Перед Марио опустилась кружка густого до тягучести кофе, и мужчина вцепился в нее, как утопающий в спасательный круг.
– А мне казалось, что ты всю ночь просопела. – Он повернулся, чтобы еще раз полюбоваться ладной подругой.
С этой милой и улыбчивой шатенкой, в миру – скромной служащей одного из муниципальных округов, очень хотела познакомиться поближе итальянская полиция.
«Товарищ Сара» умела многое, а знала и того больше – иначе она не стала бы командиром римской колонны. Сегодня она могла запросто прострелить кому-нибудь коленные чашечки, «чтобы хромал, сволочь, как их буржуазная власть!», а завтра – оперировать в подпольном госпитале раненого товарища. Вечером яростно торговаться, закупая очередную партию оружия у мафиози или палестинцев (арсенала из ее по-пролетарски бедной квартиры хватило бы на роту спецназа), а ночью кропотливо изготавливать из чистых муниципальных бланков надежные документы для ушедших на нелегальное положение бригадистов.
Вот чего Сара не умела – так это готовить. Из дома она сбежала очень юной и очень левой, поэтому на завтрак у Марио были традиционные бутерброды. Он повертел, разглядывая, неровно отрезанный кусок булки, прикрытый тонким ломтиком розовой ветчины и поверху повядшими веточками петрушки.
«Не самый большой недостаток, – подумалось лениво, – зато кофе варит как бариста».
– Да ты разве дашь спать? Всю ночь шатался по дому, – откликнулась, присаживаясь напротив, женщина.
После первых глотков глаза наконец сфокусировались, и Марио посмотрел на молодой кедр за окном.
– Опять сегодня под утро неясыть прилетала. Кричала с ветки. Так, знаешь, долго, вибрирующе.
– Значит – мальчик, – деловито кивнула Сара, – у них тоже сейчас весна.
Сразу за низкой оградкой арендованной на самой северной окраине Рима виллы раскинулся небольшой заповедник. За эти недели некоторые его обитатели уже успели примелькаться Саре и Маурисио (да, они и дома наедине называли друг друга только так, по оперативным псевдонимам, чтобы на акции не выкрикнуть случайно настоящее имя). Марио недавно даже подарил Саре фолиант «Птицы Италии». Теперь она любила, веселясь, обсуждать поутру повадки пернатых соседей. Да и сам он с интересом почитывал эту книгу.
Не без умысла, конечно, дом был снят именно здесь. Небрежный подпольщик долго не живет, поэтому пути отхода через густой лес были разведаны в первые же дни – привычка. Там же была заложена и пара тайников с оружием: никогда не знаешь, что и когда пригодится.
Марио доел, отставил посуду и взял в руку патроны. Пальцы набивали тугие магазины сами по себе, а Моретти думал о революции.
Наверняка кого-нибудь сегодняшний Рим заворожит: в череде пасмурно-дождливых будней вдруг выпал настоящий весенний день. Будут, как ненормальные, орать из густых крон пиний скворцы, манить ветками желтого пуха мимозы, и даже облезлый череп Колизея удивит приезжих пронзительной синевой в своих глазницах.
Да, прекрасен этот город и обширен, но жить здесь трудно и временами страшно.
Пока сидящие в парламенте оппортунисты Берлингуэра («Ах, как хотелось бы всадить несколько пуль в брюхо этого розового буржуя!») голосуют за законы о росте налогов и снижении заработной платы, на закипающих улицах в полицию все чаще вместо прежних яиц и шариков с краской летят бутылки с «коктейлями Молотова». А позже, под покровом темноты, в беспощадных рукопашных схватках с фашистами проходит школу ненависти левый молодняк. Трещат под ударами кастетов кости, поблескивают отведавшие крови клинки, и багровеет асфальт.
Но и это не все. На улицах то тут, то там разговаривает с врагами на своем свинцовом языке «товарищ П38»[14]. На демонстрациях группы людей в пассамонтанах открыто ходят с пистолетами и ружьями, а карабинеры боязливо отводят глаза в сторону. Спаянные боевые патрули «Красных бригад» и «Первой линии» уже сейчас полностью контролируют многие рабочие окраины. В одном Милане под ружьем у левых больше двух тысяч бойцов.
«А это значит что? – Марио привычным движением вогнал короткий магазин в неразлучный „скорпион“. – Это значит, что в стране идет вялотекущая гражданская война. Задача революционного авангарда ее подтолкнуть, перевести в открытую форму. В борьбе против порядка воров законны все средства. Империалистические лакеи уже покойники, для этих свиней сегодняшний день – начало конца. Мы атакуем государство в самое его сердце. А с Моро, этим демиургом буржуазной власти, мы в нашей „народной тюрьме“ поговорим особо».
– Так… – Он отложил в сторону пистолет-пулемет и поднялся из-за стола. – Пойду подготовлю лицо – и в путь. Глупо будет опоздать.
– Хорошо тебе… – В голосе Сары звучала наигранная зависть. – Усы приклеил – и сразу другое лицо. А мне с театральным реквизитом по два часа мучиться приходится.
– У тебя неплохо получается, – хохотнул, скрываясь в ванной, Марио, – поэтому у меня бывают очень разные женщины.
Из зеркала на Марио Моретти серьезно взглянул самый разыскиваемый человек Италии: единственный оставшийся на свободе руководитель «Красных бригад» из старого, еще «исторического ядра». Мощный подбородок, высокий лоб, в зеленоватых глазах искрит усмешка… И обидно оттопыренные уши, которые сегодня, ради разнообразия, не скрывались за пушистыми баками.
Имя его у всех на слуху, но истинного лица почти никто не видел. Он мастер перевоплощения и конспирации: появляется из ниоткуда и исчезает в никуда. В полиции до сих пор нет отпечатков его пальцев. Фотография, по которой Марио пытаются разыскать, времен давней студенческой молодости.
– Вот так и продолжай, – подмигнул он своему отражению и приложил под нос пышные накладные усы. – Мм… Пойдет на сегодня.
Следом пришла очередь волос: Марио тщательно натер их копиркой и превратился в жгучего брюнета. Зачесал непокорные пряди на лоб и закрепил лаком. С помощью подкрашенного воска и крема-мастики соорудил на носу приметную, чуть скошенную набок горбинку, после чего его изначально интеллигентное лицо стало больше подходить то ли боксеру, то ли бандиту.
Собственно, уже теперь он стал почти неузнаваем, но Марио всегда стремился к совершенству. Поэтому он настриг волос с руки и посек обрезки ножницами. Затем, ловко орудуя пинцетом и сандарачным клеем, высадил их над переносицей – так на его лице образовались сросшиеся брови. Следом в ход пошел оттеночный карандаш темно-коричневого цвета, и на левой скуле появилась приметная родинка неправильной формы. На конец он оставил самую ненавистную операцию – приклеивание ушных раковин к голове. Пройдет целых два дня, пока кожа отпотеет, и уши тогда отлипнут сами собой.
– Ну… – Он поворачивал голову то так, то этак, оценивая результат почти часового труда. – Вот и все. Красавчик!
От профессионала, натренированного на мгновенное распознавание лиц по восемнадцати точкам, этот грим, конечно, не спасет. Но случайно такого на операции не встретишь. А неслучайно… Неслучайно будут спецназовцы из NOCS[15], и тогда уже станет без разницы, какого качества грим.
«Ничего, – подумал он, ожесточаясь. – Нам надо-то всего ничего: быть в течение пары минут сильнее тех, кто на той улице представляет государство. Рискованно? Это зависит от подготовки. Даже если мы случайно наткнемся на полицию – мы пройдем. Винтовка против винтовки – герилья победит, играя на опережение».
Он вышел из ванной и посмотрел на часы: было начало восьмого.
– Поеду. – Марио решительно сгреб в карман запасные магазины, а затем пристроил автомат в кобуру под левым плечом. – Вдруг пробки. Лучше постою у Макдональдса.
Сара отложила пуховку на столик у трюмо и поднялась, разворачиваясь. Глаза их встретились.
– Все будет хорошо, – сказала она твердо. – У нас все получится. Это – наша самая продуманная акция.
– Да, – согласился Марио, – да.
Он дошел до входной двери и обернулся:
– И вот что, Сара… Если вдруг будет засада – сразу вали Галло.
Женщина, вышедшая вслед за ним в прихожую, медленно, с пониманием кивнула. Марио только что открыл ей своего дублера. По правилам конспирации знать всю картину акции целиком могли лишь двое. Хорошо бы, конечно, такой был только один – руководитель, но вдруг из-за нелепой случайности он будет убит?
– Ты не опасаешься? – Голос женщины был хрипл от волнения. – Этот его недавний побег из тюрьмы… Он не был подстроен?
– Я проверял. – Марио деловито похлопал по карманам, не забыл ли сигареты. – Он не один бежал, с ним был известный мафиозный киллер. Карабинеры такого для прикрытия ни за что не выпустили бы. Да и в акциях Просперо после этого уже достаточно поучаствовал, в том числе и с кровью. Но если что – не раздумывай. Бей в голову, у него под плащом бронежилет. Иди ко мне… – Он притянул женщину к себе и нежно поцеловал. – До встречи, любовь моя.
Дверь закрылась, и торопливого шепота вслед – «Наше дело правое» – Марио не услышал.
Выйдя на ступени, он огляделся: воздух был бесконечным. Молодая трава – пронзительно-зеленой. Утро постепенно наливалось теплом, и на крыше соседней виллы появились оранжевые мазки. Все вокруг страстно желало жить, и так велика была эта сила, что дремлющая в кобуре смерть казалась здесь лишней.
Но нет, еще не пришло время просто жить. Еще кто-то должен сражаться со злом. Писаные законы стоят ниже законов естественных, и нужна сила, чтобы противостоять трусливо прячущейся за государством деспотии буржуа.
Здесь и сейчас такая сила – он.
Сила, не стесненная фальшивым внешним лоском и благопристойными словами.
Сила, готовая бить и убивать.
По правде говоря, ему нравилось быть такой силой и жить смертью.
Хотя вообще-то это такая же работа, как и любая другая. Постепенно к ней привыкаешь.
Марио обошел, постукивая носком по колесам, свою старенькую «иноченти» и сел за руль. Следующий час он нарезал по северо-западной части Рима, считывая со стен и столбов условные сигналы готовности к операции.