Несмотря на то что он желал ее крови.
Она громко выдохнула, что привлекло мамино обеспокоенное внимание.
– Я читаю статью об Агнес, – сказала она, расправляя бумагу, и вернулась к чтению.
Конечно, это “шоу” было особо коротким, так как родители мадемуазель Жалбер опознали ее буквально спустя несколько часов после того, как тело было выставлено на обозрение.
Статья продолжалась описанием сцены, дополнялась цитатами посетителей морга, а также смотрителя и Кристофа. Ее мысли перенеслись к восковой сцене в музее Гревен, которая изображала двух жертв. Продолжают ли они ее менять, добавляют ли трупы?
Будет ли там копия Агнес?
Она не хотела знать ответ.
Натали аккуратно сложила газету и перевернула, чтобы не видеть изображения матери Агнес. Оно было точным и очень похожим.
Она придвинула к себе сегодняшний выпуск Le Petit Journal. И снова заголовок ударил ее. «Полицейский убит в катакомбах».
Полицейский агент Себастьен Этье был убит неизвестным вчера на входе в катакомбы.
Его имя было Себастьен. А она и не знала, никогда не спрашивала Кристофа, как звали людей, которые ее защищали.
Ни Темного художника, ни Натали в статье не упоминали. Кристоф подготовил ее к этому, говоря, что полиция не хочет сеять панику. Для любого другого парижанина это будет выглядеть как акт насилия, не связанный с другими.
«Себастьен заслуживал лучшей участи. Он погиб из-за меня».
Она встала и подошла к окну гостиной, где свернулся Стэнли. Посмотрела через дорогу, где сидел полицейский, ее полицейский. «Ты будешь под защитой, пока мы его не поймаем», – сказал ей Кристоф. Но она никогда не задумывалась об их защите и о том риске, которому они подвергаются из-за нее.
– Спроси, как его зовут, мама, когда пойдешь на улицу.
Мама нахмурилась.
– Его – это кого?
– Полицейского, который следит за нашей квартирой. – Она махнула рукой в сторону окна. – Хочу узнать, как его зовут. Мне нельзя с ним заговаривать, но тебе этого никто не запрещал.
– Поняла, ma bichette. Спрошу.
Сегодня вечером она помолится за Агнес, Себастьена и того полицейского на улице поименно.
Позднее этим утром, когда Натали складывала одежду, в дверь постучала Симона.
– Если любишь профитроли, открывай скорее.
Натали подошла к двери и поприветствовала Симону. Та вплыла в квартиру с двумя наполненными кремом пирожными на тарелке.
– Я подумала, что моя очередь принести вам двоим угощение. Нам кто-то принес несколько, и я решила поделиться. – Она перевела взгляд с Натали на ее мать. – Я… я пришла не в лучший момент?
Мама покачала головой, тепло поблагодарила Симону и взяла профитроль. Натали закрыла дверь и взяла с тарелки второй.
– Спасибо. Я свой отложу на потом.
– Моя дражайшая подруга откладывает профитроль? – Симона нахмурилась. – Что-то действительно не так, да?
– Мне многое нужно тебе рассказать, – сказала Натали, показывая пальцем вверх. – Мама, мы будем в «салоне на крыше».
Мама вытерла пальцы о тряпочку и плотно закрутила крышку банки.
– Аккуратнее там.
– Хорошо, – сказала Натали.
– Почему она так сказала? – спросила Симона на выходе из квартиры.
Натали вздохнула.
– Из-за вчерашнего.
Через несколько минут, когда они уселись в тени около внутреннего края крыши, Натали рассказала Симоне обо всем, что произошло.
– Думаешь, он за тобой придет?
Натали обхватила колени.
– Кто знает? Я пока не хочу выходить из этого здания, это я тебе точно могу сказать. А прошлой ночью я спала, подперев дверную ручку стулом, – проговорив только эти слова, она уже поняла, что это не рабочий долгосрочный план. Но на сегодня он сгодится.
– Сначала склянка, потом его интересный комментарий насчет твоей крови. Интересно, то ли это самое, что им движет, такая зацикленность на крови.
– Он псих, – сказала Натали и дотронулась до царапины на щеке. – Вот что им движет.
– Знаю, но, может, есть связь между его деяниями и экспериментами Энара. – Симона прижалась спиной к кирпичам и подтянула стопы к себе в тень.
– Я хотела бы задать ему еще десяток вопросов. Не то чтобы он ответил бы, но… – Натали не окончила предложение. – Я так устала.
Она положила голову Симоне на плечо. Они так сидели молча, пока муравей не заполз на ногу Натали. Она встала и стряхнула его.
– От солнца больше не спрятаться. Пойдем вниз?
Когда они вошли в квартиру, мама была не одна.
На диване сидел Кристоф и гладил Стэнли; он поприветствовал ее легкой улыбкой.
– Если это не слишком тебя затруднит, – начал он, – я хотел бы попросить тебя пойти со мной в морг, пожалуйста. Там новая жертва.
Глава 36
Натали вонзила ногти в ладони.
– Уже новая.
«Это могла быть и я».
Представив Кристофа и Симону друг другу, она прошла к папиному креслу, где мама сидела, водя рукой по шрамам. Натали встала рядом, положив руку на кожаную спинку.
Кристоф склонился вперед.
– Я знаю, что прошу о многом, учитывая все случившееся, но мы были бы весьма благодарны. И, мадам Боден, заверяю вас, что она будет под защитой все время.
Натали посмотрела на маму, которая закрыла глаза и кивнула.
– Конечно. Я сделаю все возможное, – сказала Натали, вжимая костяшки пальцев в кожаную обивку.
– Я пошла бы с тобой, – сказала Симона, – но моя мама уходит скоро на рынок, а мне надо присматривать за Селестой.
Мама подняла руку и покачала головой.
– Я присмотрю за ней, Симона.
– Правда? Спасибо, мадам Боден.
С того судьбоносного дня в музее восковых фигур они не ходили никуда вдвоем, и не было больше ни дня, чтобы Натали настолько хотела видеть Симону рядом с собой, как сегодня.
Вскоре они прибыли в морг. Очередь была длинная, и Кристоф провел их внутрь через выход. Коллега увел его, но прежде Кристоф пообещал с ними встретиться в Café Maxime после всего.
Во рту у Натали пересохло.
– В прошлый раз я делала это…
Это было для Агнес. Она не договорила. Симона сама поняла; произносить не было нужды.
– Хочешь пойти домой?
Натали покачала головой. «Я обещала Агнес».
Симона взяла Натали под руку, и они направились к толпе. Еще не видя трупы, они поняли, как всегда, по скоплению людей, где именно лежит жертва. Они подождали просвета и скользнули вперед, как только несколько человек отступило.
У убитой были оливковая кожа и спутанные волнистые волосы, которые змеились по плите. Лицо было изрезано так сильно, что черты невозможно было различить, а поперек живота зияла глубокая неровная рана. Натали притянула Симону ближе.
«Что он имел в виду, когда сказал, что Агнес просила ее убить?»
Она покачала головой. Она снова вовлекалась в его игры.
– Каждая следующая хуже предыдущей, – прошептала Симона.
Бисеринки пота появились на шее и лбу Натали.
– Я его видела вчера, Симона. Это неважно, что я мало что помню. Это случилось. Вчера.
Симона взяла ее за руку.
– Ты не обязана это делать, Натали.
– Почему я не помню? Может, это хуже того, что делаю, или того, что я тебе рассказывала, – Натали сделала шаг назад от витрины. – Я собираюсь посмотреть глазами того, кто видел меня, человека, который убил Агнес, преследовал меня, угрожал мне ножом, убил полицейского Себастьена.
– Pardonnez-moi, – мягко сказал молодой женский голос позади, – но, может, вы дадите другим посмотреть, если сами уже не хотите?
– Мы хотим? – произнесла Симона, затем повернулась к Натали. – Кристоф поймет. Все поймут.
Натали глядела на шестую несчастную, на то, что было ее лицом, животом.
– Ты была права все это время. Этот дар мне дан неспроста, – прежде чем успела замешкаться, как перед прыжком в холодную воду, она потянулась к стеклу.
Жертва была уже мертва.
Рот ее был открыт в крике, кровь струилась изо рта, один глаз открыт, другой закрыт. Она была окровавленной, разломанной куклой.
Темный художник в алых от крови перчатках гладил жертву по щеке. Один-единственный, яростный порез шел от ее уха до горла.
– Слишком поздно, – сказал он.
Чернота спустилась, будто на птичью клетку накинули покрывало.
Но Натали не обнаружила себя снова в смотровой комнате рядом с Симоной. Вместо этого видение продолжилось.
Все было белым, во всех направлениях.
Туман.
Темный художник открыл заднюю дверь крытой повозки и вытащил тело девушки. Натали чувствовала вес, это было тяжелее, чем что-либо поднимаемое ею ранее.
Он протащил труп несколько шагов и положил на землю.
Река.
Темный художник опустился на колени, поцеловал мертвую девушку в лоб и аккуратно столкнул в воду, будто отец, крестящий ребенка.
Он уложил ее лицом вверх, сцепил руки и сильным толчком отправил плыть по Сене.
Как только поднялся, снял перчатки.
– Да хватит уже.
И он стал задыхаться.
Пальцы его взлетели к горлу: веревка, она затягивалась. Он ловил ртом воздух, тянул веревку. Ее ослабили немного, потом полностью.
Он повернулся и успел увидеть, как кованая железка летит ему в голову.
Снова чернота.
Натали все еще не вернулась в морг.
Она лежала под углом и видела перед собой огромную стеклянную витрину, плотную толпу за ней, Симону среди нее.
И саму Натали, рядом с Симоной.
В демонстрационной комнате морга.
Натали вынырнула из видения резко, рывком, с трясущимися руками. Глаза ее застыли на витрине.
Симона обняла ее крепко.
– Ты со мной. Ты в безопасности.
– Mon Dieu… – Натали пыталась остановить дрожь. Симона притянула ее еще ближе и жестом отогнала кого-то.
– Что случилось?
Слова было сложно складывать; она закашлялась на первой попытке заговорить. Когда смогла, то зашептала Симоне так тихо, что той пришлось склониться.
– Симона… Темный художник…
Натали высвободилась из объятия Симоны, стремясь вдохнуть поглубже, и показала на труп в стороне во втором ряду.