— Можно и так сказать, Юрий Владимирович. — Заняв кресло, Иванов налил себе чайку, щедро зачерпнув пахучего гречишного мёду. — Вся эта история с похищением заложников отдает дурным послевкусием. Неужто ЦРУ действительно хотело насолить особе королевской крови? Ну, бред же!
— Так… — сосредоточился Андропов. — Но сама-то инициатива о созыве всемирного конгресса исходила из Лэнгли? Пускай и через Госдеп?
— Так именно! — Борис Семенович резко повел чашкой, едва не расплескав горячий чай. — А смысл? Мы под всеми углами рассмотрели приглашение в Марокко, и пришли к выводу, что главный противник хочет что-то вызнать в неформальных беседах. Ну, и внушили медикам, чтобы запоминали, о чем их будут спрашивать, какими темами интересоваться… А тех взяли, и похитили! Что к чему… — раздраженно пожав плечами, он хрустнул сушками, раздавив в кулаке сразу парочку.
Минцев заерзал, но смолчал. Ю Вэ давненько не видал Жору, и ощутимые перемены в подполковнике улавливались сразу — тот стал спокойнее и как бы основательней, а главное — куда-то подевался прежний нагловатый задор.
Андропов перевел цепкий взгляд на Иванова.
— Борис Семенович, расскажите для зачина о пресс-конференции в Марракеше.
— Да, это было интересно! — оживился генерал-лейтенант. — Похоже, что придворные по-всякому выгораживали короля! Наши медики поступили мудро, они позволили Хасану — не помню уж, под каким номером — сохранить лицо. И умолчали о затейниках из ЦРУ. А вот газетчики… Антон утверждает, что, по крайней мере, двое-трое из них явно были подставными. Их совершенно не интересовало, где держали заложников, как всё происходило, зато налегали на профессиональную тематику. В основном, разговор шел вокруг секретных программ… Минутку… — он выудил из внутреннего кармана записную книжку, и быстренько ее пролистал. — Так… Ага! Вот… Корреспондент «Саутерн икзэминер» упоминал тайный… хм… тайный американский проект «МК-Ультра», и допытывался, на каком этапе находятся исследования в рамках его советского аналога! Причем, вопросы были очень даже конкретные. Упоминались работы Леонида Ивановича Спивака при кафедре психиатрии Военно-медицинской академии по… цитирую… «позитивной контролируемой модификации поведения на основе новых достижений химии, фармакологии, психиатрии, нейробиологии и так далее». Каково⁈
Андропов опустил на столешницу сцепленные ладони, и глянул на Минцева.
— Георгий Викторович извертелся весь, — зажурчал он. — Есть, что добавить?
— Есть! — выдохнул Жора, поведя головой, словно галстук ему жал, хотя крепкая выя обходилась без оного. — Версия! Верная!
Иванов покосился на хозяина кабинета.
— Немного самонадеянно. Да, Юра? М-м… Юрий Владимирович?
— Да, Боря, — дрогнули губы Ю Вэ, — Борис Семенович.
Но Минцева было не смутить. Хлопнув в ладоши, он со слышным шорохом потер их.
— Буквально вчера мы идентифицировали того самого «спящего агента» которого упустили в начале лета. Блеер еще в сентябре подписал нам ДОР…
— Да-да-да! — оживился Андропов. — Мне докладывали, но без особой детализации. И кто он, этот шпион Гадюкин?
Жора улыбнулся мельком.
— Его настоящее имя — Богдан Алексеевич Щербина. До выхода на пенсию он руководил 2-м отделом УКГБ Украины…
— Ого! — воскликнул с неудовольствием Иванов.
— Да-да! — нетерпеливо отмахнулся Минцев. — «Разбуженный» устроился бухгалтером в Военмед…
— Опять Военмед… — заворчал Борис Семенович, и тут же вскинул руки: — Молчу, молчу!
Жора рассеянно покосился на него.
— Щербину как раз повысили, и мы с Цветковым, тамошним «контриком», заглянули к нему в кабинет. Готовились мы ко всему, но обошлось без эксцессов. Агент лишь вздохнул — и предложил нам сесть. Попросил еще — так, знаете, стыдливо отворачиваясь, — чтобы жене ничего не сообщали пока…
— Так он уже и жениться успел? Молчу, молчу…
— Успел! А когда мы предложили ему сотрудничать на благо, так он даже обрадовался! И я ему поверил, Юрий Владимирович…
— Ну, понятно, — фыркнул Иванов. — Семейный семейного…
Подполковник лишь наметил улыбку.
— Не поэтому, — мягко сказал он. — Щербина выложил если не всё, то многое. Он переметнулся к штатовцам еще в пятьдесят шестом, после событий в Будапеште. И по идейным, и по корыстным соображениям. Но действовать против нас стал, лишь выйдя из «спячки»… Помните, как наши опера подслушали его разговор с Карлом Фостером? Записать удалось не больше половины, но Щербина, с оперативным псевдонимом «Сталкер», заполнил лакуны! Вполне вероятно, что он дословно передал всё, сказанное цэрэушником. А задание у него было… Знаете, какое? Выйти на «Источник»! Так в ЦРУ именуют нашего «Сенатора»!
— Не хреново девки пляшут… — начал было Иванов, и смолк.
— Погоди, Борис Семеныч, — загадочно улыбнулся Минцев, — это лишь подтанцовка! По словам Фостера, американцы предполагают, что «Источник» — это подросток. Как и мы. Но самое же интересное заключается в том, что цэрэушники уверены — «Источник» был сформирован со всеми своими особыми свойствами в клинике Спивака! — Жора подался вперед и широко развел руками. — И считают вероятным, что «Источник» — это как бы взбунтовавшийся «продукт» советского аналога «МК-Ультра» и его подпрограмм, или же феномен возник по причине слабого контроля над результатами экспериментов!
Андропов не удержался, крякнул от удовольствия и с силой потер сцепленные ладони.
— Та-а-ак… Оч-чень хорошо! Видишь, Борь, как женитьба на человека действует?
— Не-не-не! — замотал Иванов головой. — Это не ко мне! Сначала ухаживания, потом гнездование… Пеленки-распашонки… О! Кстати, как там насчет пеленок? М-м?
Минцев побурел.
— На четвертом месяце, — вытолкнул он, и прошелся взглядом по кругу. — И еще… Щербина за время своей «шпионской деятельности» выявил всех сотрудников Военмеда, участвующих в работе НИИ «Прогноз».
— Как? — озадаченно задрал бровь генлейт.
— А вот так! По платежным ведомостям, когда начислял премии за секретность! Их там человек сто, но «Сталкер» выделил лишь десятерых — родителей подростков… Кстати, четверо из этой десятки оказались в Марокко.
— Слушайте, товарищи! — азартно воскликнул Андропов. — Мы же теперь можем играть наших дорогих оппонентов! Оч-чень, очень хорошо!
— И последнее, — победно улыбнулся Жора. — Считайте это моим особым мнением, но я уверен, что похищение заложников было проверкой для этого… «Источника»…
— Стоп. — Андропов шлепнул по столу, притормозив Минцева. — Кажется, я понял… Американцы хотели убедиться, что «Источник» — настоящий предиктор! Если бы он предвидел будущее, то предупредил бы об опасности, и мы бы не послали наших медиков на конгресс в Рабате… Но они-таки прилетели! Так?
— В точку! — просветлел лицом Минцев.
— Подводи черту, — благодушно улыбнулся Иванов, почти гордясь вертлявым подполковником.
— Резюмирую, — шлепнул ладонью Жора, — американцы уперлись в киношный вариант со Спиваком-Франкенштейном в главной роли. Вот, пусть путаются и дальше, а мы укрепим эту их точку зрения! По сути, оппоненты лишний раз доказали истинность нашей гипотезы «Машина времени»…
— А что те отроки, из десятки? — перебил его Борис Семенович.
— Они все у нас на контроле, — твердо сказал Минцев. — Денис Марьянович, Андрей Соколов, Шура Смирнов, Ринат Валиев… Но никаких психологических феноменов за ними не замечено. Так что… «Начинаем действовать без шума и пыли по вновь утвержденному плану!»
— Сначала этот план надо придумать… Лёлик! — ворчливо проговорил Андропов, шелестя по-осеннему желтоватой бумагой. — Что смотрите? Думайте!
Жора щелкнул толстой четырехцветной ручкой, и хищно склонился над пустым листом, не запятнанным чернильными оттисками печатей. Грифы секретности проступят потом…
Глава 2
Понедельник, 23 октября. Утро
Ленинград, улица 8-я Красноармейская
Закручивая броуновское движение школоты, переменка шумела и гуляла. Короткая, но емкая, она разряжала накопленную за урок бурлящую энергию.
Октябрятская мелкота носилась вокруг, своими тонкими визгами сбивая и запруживая плавный ход мыслей, но я лишь снисходительно улыбался. Ничто не могло испортить мне настроения — у меня все дома! Этот смешной вывод частил в голове, наполняя покоем и миром.
— Соколов! — Пышнотелым ледоколом рассекая малолетний хаос, шествовала Яблочкова, ведя за собою боязливую Лапкину. Пардон, Минцеву. Заметно округлившийся животик расшифровывал опасения завсектором идеологической и воспитательной работы.
— Здравствуйте, Татьяна Анатольевна! — с чувством пропел я. — Здравствуйте, Светлана Витальевна! Похорошели-то как!
— Поговори мне еще… — проворчала директриса для порядку. — Тебя вот ищем!
— Нашли хоть? — заботливо поинтересовался я, не совладав с демоном искушения.
Смех Чернобурки сбил неминучую агрессию Тыблока.
— Здравствуй, Андрей, — сказала завсектором, мило улыбаясь. — Хочу тебя поздравить! Твой военно-патриотический почин отметили на самом верху, и достойно его оценили… — Порывшись в сумочке, она достала что-то вроде открытки, красной с золотом. — С двадцать шестого по тридцатое октября в Москве будут праздновать 60-летие ВЛКСМ, а это — твой пригласительный!
— Спаси-ибо… — я даже растерялся. — А занятия?
— Да уж нагонишь как-нибудь! — хмыкнула директриса. Свирепость богини Кали в ее мощном голосе уступила зыбкому добродушию фрекен Бок.
— Приложу все силы, Татьяна Анатольевна! — пылко заверил я. Сложенная вдвое глянцевая картонка, спущенная с комсомольских высот, меня реально обрадовала. Масса вопросов к Сундукову, к Канторовичу, к Гельфанду роилась в голове, и далеко не каждый из них можно было доверить телефону.
— Извини, конечно, что раньше не передала, — смущенно оправдывалась Чернобурка. — Были… м-м… обстоятельства.
— Да понимаю, Светлана Витальевна. — Я скользнул взглядом по оттопыренному пиджачку. — Тяжело вдвоем.
Завсектором стыдливо хихикнула, директриса молча погрозила мне толстым пальцем, и обе удалились по коридору, смутно напоминая Коровьёва с Бегемотом. А мне в другую сторону — звонок грянул, загоняя в классы учащихся, дисциплинированных и не очень.