На бледно-голубые «Жигули» никто из парочки даже не взглянул.
– …В секции тебя научат! – донесся резковатый голос Геннадия Эдуардовича.
– Да, папа, – уныло пробубнил Денис Геннадьевич.
Усмехнувшись, «Чемпион» подтянул к себе сумку с трафаретной надписью «Аэрофлот», и вышел из машины. Отец с сыном шагали впереди, Федор Дмитриевич пристроился за ними.
Будни «топтуна»…
Цэрэушникам занадобилось не просто фото Дениса, а только такое, чтобы на снимке обязательно присутствовало мальчишеское ухо, не прикрытое волосами или кепкой. Проблема была в том, что Марьянович-младший отпустил длинные волосенки, походя на юного монашка.
Положение спасало то обстоятельство, что шевелюра у Дениса, легкая, как пух, то и дело сдувалась ветром.
«Повезет сегодня – выйдет фотография. Не повезет – попробую завтра…»
Агент нахмурился. Иногда, вот как сейчас, он ощущал некий внутренний раздрай. Моральный дискомфорт.
Поручили бы ему выкрасть секретные документы… Или, скажем, склонить к сотрудничеству какого-нибудь доцента! Но связываться с детьми…
Нет, он верил Синтии Фолк, да и в ЦРУ не дураки сидят. Но, всё равно, представить себе подростка в роли источника сверхсекретных сведений у Федора Дмитриевича не выходило. Вот как курьер, юркий парнишка годился идеально. Или, скажем, чтобы изъять закладку… Оставить знак в условном месте… Это – да.
Но ребенок-шпион?! Нонсенс.
Оборвав рассуждения, агент свернул во двор, опережая Марьяновичей. Густая зелень надежно прикрыла его плакучими ветвями, и «Чемпион» суетливо потащил из сумки громоздкий «Зенит». Фотоаппарат был увесист, но надежен.
Показалась парочка. Денис шагал справа.
«Отлично…»
А тут и шаловливый ветерок подул, отмахивая волосы парнишки.
«Нате вам ухо – получите и распишитесь!»
«Зенит» тихонько щелкнул, стискивая диафрагму. Еще раз… И еще… Достаточно.
Глядя вслед отцу и сыну, Федор Дмитриевич с нетерпеливой досадой сунул фотоаппарат в сумку, да и двинулся вон.
Осталось сфотать двоих – Шурика Смирнова и Андрея Соколова.
«Завтра, завтра!» – раздраженно отмахнулся «Чемпион».
На душе было смутно.
Понедельник, 28 августа. День
Ленинград, улица Звездная
Буладбаатар Цырянович вел свои огненно-красные «Жигули» не спеша, изредка бросая на пассажиров хитрый взгляд раскосых очей. Я сидел рядом с ним и отрешенно глядел вдаль, за ветровое стекло.
Сторонний наблюдатель мог бы вообразить, что меня контузило стрессом. Все ж таки, девять тысяч рублей – деньги немалые.
Но нет, я испытывал благостное облегчение – еще одна сложная житейская проблема решена, еще один долг оплачен. И релаксировал вволю, лениво толкая мысли, сплавлявшиеся в потоке сознания.
«Будто готовлюсь к сочинению „Как я провел лето“, – вынырнуло в голове. – Или к докладу о проделанной работе…»
…Двадцать седьмого июля, при посредничестве СССР, Эфиопия заключила мирный договор с мятежной Эритреей. Причем, Москва и Аддис-Абеба первыми признали красноморскую республику.
Менгисту Хайле Мириам, в общем-то, не прогадал – эфиопам достались сто километров морского побережья. А самое главное – его страна стала базовой для советского присутствия в районе Африканского Рога. Лед тронулся, и в Международном отделе ЦК КПСС уже вовсю работали над программой социально-экономического развития Эфиопии – с учетом местных особенностей.
Меня это радовало. Дело не в том даже, что отныне советский флот и дальняя авиация получали надежные базы в Дыре-Дауа или в Массауа. Причина моего благодушия – в грядущей засухе.
Пять лет спустя тамошний люд настигнет Великий эфиопский голод, умрет миллион человек… Умерло бы.
А теперь они спасутся – времени хватит, чтобы подготовиться, как следует, накопить запасы…
«И не душить крестьян за отказ от коллективизации!»
Я представил себе карту тех мест, и «приблизил» Йемен – там тоже всё шло на лад. Лояльные Советскому Союзу вожди объединяли Север с Югом, даруя нашим флотским Сокотру – идеальное место для военно-морской базы! Вопрос: как с этим управятся в Министерстве обороны и в Генштабе? Узнаем во благовремении…
«И Павел VI жив!» – мои губы дрогнули довольной улыбкой.
Вряд ли понтифик долго протянет, уж больно он стар и хвор, зато и Кароля Войтылу не поселят в Апостольском дворце, не уберут «улыбающегося папу» Альбино Лучано. Да и Джузеппе Сири предупрежден. А, зная его преданность «Святой Матери-Церкви», я был уверен, что на следующих выборах монсеньор уже не будет увиливать от папства…
«Если бы еще не эта мразота в Ширазе, – кисло поморщился я, – то совсем хорошо было бы!»
И, вроде бы, всё шло просто отлично, директор САВАК получил мое письмо, где я предупреждал о теракте в Абадане – девятнадцатого августа исламские боевики готовились облить бензином кинотеатр «Рекс» и поджечь его, заперев все входы и выходы. Генерал-лейтенант Нассар Могадам поверил мне – и спас четыреста зрителей от страшной гибели. А толку?
Три дня спустя по той же схеме сожгли кинотеатр «Фирдоус» в Ширазе. Погибло еще больше народу. Аятоллы, как и было задумано, свалили вину на САВАК, и вот уже демонстранты по всему Ирану ревут: «Сожги шаха!»
Не получилось у меня одним махом, одним письмом загладить эскалацию – зловещий, воистину демонический профиль Хомейни всё четче проступал на мутном горизонте…
– Переживаете? – весело поинтересовался «Валера», взглядывая в зеркальце.
– Еще как! – простонали Софи и Мелкая, цепеневшие на заднем сиденье.
– Да чего ж уже переживать? – улыбнулся я через силу. – Ордер у тебя в сумочке!
Софи испуганно порылась – и выдохнула. Вожделенная бумажка, аккуратно сложенная вчетверо, покоилась в кармашке, вместе с паспортом.
А мои мысли резко поменяли течение, оставляя берега мировых проблем, и взбурлили над омутом памяти.
Самые томительные минуты мы пережили в «Горжилобмене». Явились все, кого «Валера» задействовал в своей «цепочке» – человек пятнадцать или двадцать. Никто даже не опоздал, не забыл паспорт дома.
Одни люди хотели разъехаться, другие – поменять «двушку» и комнату в коммуналке на «трешку»… У каждого был свой интерес, но все мечтали о квадратных метрах. И вот, свершилось…
Оглушенная, еще не верящая, что заветное желание исполнилось, Софи ехала вдоль по улице, где находилась ее квартира… Не съемная! Личная! Отдельная! С пропиской!
– Приехали! – торжественно провозгласил маклер, и улыбнулся, смежая глаза в щелочки. – С новосельем!
– Спасибо! Спасибо! – бурно заголосили девчонки, живо покидая салон.
Посигналив на прощанье, красные «Жигули» укатили. А мы остались. Мелкая с робостью смерила взглядом кирпичную девятиэтажку.
– Мы тут будем жить? – вполголоса спросила она.
– Вы здесь уже живете, – мягко ответил я. – Прошу!
Мне жилплощадь понравилась – Буладбаатар Цырянович заезжал сюда трижды. Не шибко просторная, но уютная квартирка. Дом новый, стены кирпичные, стало быть, теплые…
Прежние хозяева даже оставили румынский кухонный гарнитур, облезший местами, «винтажный» холодильник и тахту. Мусор я вымел в крайний свой приход, наскоро протер шваброй паркет, вкрутил лампочки…
– Ой, тут и лифт есть! – восхитилась Тома. – Дюш, гляди!
– А куда жать? – вытолкнула Софи.
– Вот эту вот пипочку, с цифрой «восемь».
Дверцы сомкнулись, и кабина, тихонько громыхнув, вознесла нас к восьмому этажу. На лестничной площадке стояла гулкая тишина – я уловил едва слышное зудение электросчетчика, накручивавшего киловатт-часы за крашенным щитом.
Дверь, любовно отделанная лакированными дощечками от ящиков из-под апельсинов, так и просила отворить ее.
– Держи! – я протянул «докторше» проволочное колечко с ключами. – Маленький – от почтового ящика… Открывай!
– Боюсь! – выдохнула Софи, слабо проворачивая ключ.
– Еще два оборота…
Замок клацнул, и дверь открылась, впуская в прохладную прихожую.
– Надо было первой кошку запустить… – слабым голосом молвила Тома.
– Запусти меня! – насилу схохмил я. – Побуду ВРИО кота…
Мелкая хихикнула, и шутливо пихнула меня за порог. Софи вошла последней, тихонько прикрыв дверь за собой. Девушка долго меряла шагами комнату и спальню, семеня от санузла к кухне, и обратно, выглядывая на балкон, уминая руками скрипучую тахту, отворяя тугую дверку рокочущего «Саратова». Она то всплескивала руками, то прижимала их к груди, пока не замерла посреди «зала» под абажуром, как под венцом.
– Андрей… – Софьины глаза заблестели влагой, но то были слезы тихого счастья.
– Девчонки, вы ничего мне не должны, ясно? – строго напомнил я. – Вот, честное слово, было приятно истратить тот клад на вас! Ну, хорошо же вышло? Теперь у вас есть дом…
– Дюш, – сияя, тихонько выговорила Мелкая, – это и твой дом тоже!
Софи часто, истово закивала, встряхивая челкой, а затем обе, не сговариваясь, обняли меня, пища от радости.
Я не оказал сопротивления…
Среда, 30 августа. Вечер
Ленинград, Измайловский проспект
Придя с работы, родители быстренько собрались в гости. Мама не отказала себе в удовольствии одеть то самое платье от Лоры Эшли, которое я привез ей из Лондона. Ощущать зависть окружающих бывает так приятно…
Папе я купил шелковые галстуки – «в нагрузку» к зажиму и запонкам «Си Лорд». Пусть почувствует себя истинным джентльменом…
– Пока, сыночка! Ужин на плите. Не жди нас, а то вдруг поздно придем!
– Пока, пока!
Хлопнула дверь, лязгнул замок – и тишина… Мне достался целый вечер dolce far niente!
Еще с утра я позвонил Гельфанду, и обычным тоном сообщил – сегодня, дескать, отправил вам письмо, в котором: а) сформулировал, что Великая теорема Ферма является следствием гипотезы Таниямы-Симуры; б) доказал это положение.
Израиль Моисеевич завис, но затем внятно-осторожно уверил меня, что с удовольствием возьмется за предварительную проверку моих потуг. «Если ошибок нет, направлю в печать», – пообещал он.