Натали прошла мимо него и дальше по проходу. Она скользнула на скамейку на полпути к алтарю и встала на колени.
Спрятала лицо в ладонях и стала молиться за убитых Темным художником и их близких, ведь у каждой они были в какой-то момент, даже если умерли они одинокими или, как вторая жертва, неопознанными. Она молилась за Себастьена и всех полицейских, кто ее охранял. Она молилась за Селесту, за своих родителей и тетю Бриджит, за Симону, за того мужчину, которого она ошибочно приняла за Темного художника, а потом увидела плачущим по дочери на Пер-Лашез. За Кристофа и месье Патинода, и за Луи, и за гипнотизера с женой, и за монахиню, которая хотела ей помочь. Она молилась за всех, кто коснулся ее жизни за последние несколько месяцев.
Она молилась за Агнес, чей мелодичный голос больше никогда не услышит. Она вспоминала, как они хихикали в классе и делились секретами на школьном дворе. Натали сохранит эти письма навсегда как драгоценность, но не станет перечитывать: это будет очень больно и через год, и через пятьдесят. Но она всегда будет держать их при себе.
Проведя какое-то время глубоко в молитве, она подняла голову. Положив подбородок на сложенные руки, она склонилась вперед на скамейке. Хор допевал псалом, когда Натали услышала шорох позади себя. Она обернулась и увидела женщину с молитвенником в руках, в траурной одежде: черной шляпе с вуалью, черном платье со старомодной траурной брошью; она опустилась на колени.
Натали снова спрятала лицо в ладонях. Она задумалась, кого оплакивает эта женщина, чей локон спрятан внутри этой броши. Она помолилась и за эту женщину, и за душу усопшего, которого она оплакивала.
Хор начал следующий псалом, тихо и в миноре. Было так умиротворяюще находиться в задумчивости здесь, в обители покоя. Натали подумала, что нужно было прийти сюда за утешением еще несколько недель назад. Почему пришлось дойти до такой боли, чтобы начать искать облегчение?
Через несколько минут она села обратно на скамейку.
И поняла, что сидит на чем-то. Она пощупала рукой, и пальцы ее нашли что-то маленькое, твердое и угловатое.
Коробочка.
Ее там раньше не было.
Или была?
Придя, она сразу опустилась на колени, так что не могла бы сказать с уверенностью.
Нет, она была уверена: коробочка появилась потом.
Она посмотрела за спину. Вдова уже ушла.
Натали взяла ее в руки – деревянную, резную – и подняла крышечку. Внутри было две бутылочки. Она их узнала: точно такие же видела всего час назад.
В обеих внутри были записки. В одной, кроме записки, ничего не было, вторая же была наполнена кровью.
Она осмотрелась во всех направлениях. Женщины не видать. Все как обычно.
Неуклюжими, дрожащими пальцами она открыла крышку баночки с кровью и вытянула записку. Положила баночку и развернула записку, раскрывая большим пальцем испачканную в крови часть. Слово пронзило ее:
«Агнес».
Натали подавила вскрик и свернула записку обратно; ее пальцы тряслись так сильно, что она боялась выронить бутылочку. Она положила записку обратно и закрыла крышку, измазав руку в крови, пока закручивала ее.
Затем взяла вторую бутылочку и вытянула записку. И снова – лишь одно слово:
«Ты».
Глава 43
Будто в трансе Натали бросила записку обратно и поставила бутылочку на скамейку. Она звякнула, испугав ее. Кровь стучала в ушах.
Она не слышала ничего вокруг.
Не думала.
Инстинкт – вот и все, что у нее оставалось.
Диким взглядом она стала осматриваться в поисках той женщины.
Она увидела какое-то движение в задней части церкви. Повернулась. Фигура, частично скрытая тенями, спешила между колонн.
Вдова. Зои Клампер. Мадам Резня. Зловещая троица.
Натали вскочила со скамьи. Мадам Резня выбежала в дверь, прежде чем Натали успела догнать ее по проходу.
– ПОМОГИТЕ! – закричала она, пробегая мимо группы входивших людей. – Держите ее! Она… она на меня напала!
Они переговаривались между собой по-немецки, уставившись на нее.
Она выбежала наружу, успев заметить, как женщина бежала по мосту слева. Натали погналась за ней, но споткнулась на шатавшемся камне; она упала и поднялась практически одним движением. Мадам Резня, виляя в толпе, увеличила разрыв.
– Она сумасшедшая! – кричала Натали, показывая на нее. – Женщина в черном! Она на меня напала!
Снова, снова и снова.
И никто не помог, ни один человек.
Все либо делали вид, что не замечают Натали, либо оглядывали ее с опаской.
Будто было неправильно кричать о помощи.
– Чего она там кричит? – спросил кто-то.
– Бежит за вдовой!
– Наверное, она из приюта для падших женщин.
Слова поразили Натали как пули, пока она продолжала погоню. Она остановилась, упав духом, когда мадам Резня вскочила в паровой трамвай. Только завернув за угол, Натали наконец нашла полицейского.
Но было, конечно, уже слишком поздно.
Натали крикнула полицейскому:
– Женщина в этом трамвае. Она напала на меня в соборе Парижской Богоматери! – Хватая ртом воздух, она оглянулась через плечо, будто паровой трамвай мог сойти с рельсов и вернуть женщину сюда.
Полицейский выглядел ненамного старше Натали.
– Напала? Как именно?
Натали помедлила. Она говорила «напала», чтобы привлечь всеобщее внимание.
– Не напала. Она угрожала мне. Я молилась и когда села обратно на скамью, то нашла коробку с двумя баночками, одну – с кровью, а другую – без, и в обеих лежали бумажки, и…
Ее желудок перевернулся. Она внезапно потеряла равновесие и схватилась за плечо полицейского.
– Где эти… баночки?
Натали отступила от него, хмурясь.
– В соборе! Вы же не думаете, что я их аккуратненько сложила в карман, прежде чем броситься в погоню?
Бровь полицейского изогнулась.
– Мы можем их потом забрать. – Натали встала, уперев руки в боки. – Та женщина в черном платье. Нам нужно ее догнать! СКОРЕЕ.
– Мадемуазель, вам нужно успокоиться. – Он поднял руку. – Вы видели, как она подкладывала вам эту коробку?
– Non. Но больше некому было.
– Она прикасалась к вам или заговаривала с вами?
– Non. Послушайте, она была любовницей Темного художника… И соучастницей!
Полицейский склонил голову.
– А это вы откуда знаете?
– Знаю, и все. Неважно, откуда. – Она показала рукой на трамвай. – Мы теряем время!
– Мадемуазель, она сейчас уже может быть где угодно, и я предлагаю вам написать заявление. У нас не хватает людей, и…
Пламя объяло лицо Натали.
– Идиот!
Она убежала от него и отправилась обратно в собор, войдя через одну из боковых дверей. Пожилой мужчина в форменной одежде стоял у скамьи с той коробочкой в руках и осматривал место. Привратник, подумала она.
– Pardonnez-moi, monsieur.
Он обернулся к ней с широко распахнутыми глазами, будто она была призраком, а не живой девушкой.
– Я был в передней части церкви, когда вы за кем-то побежали. Что произошло? Что… что это такое? – Он поднял крышку и показал на баночки.
Она объяснила, что случилось, как бы абсурдно это ни звучало. Его лицо не выражало никаких эмоций, но под этой маской она чувствовала пульсирующее беспокойство. Он передал ей коробочку с видимым облегчением и предложил проводить ее до морга. Она не чувствовала себя в безопасности одна – интересно, пройдет ли это когда-нибудь? – и приняла предложение.
Они поспешили выйти из собора, когда колокола начали звонить, и мужчина сопроводил ее до дверей морга. Она поблагодарила его, разозлила нескольких людей, легонько растолкав их, чтобы пройти внутрь, и стала энергично махать Кристофу.
Несколько минут спустя они сидели в его кабинете, и во второй раз за последние два часа она рассказывала, что случилось.
– Вот… коробка с бутылочками. – Она вынула ее из сумки и положила в центр его стола.
Он открыл ее, осмотрел содержимое, включая обе записки.
– Зачем она это сделала и почему мне? Из-за моей крови? – произнесла Натали срывающимся от беспокойства голосом.
– Думаю, что да. Но не могу знать, конечно. – Кристоф потер глаза. – Это все бессмысленно, включая то, что она знала, где ты окажешься.
– Я подумала, что она последовала за нами с Симоной, а потом только за мной.
Он помотал головой.
– К моменту прибытия полиции она вынесла вещи из квартиры: блокноты, перчатки, некоторые банки, одежду, даже фотографию, о которой ты говорила. Она не могла сделать все это и проследить за тобой. Мы установили слежку за квартирой на случай, если она вернется, конечно, но это объясняет отсутствие химического оборудования. Наверняка у нее есть второе жилье или она живет у кого-то.
– У кого?
– У родственника, друга, да хоть у убийцы Темного художника. – Он вздохнул. – Мы пока недостаточно о ней знаем.
Только то, что она сумасшедшая, ужасная и помешана на крови.
– Натали, я уже это говорил раньше – много раз за это лето, к сожалению, – но мне жаль, что ты пережила такое. – Он отодвинул коробку с баночками в сторону и похлопал ее по руке. – Хотел бы я забрать у тебя эти ужасные события.
Спокойный, рассудительный Кристоф, с которым она всегда чувствовала себя в безопасности. Где бы она была, если бы не он? Она поблагодарила его и похлопала его руку в ответ. Он был ярким побегом посреди черных, зазубренных камней этого лета.
Он убрал руку и улыбнулся.
– Наверняка уже стемнело. Проводить тебя домой?
– Это… это не просто прогулка. Нужно ехать на омнибусе или трамвае, – она назвала ему район, в котором жила. – А ты где живешь?
– Тоже в одиннадцатом округе, – ответил он.
– Я… поверить не могу, что наши пути не пересеклись раньше.
– Я там, э-э-э, недавно.
– О? – Как только это вырвалось у нее, она пожалела о слишком любопытном «о».
– Девушка, на которой я собираюсь жениться. Ее семья живет в том районе. Это сюрприз к их возвращению из Америки в следующем месяце.