– А ничего так! – Паштет склонил голову к плечу. – Ровненько.
– Олифу тащить? – деловито спросил Армен.
Задумчиво оглядев желтую фанерную плоскость, едва заметно рассеченную швами, я покачал головой.
– Наверное, не надо. Ярик в этом деле лучше смыслит, вот пусть сам и грунтует…
– Ну да, – оживился Резник, – а то еще напортим!
Отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку, я скомандовал:
– Веники в зубы – и вперед!
Работнички заметно повеселели. Ара резво собрал обрезки, мы с Семой подмели опилки, а Пашка смотал провода и подхватил грюкавшую дрель.
– «Стада в хлевах, – продекламировал я, отряхивая руки, – свободны мы до утренней зари!»
Среда, 13 сентября. Вечер
Ленинград, Измайловский проспект
Ярик из восьмого «Б» оказался худой и длинной личностью в очках, венчавших вздернутый нос. На большой перемене он медленно прошелся вдоль стенда, опасливо провел ладонью по гладкой фанере, и даже принюхался к ней. Подумав, юный художник вынес вердикт:
– Олифа нужна! Можно, конечно, и получше грунтовку найти, но и олифа сойдет… Да, и кисти потребуются. И эти… Респираторы! Краски я принесу свои… И еще Витьку с Генкой позову.
– Зови, – улыбнулся я. – Фронт работ обеспечим!
Окончились занятия, и весь творческий коллектив поднялся на третий этаж, гнусаво болтая в «намордниках» респираторов. Ярик первым делом открыл окна и постелил газеты, чтобы не замарать паркет. И пошла художественная самодеятельность!
Поглядев, как ловко троица управляется, как ровно ложится грунтовка, я счел себя четвертым лишним – и с легким сердцем покинул школу.
А дома растерялся даже – сегодня мне выпали часы и часы свободного времени! И куда его девать? Но деятельная натура комсорга живо нашла, к чему приложить руки, и где явить молодой энтузиазм.
Отец задержится на каком-то мероприятии, а мама составит ему компанию. Следовательно, придут домой голодные. Вывод?
Я пошагал в кухню. Отварил картошку в мундирах, а затем, обжигаясь и шипя, раздевал горячие клубни, ибо не нам искать легких путей! Приготовил гарнир, и всё? Не-ет…
Порезав картофель дольками, я уложил его в латку, посолил, поперчил, щедро натер подсохшего сыра, добавил майонезу… Всю эту массу основательно перемешал, и сунул в духовку.
Между делом перехватил изрядный ломтик «Докторской» с хрустящей корочкой чернушки – колбаса и хлеб пахли одинаково притягательно, подкрепляя со «стереоэффектом».
Старательно жуя, я притулился к подоконнику, глядя на дома, на проспект, на проезжающий бортовой «ЗиЛ», что громыхал пустыми бочками – и почти не видел попадавшее в поле зрения.
Затормозилось мое главное дело, то, из-за которого я здесь. Понятия не имею, насколько полно учтены мои пожелания и предупреждения в высших сферах. Накатать еще одно письмо?
Я медленно покачал головой. Нет, рисковать самому, а тем более подставлять Томочку, глупо. Следует искать другие пути.
Вот, я открыто встраиваюсь в Систему, пока – в роли комсорга и командира поискового отряда, но, опять-таки, не в обход, а напрямую. Тогда, может, пора налаживать двусторонний канал связи с верхами, и более-менее безопасный?
Ну, тут не так уж много технических возможностей. Самая простая – подсоединиться к телефонному проводу с помощью трубки монтера… А что? Чем мы не сталкеры?
Мне тут же привиделись заброшенные линии коммуникаций в темных, сырых туннелях, где хлюпает вода, а любой звук, даже крысиный писк, расходится далеко и слышится ясно. Хотя… Туннель сам по себе – ловушка. А вот большие промышленные зоны в пригородах… Хм. С хорошими путями отхода и небольшим количеством подъездных путей для автомашин… Да, «промка» – это вариант.
Вечером… Разговор не более пяти-семи минут… Лучше всего через самодельный voice changer – элементную базу можно набрать из покупных импортных телевизоров или магнитофонов.
Я энергично кивнул своим мыслям – да, этим стоит заняться вплотную! И не откладывать…
Резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я снял трубку.
– Да?
– Здравствуйте, Андрей! – провод донес раскатистый громкий голос Канторовича. – Не отвлекаю?
– Леонид Витальевич, для вас я всегда свободен! – юношеская пылкость переполняла мой голос.
Ученый рассмеялся, и заговорил немного виновато и, похоже, тщательно выбирая слова:
– Андрей, прошу простить меня за известную вольность, но вы же знаете мой неуемный характер! Ваши полиномиальные алгоритмы… Мне кажется, я очень заинтересовал ими специалистов… м-м… в определенных кругах. Выражаюсь витиевато, поскольку разговор не телефонный. Андрей, вы не могли бы встретиться с одним товарищем… Скажем, завтра? Я почему и звоню вам, – заспешил Канторович, – этот товарищ выезжает сегодня в командировку, и пробудет в Ленинграде дня два.
– Смогу, Леонид Витальевич, – заверил я абонента. – А когда? И где?
– Завтра, часам к четырем подходите к библиотеке ЛОМИ! Товарища зовут Александр Юрьевич. Сундуков Александр Юрьевич.
– Всё понятно! – бодро отчеканил я. – Подойду обязательно.
Распрощавшись, мы оба повесили трубки. И вовремя – мне надо было срочно доставать яство из духовки, а то пережарится.
Тут главное, чтобы сыр растекся, пропитал картошечку, как следует, и надо поймать момент наивысшего градуса, после чего «Пошехонский» станет подгорать… Я успел.
Там же, позже
Папа с мамой вернулись очень оживленные – и голодные.
– Ах, какие запахи! – заворковала мама, вешая шуршащий плащ. – Неужто сынуля накормит голодных родителей?
– Ужто, – мои губы разъехались в ухмылке. – В меню – картофель, запеченный с сыром!
Мамины глаза сияли, а губы едва сдерживали некий секрет.
«Ну-ну, – подумал я с ехидцей, – пущай посоревнуются на силу воли!»
Папа, зайдя на кухню и носом вобрав аромат, крякнул и потер руки.
– Эк ты хитро! Сла-авно…
Я наложил в три тарелки, и присел за стол. Первой не выдержала мама.
– Андрюшенька! – воскликнула она. – Папу снова отправляют в загранкомандировку! Представляешь?!
– Ух, ты, – подивился я. – Здорово. А куда?
Отец не успел ответить – у мамы накопилось слишком много слов.
– В Марокко! – выпалила она. – Это, откуда нам апельсины привозили. Помнишь? И вот тамошний король Хуссейн объявил Всемирный конгресс военной психофизиологии!
– Ага! – с удовольствием поддакнул Соколов-старший, с аппетитом наворачивая мою картошку. – На октябрь.
– Да! – мама широко всплеснула руками. – От СССР поедут пятеро военных медиков, и твой папа в их числе!
– Вообще-то, восьмеро, – хмыкнул отец. – Но трое – явно не врачи…
– Тогда нам не есть, а закусывать надо! – подал я идею.
– Точно! – мама вскочила, рывком приседая у буфета, где нашарила плоскую бутылочку коньяка. Наполовину пустую, зато десятилетней выдержки.
– Сынуля, ты пропускаешь… – зажурчала она, плеснув себе и папе. – За тебя!
Улыбка раздвинула отцовскую бородку, и рюмки звонко щелкнули.
Четверг, 14 сентября. День
Ленинград, улица 8-я Красноармейская
Пятого урока не было, и я смог проводить Мелкую до ближайшей станции метро. Тома обрадовалась, защебетала, делясь новостями:
– Софи стала такая хозя-яйственная, – хихикнула она, – такая домовитая! Вчера купила шторы… на таких колечках, с «крокодильчиками». Мы их полдня вешали! А тюль она обещала с получки купить.
– Значит, еще и экономная, – вывел я итог.
– Ага! А еще ей бабушка триста рублей перевела, мы хотим на них диван купить. Новый столько и стоит, с рук можно за сто двадцать взять, а там один продает сразу комплект – диван, два кресла и столик – за триста! Софи та-ак страдает…
Девушка весело рассмеялась, и тут меня настиг знакомый голос:
– Смотрю: идут! Парочка…
Нас догнала Кузя, и пристроилась, помахивая портфельчиком.
– Андрей провожает меня до «Техноложки», – прохладным голосом объявила Мелкая.
– Ну, и я с вами прогуляюсь! – Наташа сладко улыбнулась. – Том, не дуйся, не отобью я твоего Андрея! Мы с ним просто друзья. Правда, Дюш?
Я рассеянно изобразил несколько кругов в воздухе, показывая, насколько этим утверждениям можно верить.
Наташина улыбка дрогнула, перетекая в кривоватую усмешку.
– Тома, не обращай внимания на то, что и как я говорю, – голос Кузи стал негромок и серьезен. – Если я даже и задеваю тебя… Это потому, что завидую!
– Мне?! – смешалась Мелкая.
– Тебе! – с силой выдала Кузенкова. – Я ведь тоже росла без папы, как и ты, а если бываю злая… Да не высыпаюсь просто, когда в больнице полы мою! Мама там санитаркой работает, и я – на полставки! Вон, Андрей знает.
– Правда? – поднялись Томины бровки.
– Правда, – буркнул я, гадая, чего добивается Кузя.
– А я тоже хотела уборщицей устроиться, – затараторила Мелкая, – только Дюша сказал, что не надо, что он…
Тома смолкла, теряясь – и боясь разболтать наши с ней секреты, а Наташа горестно вымолвила:
– Так именно! А у меня-то никакого Дюши нет! Ладно… – затоптавшись, она неловко повела рукой. – Вы идите, а то я тут, как третья лишняя, мешаю только… Пока!
Девушка развернулась и зашагала, старательно прямя спину. Я замечал, как переступают стройные ножки, как складки школьного платья выдают гипнотизирующее покачивание, а вот Мелкая видела лишь гордо поднятую голову Кузи – одинокой и недолюбленной…
– Наташ! – окликнула она. – Не уходи! Ты нам вовсе не мешаешь! Правда, Дюш?
– Правда, – вздохнул я.
Кузенкова замерла, и обернулась, глядя с отчетливым вызовом.
– Прово́дите меня вместе! – чистосердечно рассмеялась Тома. – Пошли!
И мы пошли.
Я начинал злиться, но не выговаривать же Кузе при Мелкой?
А Наташа, доверительно понижая голос, рассказывала новой «подруге», как и ей «Дюша помог».
– Помнишь Арлена – тогда, в лагере, как он в яму свалился? Так это я подстроила! Чтоб не приставал к Мэри, и не врал ей! Намазала доски жиром из тушенки… Ох, и было бы мне, если б Дюша не протер их. Еще и своей майкой! Я ее постирала потом… И я же не хотела, чтобы этот брехун