…для меня перевернется вверх тормашками после сногсшибательного известия, все былые стереотипы рухнут в одночасье… Сейчас, по прошествии времени, могу скаламбурить: мир для меня перевернулся одновременно с опрокинутым вверх дном сливным бачком в сортире. Тогда же острить в моем катастрофическом положении было дико и глупо, я и не стану пытаться, находясь в полном ступоре от услышанного.
…А пока я пребывал в счастливом неведении. Сколько я пролежал на берегу? Точно не могу сказать. Может, пару минут, а может час, если не три, хрен его знает… Очнулся от того, что меня трясло в ознобе – зуб на зуб не попадал – одежда-то вся мокрая, и воздух холодный-прехолодный, почти как осенью. К тому же продолжал лить дождь, но гроза уже ушла – грохотало далеко в стороне, там же в черном небе время от времени мелькали отблески молний. Еще толком не сознавая, на каком свете нахожусь, вспомнил, как молния осветила чудные ворота, и двинул в ту сторону. Шел осторожно, наощупь, но все же растянулся во весь рост, внезапно споткнувшись о попавшийся на пути приступок. Я уже говорил, что темень стояла непроглядная, и треклятый дождь лил не переставая, как из ведра, нескончаемые потоки текли по лицу, застилая глаза. Упал я не на мокрую траву и не на голую землю, размякшую от дождя, а на что-то чертовски жесткое, и поэтому больно расшиб себе колени и локти. Судя по всему, наткнулся на каменный постамент или цементный фундамент. Поднимаясь на расшибленные колени, макушкой задел что-то болтающееся надо мной – легко так задел, но все равно душа от страха ушла в пятки, и я отпрянул в сторону. Пригляделся и с большим трудом разглядел перед собой темные контуры мерно покачивающегося предмета – уловил движение или скорее почувствовал его шестым чувством, чем разглядел сквозь ненастье и темень… Протянул руку… Осторожно потрогал… Только самый низ… Не сразу, но все же догадался… то были широкие босые ступни в грубых мозолях, гнилые и ледяные на ощупь… ВИСЕЛЬНИК!.. Я мгновенно отдернул руку, одновременно крик ужаса вырвался из глотки, ему вторило эхом злобное карканье потревоженного мной ворона, известного пернатого посредника между Жизнью и Смертью, видимо дрыхнувшего на виселице по соседству с покойником. Раздался резкий шум хлопающих крыльев, и за компанию с вороном я тут же рванул от страшного места, но не пробежал, наверное, и десяти шагов, как снова упал, споткнувшись о некую кучу или невысокую горку… На этот раз приземление оказалось более мягким – руки и ноги, не встречая особых препятствий, довольно легко и глубоко погрузились в нечто множественное, округлое, мокрое и скользкое, напоминавшее пирамиду, сложенную из порожней тары в виде горшков фаянсовых или керамических, черт его разберет, каких именно… И как только я со всего маху въехал в эту кучу, услышал, как предметы с легким постукиванием покатились вниз наперегонки друг за дружкой. Я взял в руки один из горшков, поднес его прямо к глазам и, хотя было темно, как у черта за пазухой, все же смог разглядеть, что это никакой не горшок, а… оскаленный череп, отливающий в кромешной тьме мертвенной белизной! И как только я врубился в происходящее, черепок тут же выпал из рук и со знакомым уже стуком покатился вдогонку за дружками, а из глубин моей поверженной от ужаса души исторгся первобытный душераздирающий вопль, истошно огласивший ближайшие окрестности.
Я бежал так, словно за мной гнались все бесы преисподней, бежал, не разбирая дороги, откуда только силы взялись? И остановился только тогда, когда разительно изменился окружающий ландшафт – поле внезапно превратилось в лес. Вокруг стояли могучие деревья, и здесь было гораздо темнее, чем под открытым небом. «Куда это меня нелегкая занесла? – спросил я у самого себя, оглядевшись по сторонам и сам же себе ответил, – если не хочешь, чтобы тебя с потрохами сожрали дикие звери, уноси поскорее ноги, – как подтверждение из чащи докатился протяжный волчий вой, и я поспешно повернул назад. – Главное – не терять самообладания, все делать обдуманно, осторожно, чтобы, как говорится, дров не наломать и ситуацию в разы не ухудшить».
Помню, когда случилась трагедия с родителями, и я никак не мог свыкнуться с мыслью, что их больше не увижу, что потерял их навсегда, дядя пребывал в непонятном состоянии – я до тех пор его никогда таким не видел: он ходил по квартире как заведенный, заламывая руки и точно заклинание повторял одну и ту же фразу – ГЛАВНОЕ… НЕ… ТЕРЯТЬ… САМООБЛАДАНИЯ! Эту простую истину я усвоил накрепко.
Одно хорошо – пока бежал, согрелся. Но это, конечно, ненадолго. Чтобы не замерзнуть окончательно, надо было запалить костер, да и одежду не мешало б просушить, а то не ровен час – подхвачу простуду, не говоря уже о том, что горящие поленья помогут отогнать волков. И я начал по-скорому собирать в охапку хворост, поленья, сучья, короче, все то, что под руку попадалось, годное для подпитки прожорливого огня. Пробегая через поле, заприметил стога с сеном, все-таки середина лета, сенокос в самом разгаре, так что с растопкой проблем не будет, ну, а зажигалка была всегда при мне – пошарил в карманах и сразу ее нашел – та самая одноразовая сувенирная с журнальным клеймом на желтом боку, которую мне на память подарил Долгов. Как она еще у меня сохранилась с тех самых пор, ума не приложу?! На всякий пожарный крутанул колесико подушечкой большого пальца, одновременно нажав на газовый рычажок – все в порядке, действует.
И вскоре совершенно голый я сидел у разожженного костра, весело потрескивающего горящим хворостом, от которого веером разлетались ввысь ярко-красные искры. Вокруг костра на палках развевалась основательно отжатая, но все еще мокрая одежка, тут же сохли и кроссовки. Эх, сейчас бы еды какой-нибудь, самой простой, скажем, горбушки хлеба с солью, да хоть и без соли – все бы умял до последней крошки, но тут, увы, пока разжиться нечем, остается только слюнки глотать. Поэтому я довольствовался спасительным теплом, подставляя под жаркое пламя костра то один бок, то другой, и благодарил Всевышнего за спасение… Хорошо еще, что наконец-то перестало лить с неба, сушить вещички под проливным дождем – совсем уж бесполезное дело, да и костер бы не смог запалить здесь в поле. К счастью, задул сильный ветер, быстро разогнавший дождевые тучи, небо совсем прояснилось, из-за темных облаков вышла полная луна, озарив призрачным сиянием все вокруг… Приглядевшись я увидел злополучное лобное место на высоком пригорке с тремя вертикально поставленными толстыми столбами, скрепленными вверху перекладиной, места там с лихвой хватило бы для троих, но болтался на веревке только один мертвец, тот самый, от которого меня чуть кондрашка не хватила. Рядом с виселицей увидел и сереющую пирамиду – натуральный апофеоз смерти – пирамиду, сложенную из скользких омерзительных человеческих черепов. Сразу за лобным местом текла извилистая речка, как я понял, точно не Даугава, та ведь намного шире. Серебряная полоса лунной дорожки колоритно прорезала ее посередине, издали река казалась столь узкой, что даже не верилось, как я там давеча тонул, а за речкой сплошной монолитной махиной чернела зубчатая крепостная стена, грозно смотревшая ощетинившимися на восток высокими прямоугольными башнями.
Последняя подробность чрезвычайно важна! – повторяю: прямоугольными башнями, а не круглыми или полукруглыми, которые стали возводить в Европе только с началом активного применения пушек в качестве осадных орудий, стены таких башен были значительно толще, а значит менее уязвимей для пушечных ядер. Другой на моем месте не придал бы этому значения, ну, башни и башни… Но для меня как для будущего историка эта деталь означала шокирующее открытие: я попал в Ригу XIII века или возможно первой половины XIV, и никак не позже, что, впрочем, для меня особой разницы не имело, все одно – проклятое мрачное Средневековье! Хотя в этом еще нужно было удостовериться, так сказать, получить авторитетное доказательство…
А если… если мои догадки верны, и я попал туда, куда попал… надо подготовить себя к худшему. Постой, а почему к худшему? Если подтвердится, что я попал в Средневековье, то это… это однозначно – подарок судьбы! Да, это и вправду уникальный шанс – проявить себя, как настоящему историку. Ведь здесь я смогу нарыть столько бесценного материала – на сто диссертаций хватит! Своими изысканиями смогу потрясти научный мир – утру нос замшелым профессорам и академикам вместе взятым. От возможных перспектив прям дух захватывало и кружилась голова. Я даже подумал, что Шульц, прознав о том, где я теперь пребываю, мне бы жутко позавидовал… Эх, оказались бы мы здесь вдвоем, таких дел бы натворили!.. Ладно, размечтался. Один так один. Может, и к лучшему, меньше проблем.
Увы, пройдет немного времени, и от моей наигранной мальчишеской бравады не останется и следа, я буду буквально раздавлен ситуацией, в которой неожиданно очутился: не раз и не два, а изо дня в день будут вспоминаться слова из многократно упомянутого мною «Степного волка», и тогда на искореженном стыке времен я и в самом деле испытаю «настоящее страдание» и «ад человеческой жизни», мечтая лишь об одном – как бы побыстрее выбраться из опостылевшего Средневековья и вернуться домой… Ну, а тогда, греясь у костра, я, понятное дело, чуток расслабился, фантазируя невесть о чем, и чтобы отвлечься от нахлынувших сладких грез, задался вопросом – каким образом я умудрился провалиться сквозь века и почему на этот раз мне пришлось «приводниться» – впервые за все мои путешествия?.. Что ж, самое время раскинуть мозгами… Не думаю, что это очередные козни Янсонса. Вспомнил, с какой безразличной физиономией проводил меня туалетный работник, помышляющий только о том, как поскорее набить брюхо, и я не заметил никакого подвоха, все происходило как обычно, даже обыденно. Да и какой смысл ему отправлять меня-горемычного сюда, за семь с половиной сотен лет подальше от себя. Скорее всего подкачало хронопортирующее оборудование – что-то вышло из строя одновременно со «вздыбленным» сливным бачком, сломалось на мою беду в самый неподходящий момент – вот самая вероятная версия, пришедшая на ум. Да, такой вариант выглядит вполне правдоподобно… А что? – похоже, так и произошло…