруг захолонуло, почуяв неладное.
Я ступил за порог, и пришел тот самый тонкий миг. Привычно стелилась в обе стороны 8-я Красноармейская с ее сугробами по обочинам, за спиной беззаботно щебетали о чем-то своем идущие за мной девчонки, и опять оттягивал руку сыто раздувшийся портфель. Но была одна деталь, менявшее все: в пяти шагах от меня стояла, разглядывая выходящих, Синти Фолк.
«Таки ЦРУ, – мелькнуло в голове обреченно, следом тяжело упал очевидный вывод: – И не за ракетами. Мать-мать-мать…»
Я одеревенел, придерживая для девчонок тяжелую дверь.