лбайская и пританцовывающая… так только один человек ходил – мой незадачливый рижский друг!.. Неужели это Шульц?.. все внутри меня оборвалось, от волнения едва чувств не лишился, говорю без дураков, но все-таки нашел в себе силы – окликнул…
Конечно, это был Шульц! Вот чертяка – все-таки сделал это! Честно признаюсь, от нахлынувших чувств подкосились ноги, я едва не грохнулся наземь, но друг подоспел вовремя, чтобы поддержать мое обмякшее тело. В голове стучала лишь одна мысль – ты спасен, спасен!
– Откуда ты взялся? – только и смог вымолвить я.
– Считай, что с того света явился, – эхом отозвался Шульц, голос у него был сиплый и незнакомый, совсем чужой.
Мы нашли укромный уголок, уселись на каменную скамью, и он поведал свою историю. Как выяснилось, он и вправду появился в средневековой Риге чуть ли не ценой собственной жизни. Но обо всем по порядку.
Мою депешу Шульц получил 21 апреля 1973 года – в точном соответствии с законом синхроничности, выведенным в свое время Карлом Густавом Юнгом. В то утро он, как и большинство советских людей, трудился на всесоюзном коммунистическом субботнике, посвященном грядущему дню рождения Ленина. Городские власти обратились к студентам с призывом очистить подвалы домов. Шульцу вместе с однокурсниками предстояло отдать надлежащую дань памяти вождю мирового пролетариата в одном из зданий по улице Кришьяниса Баронса, недалеко от Латвийского университета. Дом – типичный для Риги – как и многие другие в центральной части города, построенный в конце XIX века в архитектурном стиле «модерн». Подвал, и впрямь нуждавшийся в срочной санации, как назло, оказался неосвещенным. И вот, разгребая подвальную рухлядь с тускло горевшим фонариком из-за подсевших батареек Шульц, наткнулся на запыленную жестяную банку из-под монпасье, в которой, как выяснилось, находились коробки меньших размеров на манер русской матрешки… В последней как раз и лежало мое послание!..
Как, каким невероятным образом конверт с письмом оказался в подвале дома, за пару километров от места, где был заложен тайник? – это, конечно, резонный вопрос… Но Шульцу некогда было задавать его себе, надо было действовать. Зато на этом супер-важном моменте остановлюсь я, наслаждаясь буйно разыгравшейся фантазией. Возможны разные варианты, но приоритетным я выделил следующую версию: резонно предположил, что письмо, как и задумывалось изначально, обнаружили рабочие, проводя реставрационные работы в крестовой галерее и вероятно передали людям, спонсировавшим реставрацию, и чей фамильный герб в конечном итоге появился на подволоке той самой ниши над каменной аркадой. Проживали спонсоры, надо полагать, как раз в доме на улице Кришьяниса Баронса. Письмо долго хранилось как семейная реликвия и непонятный артефакт, со временем благополучно перекочевавший вместе с другим хламом в подвал, где пролежало несколько десятков лет, дожидаясь момента, когда именно Шульц обратит внимание на обшарпанную заржавевшую банку. Гипотетически все могло произойти именно так, но… на самом деле, в чем я твердо убежден, Господь Бог, сочувствуя моим страданиям и посчитав, что горемыка достаточно натерпелся, устроил все чудесным образом, недоступным человеческому уразумению.
Итак, вернемся от моих счастливых парений к Шульцу, которому предстояла историческая миссия вызволения мученика из недр рижского средневековья. Получив послание, Шульц не знал, что и думать… Для начала заказал экспертизу ветхого пергамена – специалисты подтвердили подлинность, аутентичную документам средневековья… Тут уж у него совсем крыша съехала, он ведь только-только оправился после моего неожиданного появления из будущего, а тут письмо из средневековья свалилось к нему на голову, и нервишки у него сдали, да еще совесть по ночам стала мучить – вот он и загремел в психбольницу. Выйдя оттуда, обнаружил, что на дворе уже август, и сразу же кинулся в «Шкаф» к Янсонсу, как к единственному человеку, который мог внести хоть какую-то ясность в осечке на вверенном ему объекте. Оказалось, тот и сам уже его давно дожидался, поскольку знал, что напортачил с моим перемещением во времени – непреднамеренно, конечно, из-за аварийного кульбита сливного устройств в подопечном хозяйстве. Инцидент застал Янсонса врасплох – подобного в его практике еще не случалось. На наше удивление, он оказался человеком совестливым, готовым бескорыстно помочь клиентам утереть нос самой судьбе. Он-то и подсказал резервный способ хронопортации через портал времени, находящийся рядом с Турайдским замком на холме Дайн. И не только подсказал, но и совершенно бесплатно отправил Шульца в 1227 год, чтобы тот сумел ознакомиться с обратной дорогой. Ну, а там в Турайде или Торейде, как называли ее немцы в XIII веке, на пепелищах ливского городища Шульцу следовало найти некоего одичавшего колдуна, мстившего крестоносцам за то, что те вырезали всех его соплеменников во время подавления дивского восстания и договориться с ним о последующем возвращении домой – уже вместе со мной.
По прибытии на место мой друг безуспешно искал в Торейде лив-ского колдуна – облазил все склоны ближайшей округи и все впустую, пока не наткнулся на шайку местных крестьян, промышлявших разбоем. Так что черная сутана, которой на прощание его снабдил Янсонс, сыграла злую шутку. Грабители не стали церемониться с ненавистным монахом – ткнули ножичком в грудь, а потом обшарили обездвиженное тело, но оказалось, что особо поживиться нечем, сняли только механические наручные часы, ошибочно принятые за браслет, а парня сбросили в овраг… Вот там-то его и нашел колдун, вернее сказать, собака колдуна, поскольку, по счастью, тело свалилось неподалеку от песчаниковой пещеры, где тот обитал. Поначалу он принял Шульца за недобитого немца, и было вознамерился его быстренько прикончить, но рассмотрев повнимательнее необычное облачение – башмаки на толстой подошве, джинсы и свитер, которые виднелись из-под задравшейся рясы, крепко озадачился и решил повременить с экзекуцией, это всегда можно успеть, тем более, что раненый одной ногой стоял в могиле и не представлял опасности. Чем больше он размышлял, рассматривая диковинного найденыша, догадался, что тут все не так просто – парень никакой не монах, а некто загадочный. Будучи ливом любознательным и дотошным, он решил проверить свои лекарские способности на кстати подвернувшемся пациенте, а заодно, если тот выживет, выведать что он за птица. Опять же – какое ни на есть, а развлечение…
Колдуну удалось-таки вытащить Шульца буквально с того света, а пока он выхаживал больного, разузнал о его приключении, ведь Шульц, благодаря стараниям прадедушки-профессора, понимал лив-скую речь. Так что в конечном итоге Шульц смог обо всем договориться с колдуном.
Шульц закончил свою страшную историю и, распахнув рясу, показал безобразный красный рубец в области левой грудины, – я ужаснулся. Пожалуй, что за мое возвращение домой заплачено сполна… Мы оба побывали на волосок от смерти, и после всего совершенного Шульцем во имя дружбы я сумел оценить его по достоинству. Мне захотелось отблагодарить его, я снял с шеи медальон с Мантикорой, вовремя вспомнив про подарок Эмерсона, который ему когда-то безумно понравился, и отдал со словами:
– Он твой, Шульц!.
– Ух ты! – только и сказал Шульц, – не жалко?
– Нисколько!
Шульц с радостью принял подарок, я и сам был расстроган.
Конечно, нам еще много чего надо было обсудить. Шульц сказал, что как раз завтра – полнолуние, и что колдун будет нас дожидаться на холме Дайн, опаздывать нельзя, ибо таинство можно совершать только при полной луне, если опоздаем, придется дожидаться следующего полнолуния, а посему – завтра поутру мы должны отправиться в Торейду.
– Чувак, ты сможешь арендовать повозку?
Вновь я услышал порядком подзабытое обращение, и как оно ласкало мой слух – не передать словами!
– Без проблем, – уверенно ответил я, у меня имелась кое-какая припасенная наличность, которой за глаза хватило бы оплатить поездку во Псков или даже в Новгород, не говоря уж про Торейду, находившуюся всего в пятидесяти километрах от Риги.
– Отлично, – обрадовался Шульц, – только позаботься об этом заранее, чтобы не случилось облома.
– Обижаешь, чувак! – в тон ему ответил я, душа у меня пела, предвкушая возвращение домой… но глядя на его осунувшееся лицо, печать долгой дороги (до Риги Шульц добирался пешком почти неделю) я добавил… – но вообще-то тебе не мешало бы отдохнуть… может, поспишь?
– Отдыхать будем дома, сейчас не время, – жестко оборвал он меня и вдруг изменился в лице, услышав доносившиеся из собора органные рулады, – неужто орган?
Я кивнул:
– Местный органист брат Бенедикт оттачивает навыки.
– А ну-ка веди меня туда, – произнес мой друг, решительно вставая со скамьи.
– Ты, что задумал, Шульц? – оторопело спросил я.
– А ты еще не догадался? – усмехнулся мой бесшабашный друг.
Действительно, для Шульца оказаться в средневековой Риге и не сыграть на органе собора Святой Марии в высшей степени было бы непростительно.
Брат Бенедикт был чрезвычайно удивлен неожиданной просьбе, наверное, минут пять сверлил взглядом Шульца, нервно переминающегося с ноги на ногу. Откуда только он такой взялся? Пришлось отрекомендовать гостя… Я сказал, что брат… брат Илия прибыл к нам из Ревеля… в тамошнем монастыре он якобы состоит органистом, а здесь в Риге оказался по делам, так сказать, в целях профессионального обмена, поскольку наслышан об исполнительском мастерстве брата Бенедикта, о которых знают и в эстонских землях, ну, и все в таком же духе…
Уступая место в некотором замешательстве, органист промолвил:
– Что ж, попробуй, брат…
– …Илия. Брат Илия… – подсказал ему Шульц, усаживаясь на скамеечку перед клавиатурой. Я привычно расположился позади громоздкого инструмента, встав за меха.
Разминая руки, Шульц громко и неприятно хрустнул пальцами, несколько раз невпопад опробовал инструмент, приноравливаясь к неудобным клавишам, поначалу размялся скоротечной гаммой и вдруг энергично врубил незабвенную – шестую часть сюиты Tarkus – «Поле битвы»… Орган взорвался непривычным шквалом громоподобного звука и зазвучал так мощно и величественно, что меня продрал мороз по коже. Я мысленно перенесся в берлогу Шульца на улице Кирова в то время, когда он раз сто – помните, наверное? – в моем присутствии пытался проиграть на своей органоле самое начало этой композиции, силясь снять с магнитофона один в один… Господи, как давно это было… как давно… я едва не заплакал.