и номерами плавно покатилась вдоль проспекта.
Фолк мечтательно прижмурилась. Феминистские идеи ее никогда не одолевали особо, но и ситуацию с мужчиной-боссом простой не назовешь. Даже если особь якобы сильного пола не пристает, в покое всё равно не оставит, демонстрируя, до чего же он «альфа», а не какая-нибудь зачморенная «омега»…
Если разобраться, для нее по-настоящему важны отметки, выставленные Карлом или Джорджем – эта парочка женщинами не интересуется, ergo, будет оценивать не внешние данные, а профессиональные достоинства. Тем более что опыта у обоих – дай Бог каждому.
Стоило ей на днях встретиться со вторым «разбуженным» и выдать агенту «Чемпиону» установочное задание – Карл молча пожал ей руку. И разве не заслуженно?
Со «Сталкером»-то вон сколько шума, до сих пор эхо гуляет… А контакт с «Чемпионом» вообще остался вне поля зрения КГБ!
Чем не блестящий итог?
Малость поборовшись с собой, Синти признала-таки, что блеск на первый контакт «навел» сам агент – пожилой, очень спокойный мужчина с белыми волосами, словно выгоревшими на солнце. Станешь рисовать его портрет – и опустишь руки. Никаких особых примет! Разве что привычка заметная – «разбуженный» часто щурился, словно прикрывал светлыми пушистыми ресницами насмешливый взгляд…
…Она тогда подъехала к объекту «Vlad» – на Владимирскую площадь, и независимо процокала под гулкие своды Кузнечного рынка. Приценилась к яркой тепличной зелени, с подозрением обнюхала пучок свежей редиски. Плутая по рядам, как бы случайно сблизилась с торговкой, отмеченной вещественным паролем – ярко-красной косынкой, – а та ей хитро подмигнула, словно в отзыв.
Фолк нарочно уронила монетку в десять копеек, нагнулась подобрать – и шмыгнула за дощатый прилавок. Не разгибаясь, мимо ящиков и мешков, засеменила в подсобку…
Отдышалась Синти, когда юркнула в загодя открытую дверцу бледно-синих «Жигулей».
Машина тут же тронулась, и покатила прочь. Водитель, не оборачиваясь, представился:
– Федор Дмитриевич. А вас?
– Синтия Фолк. А… почему «Чемпион»?
Агент тихонько рассмеялся.
– Занимал когда-то первые места по биатлону. Да, забыл предупредить – та дама в красном платочке считает вас моей любовницей, сбегающей от ревнивого мужа-тирана. Так что… Имейте в виду.
– Ага… – нервно хихикнула Синти. – Значит, у нас с вами свидание?
– Что-то вроде того! – издал «Чемпион» короткий смешок. – И… вот что. Не ищите ко мне подходов. Я сотрудничаю с вами исключительно за деньги. Так что… Слушаю вас. Какое у меня задание?..
…Синти украсилась горделивой улыбкой. Она уложилась в пять минут, и тем же путем вернулась на рынок. Как там Джордж прожурчал?
«Вот можешь же, когда захочешь!»
Притормозив, вице-консул вывернула на Добролюбова. Контрольный объкт «Dobro»…
На стене дома номер один дробь семьдесят девять алела двойка, бегло выведенная помадой.
«Сняв сигнал», Фолк выдохнула, и повеселела еще пуще. Она ничем не выдала свое внимание к условному месту – не притормозила, не вильнула от волнения, – ехала, как ехала.
И пускай чекисты в неприметном зеленом «Москвиче», уловившие ее отражение в боковом зеркальце, гадают, с чего это вице-консулу задорно сиять!
Пятница, 23 июня. Утро
Москва, Кремль
Брежнев усмехнулся про себя – он следил за товарищами, выглядывая из-под бровей, как из-за кустиков.
«Бровеносец… Ну-ну. Сатирики-юмористы…»
Леонид Ильич присмотрелся к Пономареву. Вечно у Бориса Николаевича капелька под носом висит… А так, специалист толковый, можно положиться. Главное, что поперед батьки не лезет, локтями не сучит, а ведь целый ряд решений по министерству обороны, МИДу или КГБ визирует именно он. Зато постоянно оглядывается на Михаила Андреевича… Хм… Да они даже похожи чем-то! Оба любят тексты своих речей усушивать и обесцвечивать… Ну, это уже общее место – товарищ Пономарев надежно работает в связке с Сусловым.
Прочистив горло, генсек воззвал, не слишком повышая глуховатый голос:
– Рассаживаемся, товарищи, рассаживаемся… Одиннадцатый час уже. К-хм… Приступим.
Ближний круг послушно расселся у длинного стола для заседаний. Брежнев, крутя в пальцах остро отточенный карандаш «Тактика», подвинул «рогатые» часы, вписанные в штурвальчик, чтобы не бликовали.
– Мы тут неофициально, без протокола… К-хм… А будь у нас повестка дня, то стоял бы в ней всего один вопрос, зато очень серьезный. Польский вопрос. Признаться, после крымского совещания, после той выволочки, что мы устроили Гереку, я ожидал хоть каких-то перемен! И что же? Вчера прошел пленум ПОРП. Изменений – ноль! Всё тот же отказ от политической борьбы, всё та же порочная правоприменительная практика… – Генеральный нервно отложил карандаш. – Товарищ Пономарев, вам слово.
Борис Семенович озабоченно нахмурился.
– Многое уже говорено и, как мне кажется, пора подводить черту. Фактически, Польша попала в расставленную Западом долговую западню, набрав кредитов на двадцать два миллиарда долларов. Только их обслуживание съедает до семидесяти процентов от дохода по экспорту! Старая экономическая политика ПОРП фактически ведет страну в тупик, новых же предложений нет, и не предвидится. Такое впечатление, что руководство Польши надеется «пересидеть» кризисные явления, а при общении с нами всё сводится к просьбам о новых кредитах и безвозмездной помощи… Но ведь кризис в ПНР не только и не столько народнохозяйственный, сколько социально-политический! В стране, по сути, разворачивается борьба против завоеваний социализма, в том числе и вооруженная, а правоприменительная практика, как верно заметил Леонид Ильич, абсолютно неадекватна! Националистические, антисоветские элементы действуют в обстановке полной безнаказанности, и… И я считаю, что думать о том, как корректировать ситуацию, необходимо уже нам!
Обведя взглядом собравшихся, Брежнев насупился и сказал ворчливо:
– Высказывайтесь, товарищи. Сверим, так сказать, часы.
Беспокойно оглянувшись, заговорил Черненко:
– Товарищи, придется, так или иначе, предлагать меры, имеющие в основе вмешательство в дела даже не братской страны, а братской партии, что будет без должного понимания воспринято в большинстве социалистических партий как Организации Варшавского Договора, так и находящихся на позициях еврокоммунизма. Они нам до сих пор шестьдесят восьмой год простить не могут…
Леонид Ильич испытал прилив раздражения, но смолчал.
Поерзав, сдержанно вступил Суслов:
– Мы не должны работать за польских товарищей, наша задача – только подтолкнуть их к необходимым мерам по оздоровлению ситуации. И… Да, тут уже были указаны такие дестабилизирующие факторы, как антисоциалистические и националистические силы, но нельзя забывать и о клерикалах! В Польше, по историческим причинам, именно Римская католическая церковь обладает влиянием, нынче явно превосходящим влияние ПОРП.
– Что предлагаете, Михаил Андреевич? – Брежнев глянул исподлобья.
Суслов ударил ребром ладони по зеленой скатерти.
– Изолировать актив радикальных организаций, вроде КОС-КОР… Как это по-нашему… – он неопределенно взмахнул кистью, будто пытался ухватить перевод, и вымолвил, страдальчески морщась: – Комитет защиты рабочих – Комитет общественной самообороны… Изолировать! С учетом нейтрализации церкви.
– Юрий Владимирович?
Андропов выглядел задумчивым. Облокотившись на стол, он сложил ладони перед собой, будто вознося моление Будде. Но из «медитации» вышел без пугливой суеты.
– Полностью согласен с Михаилом Андреевичем, – ровным тоном заговорил председатель КГБ, – но хочу дополнить. В Польше вовсю работают так называемые «летучие университеты» и «дискуссионные клубы», сориентированные, прежде всего, на учащуюся молодежь. Основное направление их деятельности – подготовка активистов КОС-КОР… На самом деле КОС-КОРом они не ограничиваются, радикальные структуры множатся на глазах. Отпочковались Независимый союз студентов, Студенческий комитет солидарности, Конфедерация независимой Польши – ну, у этих и вовсе пилсудчина на уме… Суть же в том, товарищи, что радикальная оппозиция ставит своей целью уже не просто раскачку ситуации, а непосредственно захват власти!
– Называется «Доигрались!» – дергая ртом, выразился Громыко.
– Андрей Андреевич? – Генеральный приподнял набрякшие веки.
Министр иностранных дел задумался, по привычке шлифуя ответ.
– Позволить команде Бжезинского выполнить и перевыполнить план «Полония», отработать, так сказать, Польшу до конца, значило бы попросту сдать американцам одну из ключевых стран социалистического содружества в Европе, – изложил свое мнение Громыко. – Это, мягко говоря, неадекватно, особенно исходя из личности Бжезинского, его обеспечения и групп поддержки в системе вашингтонского истэблишмента. Ввод войск, полагаю, исключается точно также, если мы не хотим получить жесткое противостояние с Западом накануне самых серьезных реформ в самом СССР. Что можно сделать? – Мистер «Нет» скупо улыбнулся, приподняв уголок рта. – Да мы уже делаем! Мы уже объявили о подготовке экономического пленума ЦК КПСС, и назначили срок – не позднее начала следующего года. Соберемся, определим контуры преобразований в народном хозяйстве – и в нашем, и всего СЭВ. И это наилучшее из того, что мы можем сделать на перспективу! А пока… – он расцепил сложенные руки. – А пока будем отрабатывать идею трех туров, вашу идею, Леонид Ильич.
Брежнев кивнул, чуя, как растет градус настроения.
– Ну, первый тур мы уже отыграли, хе-хе… – благодушно заворчал он, невольно перепевая Градского, и тут же на припухшем лице прорезались жесткие черты. – Второй тур назначим на август – и поведем дело к немедленной отставке всей команды Герека! Будут сопротивляться, будут ссылаться на то, что в начале семидесятых советские товарищи сами поощряли польский эксперимент – не щадить! – сухая ладонь гулко ударила по столу.
Жутко захотелось курить, но позыв лишь прибавил ожесточения, а озадаченное выражение на лице Кости, не ожидавшего от генсека твердости, даже позабавило хозяина кабинета.