«Смешной… Жарко же!»
Тома независимо прошлась, высматривая почтовый ящик, и углядела-таки. Не торопясь, с третьего раза скинув письмо в синюю жестяную утробу, девушка погуляла еще чуток, устранив последнюю тревогу на пути, безусловно счастливом и светлом.
Тамара безмятежно щурилась на ласковое солнце, слушала гулкие, с металлическим призвуком, объявления диктора, поглядывала на темно-вишневые вагоны «семерки»…
А ее так и подмывало закружиться в озорном дикарском танце, раскинув руки, да запищать в голос – пусть все знают, как ей хорошо!
Среда, 5 июля. Утро
Лондон, Гауэр-стрит
По-викториански помпезное, с обязательной колоннадой и куполом, серое здание Университетского колледжа Лондона расплывалось тяжело и приземисто.
Вся столица Соединенного Королевства такая, исполненная державной величавости. Ее застраивали в купеческом стиле «дорого-богато», чтобы у туземцев из колоний ноги от почтения подгибались, а ныне даже спесивые морды «двухспального английского лёвы», вытесанные из камня, хранят выражение брезгливой жалости. Империя стала тенью сна…
Пригибая голову в низкой дверце минивэна, я вышел и встряхнулся. Сегодня последний день…
– Сегодня последний день, парни, – повторил мою мысль Василий Иванович, нервно озираясь. – Не подведите! Советовать ничего не буду, вас учить – только портить, хе-хе… Ну, пошли!
– Миша, – хихикнул Разборов, – а чего это ты без Лемана?
– Да иди ты… – проворчал Рудковский.
Я скупо улыбнулся – мы все шагали в ногу…
Удивительное ощущение испытываешь, когда выплываешь из математических бездн… Или спускаешься с небесных сфер? Ты возвращаешься в реал не сразу, а постепенно, замещая строгие пространства высших абстракций бестолковой суетой физического мира.
…«Великолепная восьмерка» сбилась в могучую кучку, тискаясь в углу громадного холла. Лысёнок досадливо морщился – завалил первую задачу! А ведь вполне мог бы рассчитывать на золото. Ну, ничего, серебро тоже блестит…
Зато Миша Рудковский спокойно улыбается – он всё решил «на уровне». Видать, Леман помог…
Быстрым ломким шагом приблизился Савин. Он сиял.
– Всё в порядке, парни! – выдохнул «Палыч». – Официальное награждение завтра, а кто на какой ступеньке пьедестала, скажу прямо сейчас, а то не выдержу! – переждав наш, слегка натужный смех, он заговорил выспренним тоном, но никто даже не улыбнулся. – С нами сравнялись лишь Ле Ба Хань и Ян Нековарж, у обоих по сорок баллов. Саша Разборов – сорок баллов! Илья Захаревич – сорок баллов! Андрей Соколов – сорок два балла!
– Ур-ра-а… – шепотом затянул Илья.
– Качать Дюху! – воскликнул Рудковский, смелея.
– Не-е! – обеспокоился Хлебутин. – Уроним!
И вся наша восьмерка грохнула беззаботным, раскатистым победным хохотом, сметая застоявшуюся тишь.
Понедельник, 10 июля. Утро
Крымская область, Нижняя Ореанда, госдача «Глициния»
Яхта «Стрела» не плюхала по волнам, подчиняясь морю и ветру – она мчалась, подгоняемая парой мощных дизелей. Пенила валы бурунов, рассекала синий блеск моря!
Андропов вышел было на прогулочную палубу, но сразу вернулся – сильный поток влажного воздуха обдувал, как свежий ветер, заворачивая пиджак – галстук трепетал вымпелом.
– Что, Юра, – рассмеялся Брежнев, – сдувает?
– Любите вы, Леонид Ильич, носиться, – издал председатель КГБ смущенное ворчание. – По шоссе, по волнам…
– Эт-точно, – согласился Генеральный, щурясь и уворачиваясь от настырного солнечного «зайчика». – Юр, я тебя не только из-за письма вызвал… Из Москвы выдернул. Есть кое-какие дела… Делишки… М-да… Ладно, о них мы на даче поговорим. Выпьешь?
– Соку, – серьезно ответил Андропов. «Делишки» растревожили его, но виду лучше не подавать. Он и так на виду…
«Каламбурчик, однако!» – наметил слабую улыбку Ю Вэ. Сколько человек в самом КГБ его «пасет» – и подробно докладывает «наверх»? И это, не считая оперативников КПК…
Кряхтя для виду, Брежнев встал и прошел в угол кают-компании, где стоял буфет, тихонько клацали бутылки в гнездах и вызванивали стеклянные кувшины. Походка генсека была слегка неуверенной, но на руле стоял капитан 1-го ранга, знавший свое дело – «Стрела» летела без лихих заворотов.
– Яблочный будешь?
– Годится.
– А я чуток «Мадеры»… Поправлю здоровье, хе-хе!
Благодарно кивнув за протянутый стакан сока, отливавшего светлым медом, Юрий Владимирович хлебнул, почмокал губами и снова отвесил кивок, уже самому себе. Вкусно! И полезно.
Хозяин яхты осилил пару глотков вина, затем отставил бокал, словно окончательно утратив желание пить.
– Ну, ладно… Чего зря сидеть? Рассказывай, чего нам еще «объект» напророчил. А то по телефону ты так тараторил, что я ничего не понял… Это какое уже по счету?
– Тринадцатое, Леонид Ильич. Ну, для зачина… – достав из портфеля письмо «Сенатора», Андропов развернул, шурша, исписанные листы. – Этот «советский человек» весьма обеспокоен нашим отставанием в микроэлектронике. Он утверждает, что ввод Единой Системы ЭВМ, основанной на устаревших аналогах Ай-Би-Эм – это прямая угроза не только народному хозяйству, но и обороноспособности СССР…
– С этого места поподробнее, – серьезно сказал Брежнев.
– Запад не жалеет миллиардов долларов на развитие микроэлектроники. Уже действует своеобразный закон Мура – количество транзисторов, размещаемых на кристалле интегральной схемы, удваивается каждые два года… У них.
– Это правда? – нахмурился генсек.
– Увы, – кисло усмехнулся председатель КГБ. – Всё еще хуже. Производительность процессоров «Интел» вырастает вдвое всего за восемнадцать месяцев. А процессоры – это «большой скачок» не только в стиралках или телевизорах… «Объект 14» приводит такой пример. Чтобы уничтожить электростанцию в Великую Отечественную, требовался чуть ли не полк бомбардировщиков. В шестидесятых с этой задачей могло справиться и звено бомбовозов. А сейчас американцы испытывают высокоточное оружие. И, чтобы уничтожить ГЭС или ТЭС, будет достаточно двух ракет – первая пробьет в бетонной стене дыру, в которую залетит вторая – и разнесет всю электростанцию к такой-то матери. Разрабатываются обычные снаряды для гаубиц или танков, только управляемые, которые смогут попасть буквально в форточку. Одним снарядом – и стопроцентное поражение цели! Но все это возможно лишь при наличии мощных процессоров – и на ракете, и на снаряде, и в самом танке или пусковой установке. Подробностей много, я вам оставлю копию письма…
– Да… Да… – Леонид Ильич беспокойно потянулся за бокалом, и залпом допил вино. – Да, Юр, это серьезно. Очень серьезно… Ладно. Сегодня же вызвоню Бурцева, Дородницына… М-м… И… кто у нас там еще. Да, отставать нам никак нельзя! – встрепенувшись, он привстал, выглядывая в большой иллюминатор. – О, Юра! Приплыли!
Яхта сбросила скорость, и малым ходом приткнулась к пирсу. Нежно потерлась бортом о кранцы, словно подлащиваясь. Пара матросов ловко накинули швартовы, и выставили трап.
«Стрела» вернулась из плаванья.
Госдача «Глициния» прятала белые стены за деревьями, будто стыдливая купальщица. Ее парадное крыльцо и накат прибоя разделяли какие-то полсотни метров – разбегайся и ныряй в теплые, ласковые волны!
Большую часть года особняк погружался в дрему, но ближе к лету оживал – его временные хозяева любили здесь бывать. На Южном берегу Крыма все мировые проблемы выветривались под дуновениями черноморского бриза…
…Кивая охране и прислуге, Брежнев с Андроповым прошли в Каминный зал, отделанный красным деревом.
– Ну, что там еще, Юр? – на ходу спросил генсек. – Растревожил меня этот наш «Объект»!
– «Объект»… М-м… – замешкался председатель КГБ. – Он сообщил, что этим летом, семнадцатого июля, умрет Федор Кулаков, заведующий сельскохозяйственным отделом в ЦК…
– Ого! – нахмурился Брежнев. – И что нам, спасать «Кулака»?
– Нет, Леонид Ильич. «Объект» предупреждает, что на смену Федору Давыдовичу вы можете назначить Михаила Горбачева, нынешнего первого секретаря Ставропольского обкома. А это, по его словам, повлечет самые губительные последствия для страны…
Слушая, генсек напрягался и краснел, его взгляд под кустистыми бровями переполнялся тяжким недовольством. И вот…
– Хватит! – рявкнул Брежнев, с треском шлепая ладонью по столу. – Будет он мне еще кадры тасовать! – ругнувшись, Генеральный сердито посопел, отходя, и пробурчал: – Это я не тебе, Юр… Просто… Ну, есть же пределы терпению! Умник нашелся… Как-нибудь без его послезнания обойдемся! Что там еще?
– Да, в принципе, всё, Леонид Ильич… – осторожно сказал Андропов.
– Всё, так всё… – заворчал генсек, насупясь. – Вот, вывел он меня! Ладно, дела в сторону, поговорим о делишках. О тебе, Юр.
Юрию Владимировичу стало зябко.
– Обо мне? – промямлил он.
– Угу… – Брежнев легко, по-молодому, встал и прошелся к окну. – Только ты не думай, что я тебя, прямо сейчас, знакомлю с принятым решением! Нет. Просто… м-м… мысли вслух. Понимаешь, Юр, ты уже перерос Комитет… Если уж ты занялся, и неплохо занялся общими вопросами, как бы не совсем в рамках своей компетенции, то не лучше ли тебе дать заниматься именно общеполитическими и стратегическими темами? Вот только как? Пересадить в ЦК? Ну, если только на место Михаила Андреевича, тогда это будет вроде повышения! Так ведь товарищ Суслов живее всех живых, хе-хе… Вот я и думаю, куда ж тебя девать, такого «переросшего»? Как можно переконфигурировать систему власти? Ну, если хорошенько подумать, то как раз эта система является ключевой проблемой на высшем уровне… Нет, я не спорю, обычно член Политбюро вполне способен решать текущие вопросы в своей зоне ответственности! М-м… Ладно, не будем углубляться. В общем, систему – по крайней мере, пока – переконфигурировать невозможно. Но почему бы не подумать о ее достройке?
– Интере-есно… – затянул Андропов.