Вопрос: надолго ли? «Пешаварская семерка» по-прежнему интригует против Дауд-хана, всё активней оружием бряцает…
О конфронтации «моджахедов» с «сардаром» даже в программе «Время» было. А Би-Би-Си значительно намекала, что возник трек на негласное взаимодействие СССР с шахским Ираном, лишь бы стабилизировать обстановку в Афгане. Мол, растет вовлеченность Советского Союза – якобы военные советники засветились, поставки боевой техники начались и обучение офицеров. Якобы.
Вполне объяснимое развитие событий – Иран с СССР напрямую граничат с Афганистаном. Загорелось у соседа – пожар может перекинуться и на твой двор. А штатовцы, небось, сразу кинулись раздувать «горячую точку»…
– Не кисни, – буркнул я, натягивая треники. – Могло быть и хуже.
«Да, могло…»
Запертая дверь на кухню глушила голоса: папа бубнил, мама на него шикала. Боится, что ребеночка разбудит…
Я громыхнул створкой, озвучивая свое явление народу.
– «С добрым утром, с добрым утром, и с хоро-ошим днем!» – напел фальшиво.
Отец хмыкнул, а мама рассмеялась.
– С добрым утром, сынуля! – живо поднялась она. – Я свежей каши сварила, гречневой. И еще котлетки остались… Будешь?
– Будешь! – утвердительно кивнул я, и неловко затрепыхался: – Мам, да я сам…
– Сына, не мешай проявлять материнскую заботу! – с притворной строгостью внушил папа.
– Так, правильно… – жалостно заныла мама. – А то уедешь, и когда я еще за тобой поухаживаю! Кушай, давай…
– Да там недели на три всего…
Разваренно млевшая каша парила по берегам густой, замедленно сочившейся подливки, что обтекала котлетный полуостров… Вилка жадно оттяпала его аппетитный, поджаристый мыс, а затем сгребла гречневый пляж, впитавший пахучий соус.
– А твои куда собрались? – прищурился отец с ленинской лукавинкой.
– Мои кто? – хладнокровно уточнил я.
– Мальчишки и девчонки, – подсказала мама по мотивам «Ералаша», – а также их родители!
Проворная вилка, в лучших традициях советских мелиораторов, подобрала гречку, оставляя от котлеты жалкий островок, со всех сторон окруженный подливой.
– У Пашки – поход на веслах «из варяг в греки»… – вдумчиво излагал я, вспоминая планов громадье. – Яся собиралась на теплоходе с мамой, по Волге-матушке… Кузя… э-э… Наташа будет на даче загорать, с тяпочкой… Тома уезжает к бабушке под Винницу…
– А другая Тома? – поинтересовался глава семьи.
Мама заерзала, еле удерживая в себе любопытство.
– А другая Тома будет отдыхать в Крыму, – открыл я секрет.
– Одна? – мама нахмурила бровки.
– Ну, что ты… С какой-то дальней родственницей… Тетей Соней. Маленькая ложь мне удалась, я тут же хотел было закрепить успех, испросив разрешения съездить в Севастополь, но прикусил язык.
«Еще не всё разрешено, еще не всё дорешено…»
Отметить наш общий с Мелкой день рождения на Южном берегу Крыма – идея, что надо. Ага… Как вернусь из Лондона, так сразу туда!
«Ты сначала вернись…»
Тот же день, позже
Ленинград, проспект Огородникова
С самого утра Минцева не покидала приятственная взвинченность. До сей поры, насколько он себя помнил, дела сердечные откладывались им на потом – «первым делом, первым делом – самолеты!»
Служба прежде всего. И торопливый звонок, стоя, одной рукой натягивая куртку: «Маришка? Извини, ничего сегодня не выйдет у нас. Служба!» Или: «Галчонок?.. А… А Галя где? Вышла? Куда вышла? Ах, замуж… Извините…»
Георгий усмехнулся, не зная толком, как ему нести букетик, и ухватил цветы будто веничек – колючие веточки с бутонами роз, лишь надумавших распускаться.
Как-то у него со Светой… иначе всё. Вроде, и познакомились обычным порядком, словно по одной и той же методичке. Встречались… «Товарищ капитан» ни на что не претендовала, принимала «товарища подполковника» таким, как есть, со всеми его шрамами и шармами.
А теперь она где-то там, внутри, в душе и в голове, заняла все твои мысли и чувства без остатка, целиком и полностью! И больше ты не волен, да и не тянет тебя к одинокой воле, тяготит этакая свобода.
– М-да-а… – замычал Жора, нюхая цветочки. Нежный аромат обласкал ноздри.
Уже и Блеер посмеивается, и Попов улыбается с пониманием…
«Вот ведь жизнь…» – подивился Минцев, качая головой.
Забавно, что он всегда знал и помнил о биологическом цикле, которому подвластно всё живое. Растет себе организм, скачет безмятежно, пока не повлечет его особь противоположного пола. И вот уже двое вьют гнездо для третьего организмика, крикливого и прожорливого…
Знал, помнил, но применял почему-то исключительно к другим, бездумно исключая себя из человеческого множества. Похоже, судьба любит иронизировать над подобными индивидами…
Ближе к райкому Минцев встрепенулся, узнавая тонкую фигурку, шествующую целеустремленно и энергично. Не окликая, он наддал, срываясь на бег, и догнал молодую женщину в строгом деловом костюмчике. Впрочем, даже длинная юбка колыхалась в такт дразнящим изгибам бедер.
– Света!
Женщина удивленно обернулась – и расцвела улыбкой.
– Привет! Это мне? – радостно ахнула она, принимая розанчики. – Спаси-ибо…
– А ты сейчас… куда? – осведомился Георгий, поражаясь неожиданной скованности.
– В райком! – живо откликнулась Светлана, пряча лицо в букетике.
– Так, поздно уже…
– А я сумку забыла! – рассмеялась инструкторша. – Проводишь?
Жора молча кивнул, и Лапкина взяла его под руку.
– Сегодня такой день суматошный, с самого утра, – болтала она, и лишь легкий румянец на скулах, да влажный блеск глаз выдавали ответное волнение. – Вадим Николаич в Смольном, а я одна! И дела, дела, дела… Помнишь, я тебе про военно-исторический клуб рассказывала? Правда же, нужное дело? Я, как съездила, до сих пор под впечатлением! Это ж сколько народу сгинуло на той войне… Сколько их лежать осталось – по лесам, по болотам… Ужас! Ну, как тут не помочь? Правда же? А мы уже и помещение нашли под клуб, и шефов отыскали – они там с ремонтом помогут, и даже на баланс возьмут. Работы… Море! Пол подгнил, надо менять, и батареи все перемерзли. От проводки – пара обрывков… Оштукатурим, побелим, покрасим. Нет, школьников, конечно, тоже привлечем! Стеллажи соберем, мебель выпросим… Помню, председатель месткома кривился, жалко ему было шкаф отдавать, а как узнал, куда и для чего – сам привез! И шкаф, и пару столов, и даже диван…
– Свет… – выдавил Минцев, останавливаясь. – Я…
– Что? – обернулась женщина.
– Я…
«Бесстрашный диверсант! – мелькнула зажатая издевка. – Ас прямых действий…»
– Свет… Выходи за меня!
Облегченно выдохнув, Георгий глянул на женщину. Светлана смущенно зарделась.
– Жора, я… – выдавила она в замешательстве.
А Жора похолодел, и зачастил:
– Свет, я всё понимаю, но… Я люблю тебя и хочу быть с тобой! – суетливо порывшись в карманах, перепугавшись, что забыл, он достал-таки искомое, выдыхая: – Вот!
На его ладони лежало массивное золотое кольцо. К маслянистому блеску не примешивался красноватый оттенок меди – тусклая желтизна выдавала чистоту драгметалла.
– Ого… – выдохнула «товарищ капитан».
– Я нашел его на брошенных раскопках в Сирии, – негромко заговорил Минцев. – Мы там устроили ночевку. Помню, собирал сухие ветки для костра, спрыгнул в раскоп за какими-то щепками, а оно – вот, рядом совсем, блестит краешком из земли, выглядывает из «культурного слоя». Может, византийское, может, римское… На мой палец не налезает, а тебе… – он вытянул руку. – Примерь!
Светлана, краснея, взглядывая на Жору, бережно взяла кольцо двумя пальцами – и вдела в него безымянный.
– Ох! – женщина смущенно засмеялась. – А мне как раз!
– Судьба! – вытолкнул мужчина.
Глава 8
Понедельник, 5 июня. День
Московская область, Черноголовка
Из Ленинграда до Москвы я добирался вместе с Ильей Захаревичем, чертовски способным математиком из школы-интерната при ЛГУ – он три раза получал дипломы I степени на всесоюзных олимпиадах. А столицу нашей родины мы покидали вчетвером – у станции «Щелковская», откуда ходил прямой автобус на Черноголовку, к нам, «питерцам», подошли еще двое из «олимпийской команды» – Саша Разборов и Миша Рудковский.
У Михаила был самый скудный багаж – полупустой портфель со сменой белья, да с мыльно-рыльными. Зато он не выпускал из рук настоящую «библию» олимпиадника – сочинение Лемана «Сборник задач московских математических олимпиад». В очках, в аккуратном костюмчике, с «Леманом» под мышкой, Рудковский здорово напоминал молоденького проповедника, наставляющего туземцев на путь истинный.
– Ерунда это всё! – категорично выразился Разборов, и патетически воздел руку: – Помни, Миха, два тезиса товарища Лемана, не забывай! Цитирую: «Удачно выступить на олимпиаде по математике обычно является достаточным условием успешной научной карьеры математика». Вроде, верно. Но! «Для успешной научной деятельности успех в олимпиаде не является необходимым»…
Рудковский снисходительно улыбнулся, крепче прижимая сборник.
– Поступить без экзаменов в любой вуз – это необходимо и достаточно, – выдал он чеканную формулировку.
Полноватое лицо Разборова перетянуло барственной ухмылкой.
– Ну-у… Вроде, верно. Только сам же знаешь, какие задачки подкидывают на олимпиадах. Это не наука, это спорт!
– А мы – сборная СССР по математике! – хихикнул Илья, доставая из модного чемоданчика кулек «барбарисок». – Будете?
Мы все дружно зачмокали леденцами.
– Если честно, – тихо сказал Миша, – я прямо обалдел, когда мне сказали про капстрану. Ну, ладно, думаю, слетаю в какую-нибудь Прагу или Софию, а тут – Лондон!
– Ну, да, вообще-то, – рассудил, схлёбывая, Саша. – Курица не птица, Болгария – не заграница! С языком-то как?
– А-а… – сморщился Рудковский, и выговорил с ужасающим акцентом: – Май нейм из Миша! Ланден из зе кэпитал оф Грейт Бритн…
– М-да… – невнятно вытолкнул Захаревич, цыкая. – У меня не лучше. А вот насчет математического спорта вы, Александр Александрович, не правы, и как вам не ай-я-яй! Это пусть в «Пионерской правде» пишут про то, как на олимпиадах решают сложные задачи! Только причем тут сложность? Заковыристые задачки и в средней школе попадаются! Просто их решают по правилам, а от олимпиадников требуется нестандартный подход, иначе…