– Карьера не задалась, попал в черный список, – неохотно признался Зимин. – Сразу после защиты диплома произошел инцидент деликатного толка… В общем, не тому дал в морду. Имелась в стенах института одна непуганая сволочь…
– А у сволочи были связи, – подхватила Дина. – Или, что еще хуже, родители с положением. Ладно, не буду доставать, это ваши личные дела. Смею только предположить, что вследствие именно этого инцидента вы до сих пор не женаты… Почему вы пошли в КГБ? Ну, понятно, что пригласили, посулив золотые горы, но почему согласились? Вы не производите впечатление человека неразумного.
– По зову сердца, Дина Борисовна. Защищать страну от таких, как вы.
– Вы правда считаете, что от меня надо защищать целую страну? – женщина неуверенно засмеялась. – Всей мощью репрессивного аппарата – по несчастной девушке, которая даже кулачком никого не сможет ударить?
– Вы все понимаете. Такие, как вы, наносят ущерб, который не по силам вооруженной до зубов армии НАТО. Это не частное мнение, Дина Борисовна, а медицинский факт.
Она обиделась, как ребенок, надулась, отвернулась к окну. Зимин развалился, подбив под себя подушку, погрузился в чтение. Романчик был читабельным, хотя концовка выглядела вполне прозрачной.
Дина не выдержала:
– Что, интересно?
– Сойдет, – кивнул Зимин. – Для поезда – в самый раз. Вы не волнуйтесь, дочитаю – отдам. Нам чужого не надо. Хотите, скажу, кто убийца? Ну, чтобы интереснее было читать. Не хотите? Хорошо, дам подсказку: это не дворецкий, дворецкого уже убили. В чем дело, Дина Борисовна, что у вас с лицом?
Время тянулось извилистой сколопендрой. Швеция оказалась длиннее, чем предполагалось. День, ночь, первая половина дня… Зимин курил в коридоре – хоть это здесь не воспрещалось, смотрел, как мелькают за окном опрятные деревни и поселки, подступают к полотну черные хвойные леса. Природа Северной Европы отличалась суровостью, и люди здесь были, слава богу, неговорливы. Мальмё был самым крупным южным городом, протяженным и вполне самодостаточным. Пассажиры собирали вещи, покидали вагон.
Развешивать рекламу здесь любили. Выделялись синие буквы на желтом фоне: «IKEA» – вывеска просто кричала. Компанию по производству мебели и товаров для дома основали в 1943 году, в разгар Второй мировой войны; через двадцать лет она вышла на международный уровень и стала пользоваться популярностью не только в Скандинавии.
Вокзал Мальмё гудел, принимая жителей и гостей города, а также желающих переправиться в Данию. Поток пассажиров вынес беглецов на площадь, где стояли автобусы. Ловить такси не имело смысла, до парома ходили пассажирские автобусы. Люди наполняли три палубы вместительного судна. Паром выполнял несколько рейсов за день, перевозил тысячи пассажиров. Снова без виз, достаточно заграничного паспорта. Европейские страны постепенно отказывались от пограничного контроля, процедура перехода границы становилась формальностью. Паром перевозил и автомобили, в том числе грузовые фургоны.
Они сидели на открытой палубе, прохладный ветер обдувал головы, волновалось море, но качка на этой махине почти не ощущалась. Спутница снова замкнулась, погрузилась в анабиоз. Вышла из него только раз, обвела пространство мутным взглядом.
– Все так неожиданно меняется, – пробормотала она. – Не могу даже представить, какое это море…
– Полагаю, никакое, – отозвался Зимин. – Пролив Эресунн, соединяет Северное и Балтийское моря, от Швеции до Дании четырнадцать километров. Сами считайте, сколько это миль…
Из тумана вырастала Дания – формально та же Скандинавия. Силуэты зданий, при строительстве которых не особо интересовались архитектурой; портовые сооружения, краны. Где-то там, на камнях, сидела русалочка – творение скульптора Эриксена. По гавани сновали мелкие суда, гудели пароходы. С истошными криками носились чайки.
Дину к окончанию морского путешествия сильно развезло, она побледнела, клевала носом.
Пассажиры степенно, без давки, сходили с трапа, тянулись по бетонной дорожке к лестнице. Наверху, у ограждения, толпились люди – встречающие, просто зеваки. Кто-то приветливо махал рукой.
В этот момент Зимин и почувствовал неладное. Неуютно стало, шея зачесалась. Как же не узнать это неприятное чувство! Ну, здравствуйте, головные боли и нервозность! Кто-то следил за ним сверху: взгляд был недобрый, проникающий, сверлил, словно дрель.
Стало трудно дышать, он шел словно по углям. Дина тоже что-то почувствовала, прижалась, взяла за локоть. Так не хотелось поднимать голову, искать за ограждением наблюдателя.
Пассажиры поднимались по лестнице. Наверху стояли автобусы, сновали легковушки, машины с шашечками.
Андрей двинулся в обход неповоротливого двухъярусного автобуса – в него садились пассажиры. Сам не заметил, что почти бежит, Дина с трудом поспевала за ним. Теперь чесалась спина, тонкие иглы впивались в кожу. В иной ситуации это было бы приятно, но только не сегодня…
А что он хотел? Некто Аркадий Семенович наблюдал за ними в тургруппе, знал, что они собираются улизнуть. Задачи остановить Зимина перед ним не стояло. Сбежали – о чем он и сообщил (скажем, по таксофону) своим засекреченным кураторам. Пристроиться в хвост он не мог, да и не требовалось. Гоняться за парочкой по Финляндии и Швеции тоже было глупо. Верно рассчитали: куда и когда они поедут. Знали, что рано или поздно беглецы появятся на этом причале. Могут где-то еще (и это учли), но появились именно здесь, то есть вели себя предсказуемо. Мысли лихорадочно вертелись в голове. Это не европейские спецслужбы, те взяли бы их еще на пароме или на трапе, но что-то до сих пор не берут…
Под руку попался старый «Пежо» с шашечками. Водитель высаживал двоих парней. Пассажиры расплатились, поблагодарили и чинно двинулись к причалу, взявшись за руки. Не он один обратил на это внимание, Дина тоже подметила «аномалию». Спохватившись, Зимин распахнул заднюю дверцу, подтолкнул спутницу. Женщина, пригнувшись, полезла в салон. Он сел следом, захлопнув дверцу.
– Слушайте, а вот эти двое, что вышли из машины… – начала Дина.
– Я потом объясню. Это связано с крепкой мужской дружбой… За нами следят, Дина Борисовна. Это чтобы вы знали. Нужно проваливать из этой местности. Добрый день, уважаемый, – поздоровался он по-английски с таксистом. – Не знаю, понимаете ли вы английскую речь… В общем, везите нас куда-нибудь подальше, в Копенгаген…
– Мы в Копенгагене, – напомнила Дина.
– Отлично. Западный район города, герр, не помню его названия… освежите мою память, если не сложно.
Клиенты вели себя странно, но таксисту было наплевать. Несколько английских слов он знал. Вздохнув, начал терпеливо перечислять: Гаммельхольм, Нордхавн, Амагер, Вальби…
– Вот этот, последний, – обрадовался Зимин.
Майор вел себя нервно, Дина с опаской поглядывала по сторонам. Это было не праздное наблюдение, в нем чувствовалась угроза…
Водитель был покладистый, кивнул. Он ехал не быстро, иногда посматривал в зеркало – даже индифферентным скандинавам не чуждо любопытство. Не имело смысла вертеть головой – хвост наверняка прилагался. «Кто такие?» – пульсировал в голове один и тот же вопрос. Кто бы это ни был, люди они информированные, из чего следовал неутешительный вывод: из отдела полковника Сухова течет, как из крана.
Машина шла неспешно – да и все движение в Копенгагене было медленным. В городе было много трамваев. Из легковых машин народ предпочитал малолитражки – они были везде, путались под колесами. Жилые дома стояли плотно, ощущался дефицит свободных площадей. Типичная европейская архитектура – с башенками, затейливыми пристройками на крышах. Остроконечные шпили устремлялись в небо – возводили их не только на церквях. Медленно полз поток транспорта. Удивляло обилие велосипедистов – по одному, по двое на одном велосипеде, в основном мужчины, в кепках, костюмах, при галстуках и в светлых рубашках. Создавалось впечатление, что все офисные клерки города перемещаются на двухколесном транспорте. Далее таксист вез их дворами и переулками. Высматривать за окном было нечего – ободранные стены, громоздкие пожарные лестницы, бетонные заборы. Выехал на большую дорогу и начал на что-то намекать: оборачивался, говорил непонятные слова. Датский язык, по мнению некоторых специалистов, самый сложный язык в мире – хуже русского и китайского.
– Да-да, здесь, – спохватился Зимин. – Вон, за той аркой, если не затруднит…
Таксист послушно затормозил. «Эвакуировались» стремительно. Андрей сунул водителю банкноту, поблагодарил, кинулся догонять Дину, придал ей правильное направление. Смотреть по сторонам было некогда. Быстрым шагом они преодолели гулкую подворотню. На выходе Зимин обернулся – пока никого. Повлек Дину вправо, там дорожки разветвлялись: одна тянулась вдоль закрытых мусорных контейнеров, другая сворачивала за соседний жилой дом. Из арки никто не выходил. Отстают товарищи. Или слежки нет и все эти кульбиты напрасны? Небольшое открытое пространство, какие-то бетонные джунгли – и даже не сами джунгли, а их задворки…
Дорожки разбегались, узкий проулок, мусор под ногами, облезлые стены с выпадающими кирпичами. Он бы не хотел здесь жить, пусть этот мир трижды свободен!
У Дины сдали нервы, она ахнула, схватила спутника за руку. У стены кто-то сидел, она едва не отдавила человеку ногу. Патлатый молодой человек с синюшным одутловатым лицом. Он восседал на бетоне, привалившись к стене, равнодушно смотрел на прохожих. Рядом обосновался еще кто-то – торчали ноги. Зрелище было, мягко говоря, на любителя. Агрессии молодые люди не проявляли, даже не шевелились.
– Что это с ними? – зашептала Дина. – Подождите, может, им помощь нужна?
– Ценю ваше человеколюбие, Дина Борисовна, но помощь в данную минуту нужна нам. – Он схватил ее за руку, поволок без церемоний. – А наркоманам помощь не нужна, они сами себе помогут, потому что добровольно избрали такой способ существования. Спасаются они таким образом от тягот и несправедливости капиталистического общества, понимаете?