Я дрыгнул ногами, доныривая до округлых, ноздреватых камней. Рядом с ними, шевеля усами и перебирая кривыми конечностями, ползали лангусты — гигантские раки, только без клешней, как у омаров. Зато лангусты вкуснее!
Меня накрыла тень, и я вздрогнул. Нет, не акула… Это Мигель хищно спикировал, сцапал здоровенного лангуста — и на свежий воздух.
Я поначалу нацелился на самого упитанного, килограмм на десять, но быстро передумал. Жевать жесткое старческое мясцо? Нет уж! И всплыл, держа за панцирь лангуста помоложе.
— Хватит на обед! — выдохнул Мигель. — Уф-ф! Запыхался… Кидай, Андрес!
Я не без усилия вывалил свою добычу на дно резиновой лодчонки, и хлопнул по надувному борту, зазвеневшему как мяч.
— Догоняй!
Кубинец ухватился за весло, и погрёб, распевая во всё горло, а «русо» поплыл к берегу. Теплая вода обтекала меня, покачивая, только не бассейн плескался вокруг, а море-океан.
Ласты я снял, не выходя из шумливости бескрайней влаги, и содрал маску. Сощурившись, осмотрелся.
Берег в сторонке от Матансаса выглядел совсем не так, как на рекламных буклетах — никаких тебе широчайших пляжей, усыпанных мельчайшим белым песком. Я этих курортных красот навидался в Варадеро. Скучища.
Осторожно ступая босиком по нагретым камням, зализанным волнами, добрел до старенького «фордика», укрытого в тени единственной пальмы. Как назывались прочие деревья, чьи могучие корни впивались в кремнистую землю, охватывая, будто щупальцами, скалистые глыбы, я понятия не имею.
Смахнул песок с подошв, упираясь рукой в нагретое крыло перестарка, и нацепил шлепанцы, плетенные из тростника.
— Помочь? — крикнул в сторону океана.
— Сам как-нибудь! — донесся ответ.
Спрыгнув в мелкую воду, Мигель ловко вытащил нос лодки, хрустя галькой, и намотал разлохмаченный канат на воздушный корень, торчавший, как ручка у кружки.
Я мимолетно улыбнулся. Помню, всё помню…
В Гаване меня встретили двое нашенских лейтенантов, усатый и бритый, но равно загорелые до цвета шоколадок, и торжественно перепоручили хмурому, неулыбчивому парнишке-«милисиано». Темно-оливковая форма на нем выглядела новенькой, но мешковатой, не по росту. Впрочем, потертая кобура со «стечкиным», обвисавшая у парниши на ремне, не располагала к глупым шуткам.
— Передаем вас в хорошие руки компаньеро Круса! — с подъемом провозгласил усач. — Студент, в Москве учился… И, вообще — наш хомбре! Э-э… Человек, то есть. Между прочим, в том году отражал высадку «гусанос» на Кайо-Коко! Так-то вот. Ну, отдыхайте, товарищ Соколов, загорайте, кушайте витамины! Если что, сразу звоните — Америка тут под боком, могут быть «пре-цен-денты»!
С тем и убыли на служебных «Жигулях». А Мигель, вызнав, что «сеньор Андрес», оказывается, «русо» и, вообще, года на три младше, сразу повеселел…
— Доставай решетку! — велел Крус, подхватывая парочку лангустов, вяло поджимавших хвосты.
— Си, команданте! — бодро откликнулся я, и резво сбегал к пикапу. Кузовок «перестарка» был завален нужными вещами, вроде котелка или тента. Прихватив тяжеленькую решетку для гриля, я дружески шлепнул по чиненому борту «фордика».
Далеко не сразу мне удалось вникнуть в здешние реалии. На Кубе практически невозможно купить новую машину, поэтому хозяева тех антикварных авто, что остались на ходу с пятидесятых годов, числятся в состоятельных сеньорах.
Мигелю пикап достался по наследству от деда… А лодка?
Кубинцам строго запрещено пользоваться плавсредствами, а то уплывут еще. Ничего, желающим изведать американской халявы светит поблажка — ровно через год случится Мариэльский исход…[1]
— Запалишь костер?
— А то!
Ворох сухих водорослей пошел на растопку. Кора, ветки… Огонь, облизывая бока щербатых глыбок, весело затрещал. Гори, гори ясно…
Подкидывая хворосту, я поглядывал на Круса. Тот, босой, в линялых плавках, крутил в руке топорик. Разложив лангуста на плоском камне, Мигель рубанул по панцирю вдоль, и надрезал тушку ножом до кишки. Учуяв мой взгляд, кубинец оглянулся, привычно щерясь.
— Кишку удаляем обязательно! — громко просветил он меня. — А то и травануться можно…
Отрубив съедобную часть хвоста и брюшко, Крус посолил заготовку, сдобрил какими-то неведомыми пахучими пряностями, выжал на нее сок из лимона — и отложил в сторону.
— Полчасика потерпеть… И печь!
Гордо разложив лангустовы охвостья в тенечке, Мигель устроился на переплетении гладких корней толщиной в ногу. Я примостился рядом.
По всему берегу зависла тишина. Шорох волн и шелест листьев не считаются. Даже костер потрескивал едва слышно, струя накалившийся воздух. Я подумал о «Три-Майл-Айленд», и отмахнулся от назойливых мыслей, как от мушни.
— Амиго, а когда доучиваться будешь?
Крус помолчал, словно выдерживая паузу, и пожал плечами.
— Не знаю… — затянул он. — Понимаешь… Я же не просто так взял всё и бросил! Причины были. Одну зовут Консуэло, а другую — Хорхе. С Кончитой… — Мигель огорченно вздохнул. — Ничего у меня с ней не вышло. Ей надо было всё и сразу! А я… Ну, что я? Недоучка с орденом «Плая-Хирон»… А вот Хорхе… — его лицо дрогнуло. — Он был моим другом… Хорхе убили бандидос из «Альфы 66». Просто так! Он стоял на перекрестке, следил за порядком, и тут подлетает «Кадиллак» — и очередью его! Прямо из окна! У Хорхе был «калашников», висел на плече, но кто ж знал…
— Нашли этих… бандидос? — неловко вымолвил я.
— Нашли… — закряхтел Крус. — Да что толку…
Я поднял голову, глядя на север. Там, за обливным блеском вод, разлеглись Багамские острова, карманный рай штатовских миллионеров. И тянется, тянется Восточное побережье…
Нет, не стоит облегчать жизнь тамошним торгашам и воякам!
Как однажды, еще в Варадеро, скандировал Мигель: «Куба — си! Куба — си! Янки — но!»
— Слушай, амиго… — завозился я, сопротивляясь желанию соврать, но все же вытолкнул: — Вчера, вроде, передавали, что в Америке — авария на атомной электростанции… А вот мне интересно… Ну, вот представь себе, что тебе точно известно — АЭС взорвется, как «грязная бомба». Ты бы предупредил американцев?
— Нет, конечно! — ответил Крус, не раздумывая. — Еще чего не хватало…
— Но ведь будут жертвы… — выдавил я через силу, чувствуя смущение перед ясной убежденностью Мигеля.
— Так им и надо! — пожал плечами тот. — За Кубу, за Вьетнам, за всё. Зато наши в Никарагуа наступают! Сомосу бы еще словить за его жирную задницу, и на кукан… О, готово! Можно запекать!
Крусу хватило пяти-семи минут, чтобы довести морепродукт до кондиции, а я накрыл на стол — попросту застелил плоский камень газетой «Гранма». Даже кусок сливочного масла достал, хоть и подтаявшего.
— Буэно… — нежно ворковал Мигель, вдыхая пряный аромат. — Буэно…
Пускай интуристы заказывают омаров с лангустами за двадцать долларов штука! А я лучше вот так, на бережку, у костра…
— Андрес… — с легкой запинкой спросил Крус. — А тебе когда улетать?
— Послезавтра… — вздохнул я. — Слу-ушай… А какие фрукты сейчас спеют? Я бы домой… своих угостить!
Мигель задумался с видом знатока, и стал загибать пальцы:
— Арбуз ты каждый день лопал, но его не повезешь… Ананас… М-м… Я больше всего черимойю люблю, но она только летом поспеет… Манго… Манго еще зеленые… О, возьми гуаву! И маракуйю!
— И лимончиков… — зажмурился я. — С апельсинчиками!
— Только сам не ищи, — строго предупредил меня Мигель, — я знаю, где лучше!
— Уговорил! — мои губы изобразили ухмылку типа «гы». — И… мне еще раковины заказали.
— Найдем, — уверенно кивнул Крус, и подмигнул: — Сеньориты, небось? Усиленно советую купить бусы или браслеты из черного коралла! Сертификаты еще остались?
— Немного «красных», «зеленые» кончились,[2] — увильнул я, — Но есть доллары.
— Ну, тогда вообще отлично! А маме?
— А маме я хочу привезти сумочку из крокодиловой кожи.
— О, этого добра хватает! Но, еще раз повторяю, сам ничего не ищи!
— Понял, — кротко улыбнулся я, приваливаясь к кольчатому стволу пальмы. Бедное дерево до того изогнулось, что росло почти горизонтально.
— Ну, что? — с деловитой бодростью вопросил Мигель. — В Гавану?
— Не-е… — дремотно затянул я. — Маньяна… Давай, просто так посидим, атлантической водой полюбуемся…
— Давай, — понимающе кивнул Крус, и поерзал, устраиваясь поудобней.
Набегал прибой, волна за волной, слабый ветер ворошил листья единственной пальмы, а далеко-далеко синее море сливалось с лазурным небом. Хорошо…
Пятница, 30 марта. Утро
Гавана, Старый город
Заселился я в отель «Гавана либре», бывший «Хилтон». Это было вчера. Мигель высадил меня на закате, и я первым делом направил стопы к Малекону — гулять по набережной и провожать заходящее солнце. Тем же самым занимались сотни гаванцев, парочками или по одиночке, так что тихого благолепия я не дождался. Зато вышел в народ.
Малиновое светило садилось за море, как пиратское калёное ядро, но это мимолетное сравнение душа отбрасывала в сор, слишком уж роскошные краски пламенели в небесах. Лимонно-желтый, сочно-апельсиновый цвета, празднично-алый, насыщенный осенне-багряный… И лиловые отсветы проскальзывали, и золотые, и нежно-розовые… Сколько хочешь, навалом, и совершенно бесплатно!
Поздно вечером, одуревший от впечатлений, я выпил холодный «мохито», словно подражая старине Хэму, и завалился спать. А утром смешал себе «дайкири». Сидел, смаковал, лениво перебирая воспоминания прошедшей — увы, прошедшей, отступившей в прошлое недели, и слушал «Радио Гавана Куба» на английском языке.
Немного развязный диктор нудно расписывал успехи в области здравохранения, как вдруг прервался, и взволнованно зачитал экстренные новости.
— Вчера рано утром произошла катастрофа на американской АЭС «Три-Майл-Айленд». По вине недисциплинированного и непрофессионального персонала станции ядерный реактор на втором энергоблоке перегрелся — и взорвался…
Я похолодел.
«Водородный пузырь» все-таки рванул… Разворотил гермооболочку и выпустил на волю тонны криптона-133, йода-131, цезия-137, стронция-90…