И вот грянул долгожданный звонок! Книгоноши в черном снисходительно уступили литературный плацдарм, и пальцы первого в очереди, сухонького старичка с бородкой а ля Миколай Вторый, закогтили альманах «В мире приключений». Грузная дама с мужицкими повадками, стоявшая за ним, хищно выхватила сборник поэзии. Чубатому студенту достались чьи-то мемуары в скучной серой обложке.
Поняв, что культурным ценностям меня не дождаться, я со вздохом отступил и, негреющим солнцем палимый, побрел к метро. Доеду до «Фрунзенской»…
Погоды стояли ясные и не шибко холодные — мелкие лужицы, с утра белевшие хрусткими перепонками, ближе к обеду подтаяли, колыша в мутной воде льдистые осколки. Улицы очистились от снега, заезженного колесами, лишь кое-где асфальт чернел влажными полосами. Сугробы еще держались за бурые газоны, но тоже оплывали, напитывали мерзлую почву.
Зябкий ветерок взвеивал порой, донося непокойный запах талой влаги и словно предвещая: скоро, скоро нанесу черные, отяжелевшие тучи! Дохну синей стужей — и закружит, завертит метель, вдоль да поперек московских улиц! А пока радуйтесь нечаянному теплу, жмурьтесь под лучами. Предзимье коротко…
Выйдя к вольно расплывшемуся ансамблю Минобороны, я остановился, глазами измеряя эпичный размах и архитектурную выправку.
Да-а, наше МО — это вам не дурацкая карусель Пентагона! Монументальные здания, слившиеся в сталинском ампире, сочетались просто и ясно, без тесноты, державно вставая над Москвою-рекой.
Правда, и потеряться внутри министерства можно легко. Выручала воинская дисциплина и порядок, хотя и сбой был — меня поначалу направили к генерал-майору Ненашеву, как бы моему «заказчику». Михаил Иванович возглавлял 5-е управление Главного управления вооружения войск ПВО.
Очень серьезный мужик — он держал под контролем разработку и средств ПРО, и противокосмической обороны, и системы предупреждения о ракетном нападении, той самой СПРН, о которой проболтался Канторович.
А ведь текущий год был полон «горячих» тем… Наши недавно, буквально на днях испытали нейтронную бомбу; только-только закончили внедрять носимые командные пункты комплекса оповещения высшего руководства СССР «Крокус» — те самые «ядерные чемоданчики».
Обучал Брежнева пользоваться ими лично генеральный конструктор Репин. Он потом будет вспоминать, как Леонид Ильич вызвал его и полтора часа расспрашивал о достоверности оценок ракетной обстановки, да о разных сигналах предупреждения, и почему это некоторые из них требуют повышенного внимания, а иные — действий с возможно необратимыми последствиями.
По итогам встречи Репин вывел, что слухи о «впадающем в маразм» Брежневе — ложь. Последняя его встреча с генсеком придется на восьмидесятый год — и на тот раз Леонид Ильич проявит живой интерес и полную ясность ума.
Об этом «воспоминании о будущем» я думал, шагая коридорами Минобороны — товарищ генерал-майор вежливо послал меня к Льву Николаевичу Королеву, профессору МГУ и головастому спецу, за которым числится и матобеспечение для стратегической ПВО Москвы, которая «Система А», и, вообще, разработка многопроцессорных вычислительных комплексов, как у нас именуют суперкомпьютеры.
Путешествовать на Ленинские горы не пришлось, Лев Николаевич встретил меня именно там, куда отфутболил Михаил Иванович — в левом крыле Минобороны.
— Простите великодушно… Андрей, да? — Королев закружил вокруг меня, так что полы его белого халата, небрежно накинутого на строгий костюм, вились и вздувались, словно под встречным ветром. — Леонид Витальевич, как я понял, и вас мобилизовал, и меня! Ну, такой он человек, болеет за всё разом. А с вашей работой я ознакомился, оч-чень интересно, очень!
— Старался изо всех сил, — я скромно потупился. — А к чему, собственно, эти силы прикладывать?
— Пойдемте, Андрей! — повлек меня Лев Николаевич. — Кабинетом тут я не обзавелся, конечно, но пользуюсь рабочей комнатой. Слу-ушайте… Обед скоро! Вы не против подкрепиться, Андрей?
— Никак нет! — отрапортовал я по-строевому.
— Ат-тлично! — обрадовался профессор, акая. — Тогда я вас увезу в мою любимую столовку… Вы не против, надеюсь?
— Нисколько!
Мы зашагали по бесконечной ковровой дорожке. Вернее, Королев то забегал вперед, то возвращался, и растолковывал, чего от меня ждут.
— Допуск у вас есть, и ат-тлично! — тараторил он. — Ваша математика, Андрей, понадобится для системы предупреждения о ракетном нападении. Понимаете, сейчас как раз поставили оч-чень сложную задачу перед СПРН, задачу качественного изменения. Тут легко разглядеть связь с американскими «Першингами»… Однако не стоит забывать и о китайских стратегических вооружениях — ракеты «Дунфэн»… Какие-никакие, но они есть! Впрочем, дело даже не в этом. Буквально до последнего года наша СПРН была секторальной и ориентированной больше на Европу. А вот теперь речь ведут уже о ее развитии в глобальную космическую систему, чтобы СПРН могла обнаружить запуск ракет в любой точке земного шара… Заходите, Андрей!
Я переступил порог узкой и длинной комнаты. Вдоль обеих стен выстроились шкафы, полки которых гнулись от пухлых папок, а рулоны чертежей пылились наверху этакой бумажной поленицей.
— Спутники «Око» будут засекать факелы ракетных двигателей, а загоризонтные РЛС «Днестр» и «Днепр» замкнут радиолокационное поле, — продолжал Лев Николаевич, стремительно скидывая халат, и хватая потертый, но все еще очень солидный кожаный портфель о двух медных замочках. — Вся информация со станций и спутников собирается и анализируется в Главном центре предупреждения о ракетном нападении под Солнечногорском… Пойдемте!
Мы с Королевым резво покинули Минобороны и сели в старую бежевую «Волгу» с серебристой фигуркой оленя на капоте.
— Э-э… На чем я остановился? — Лев Николаевич привычно завел мотор, погонял его, и тронулся.
— На сборе и анализе информации.
— Да-да-да! — подхватил водитель, выворачивая баранку. Говорил он со мной, но в поле зрения держал дорогу. — В чем там основная сложность с точки зрения математики? Расчет траекторий множественных целей, то есть разделяющихся боеголовок, а также селекция настоящих и ложных целей, и всё это в условиях ограниченности вычислительных мощностей…
Мы выехали на Метростроевскую, подаваясь к центру.
— Конкретнее! — махнул кистью Королев. — Вычисляем-то мы на многопроцессорных системах, однако архитектура параллельных вычислений такова, что простое наращивание числа процессоров приводит к сильно нелинейному росту производительности системы. Грубо говоря, один процессор и мощность имеет одного процессора, а вот у двух процессоров мощность равняется одной целой восьми десятых проца, у трех процессоров — мощность двух целых трех десятых процессора. Видите, как…
Миновав Кремль, описав полукруг на площади Дзержинского, «Волга» выкатилась на Кировскую, и вскоре юркнула в переулок.
— Андрей! А как вы относитесь к пирогу с маком?
— С маком, — уточнил я, — или со следами мака?
— Слой в два пальца толщиной! — заверил меня Королев.
— Тогда — положительно!
— Значит, зайдем в кулинарию… — профессор направил стопы в заведение на углу, переполненное сдобными запахами. — Я всегда, когда бываю здесь, беру половину пирога… Больше в меня не влезает! Но с вашей помощью, Андрей, мы осилим и целый!
Расплатившись, Королев пригласил меня в столовую напротив — чистенькую и заставленную не дешевыми штампованными столиками, а добротной мебелью из темного дерева. Стулья, и те походили на кресла эпохи Тюдоров.
Вобрав здешние запахи, я разбудил дремавший аппетит. Юный организм трепетал в голодных спазмах, и мне стоило немалых усилий не заставлять тарелками весь поднос.
Профессор выбрал пюре с поджаристыми биточками и солеными огурчиками, а я получил из рук поварихи тарелку с пышной котлетой, возлегшей на «крупнокалиберных» макаронах — к ним я всегда питал особую нежность. Обычные «перья» меня тоже устраивали, но «тубетти ригати» влекли неодолимо.
— Подливки? — добродушно обронила тетя с черпачком.
— Ага! — выдохнул я.
Моя рука сперва потянулась к вишневому киселю, что манил, дрожа светло-малиновой густотой, но тут я вспомнил про пирог, и разглядел слона — огромный самовар на столике в углу.
— Чай! М-м… Два чая.
— С вас сорок две копейки.
Я бережно отнес обед на столик у окна, усевшись напротив профессора. Тот был глух и нем, пока не доел, а вот затем, любовно нарезав пирог, заговорил, как будто и не прерывал повествование:
— Таким образом, говоря простым языком, задача заключается в создании самой быстрой возможной — с учетом имеющихся технологий — машины. Что у нас есть из плюсов? — Королев сложил ладони и глянул на меня в упор. — Архитектура советских суперЭВМ изначально затачивалась под решение дифференциальных уравнений, ибо делалась для расчета траекторий. Так повелось еще от академика Лебедева, идеолога-разработчика наших первых многопроцессорных ЭВМ… Андрей, вы за чаем? Налейте и мне стаканчик… Для начала, хе-хе…
Шипя и морщась, я еле донес граненые сосуды. Донышки стукнули о столешницу, а я сел, дуя на обожженные пальцы.
— Спасибо, — рассеянно молвил Лев Николаевич. — Но! Столкнувшись со сложностью совмещения целочисленного и вещественного АЛУ… э-э… арифметически-логических устройств… он просто выкинул целочисленную часть, как менее важную для диффуров, решив, что «при необходимости эмулируем через АЛУ». Целочисленная же математика нужна для управления адресами в ОЗУ! А чем сложнее устройство, тем больше таких манипуляций, тем сильнее падает производительность из-за низкоэффективных эмуляций! То есть, на большой машине надо постоянно обращаться к памяти, и, в отсутствии целочисленного АЛУ, мы ведем для этого специальные вычисления. И получается так, что даже в самом лучшем случае чтение требовало трех тактов, сложение в среднем — одиннадцать, умножение — восемнадцать, деление в среднем занимало вообще пятьдесят тактов!