Натали уставилась в пол.
– Благодарю за предложение, но думаю, что смогу и сама добраться до дома. Я… возьму извозчика.
Он отступил на два шага и посмотрел на нее:
– Ты… ревнуешь?
Она надеялась, что он не заметит, как жар поднялся по ее шее и залил лицо.
– О, Натали, – сказал он, беря ее за руку, – мне… так жаль, что ты чувствуешь это.
Она не смогла заставить себя посмотреть ему в глаза и прилагала все усилия, чтобы не убежать, как ребенок.
– Это неважно, месье Ганьон, – она выпрямилась в полный рост, все еще не поднимая взгляда. – Я желаю вам всего наилучшего в браке.
– Благодарю, – сказал он, поцеловал ее руку и бережно отпустил. – Думаю, что в другое время и в других обстоятельствах я хотел бы узнать вас получше и по-другому.
Натали посмотрела ему в глаза впервые с момента, как разговор свернул на эту тему.
– Ты… хотел бы или узнал бы?
Он кивнул, и серьезное выражение его лица растаяло в улыбке. Его кривоватый зуб, который редко можно было увидеть, только когда он широко улыбался, блеснул ей.
– Спасибо, Кристоф. – Она тоже улыбнулась. – Я ценю это. И… все-таки предпочла бы сама добраться до дома, впрочем. На моих руках и так слишком много крови, и я больше не хочу защиты. А если между нами будет что-то большее, чем сейчас… думаю, это только разобьет мое сердце потом, когда ты уйдешь.
Он понял или, по крайней мере, сказал, что понял, но тень разочарования промелькнула на его лице.
– Могу я хотя бы заплатить за тебя извозчику?
Она собиралась отказаться, но его несколько обиженное выражение тронуло ее. Она приняла предложение с вежливой улыбкой, грустя, что он не будет ее, но окрыленная тем, что чувство было взаимным.
Он нашел ей извозчика, заплатил ему и поцеловал ее руку перед тем, как помочь ей сесть в экипаж. Всю дорогу домой она прижимала к щеке свою ладонь, на которой все еще горел его поцелуй.
Глава 44
Дробный стук в дверь следующим утром был быстрым и размеренным, и он означал, что кто-то явился по серьезному вопросу. Натали, будучи еще в ночной рубашке, выглянула из своей комнаты.
– Кто мог прийти так рано? – спросила мама, опуская чайник.
Папа медленно встал со своего места. Его температура снизилась прошлой ночью и руки болели меньше; он сказал, что разбитость еще сохранится несколько дней. – Может, сборщики благотворительности, – сказал он по пути к двери.
– Подожди! – крикнула Натали. – Что если… – Она сглотнула и почувствовала себя глупо, пытаясь облечь это в слова. «Мадам Резня». Она рассказала родителям все; они засиделись допоздна за разговором и объятиями, а также за увещеваниями и обещаниями (не предпринимать опасных действий, которыми «должен заниматься префект полиции»). По ободряющему взгляду папы она поняла, что он прочитал ее мысль. Она кашлянула и крикнула:
– Кто это?
– Курьер из лечебницы Св. Матурина.
Папа приоткрыл дверь, а затем распахнул ее.
– Прошу, входите.
Худой парень в очках переступил через порог.
– Приношу извинения за то, что беспокою в столь ранний час. Боюсь, у меня неприятные известия касательно несчастного случая, в котором замешана Бриджит Боден.
– О боже… – Мама поднесла ко рту скомканный платочек.
– Бриджит пыталась этим утром свести счеты с жизнью. – Курьер держал руки по швам. – Она жива, но в тяжелом состоянии. Думаю, это вся информация, которую лечебница поручила мне передать.
Мамино лицо стало таким же белым, как ее чепчик.
– Mon Dieu!
Папа поблагодарил курьера и проводил его к выходу. Его рука задержалась на дверной ручке. Помедлив, он помотал головой.
– Она… она выглядела нормально, когда я заходил к ней вчера.
– Я думала, она уже не вернется к этой фазе, – сказала мама глухо, садясь на диван.
– Не вернется? То есть это не первый раз? – Натали вошла в гостиную. – Вы мне никогда не рассказывали.
Мама разочарованно посмотрела на нее.
– Думаешь, суицид – подходящая тема для разговора с ребенком?
Натали вспыхнула.
– Non.
– Это случилось вскоре после того, как она отправилась в Св. Матурина, – сказал папа, присоединяясь к маме на диване. Он обнял ее. – Она связала вместе тринадцать четок в подобие веревки, и… к счастью, кто-то услышал, как она отшвырнула ногой стул. И ее вовремя обнаружили.
Мама спрятала лицо в ладонях.
– Бедная страдалица, чувствительная, непредсказуемая Бриджит.
Натали помедлила, тщательно подбирая слова, и заговорила:
– Понимаю, почему вы скрывали от меня некоторые вещи. О нашей семье, о том, каково это – быть Озаренным, пытаться быть Озаренным, и что все это значит.
Она посмотрела на них, своих трудолюбивых родителей, которые дали ей дом, полный любви и счастливых воспоминаний, в то время как она знала, что многим девочкам не так повезло. Эксперименты Энара изменили их жизни, а также ее жизнь навсегда, и все же они не согнулись под тяжестью своих воспоминаний. Они были утомленными и искренними, обремененными и добрыми. Она была горда, очень-очень горда, что они были ее родителями.
Как только они вошли в дверь на этаж тети Бриджит, запахи розмарина и можжевельника заполнили их ноздри.
– Для очистки воздуха, – объясняла ей когда-то мама. Работники лечебницы время от времени использовали их для сокрытия происшествий – как в тот раз, когда пациента стошнило в коридоре, или в день, когда одна из соседок тети Бриджит швыряла содержимое каждого ночного горшка, до которого могла дотянуться, пока медсестры ее не связали. Так что редко когда это был просто запах розмарина и можжевельника. Скорее всего, это, были розмарин, можжевельник, а также какой-нибудь ужасный запах, который не удалось полностью замаскировать.
Сегодня отвратительного запаха не было. Воздух был не сказать, что чистый, но, по крайней мере, свежий. Ароматы розмарина и можжевельника разносились по коридору.
Натали подумала, не прикрывали ли они запах едва не случившейся смерти.
Медсестра Пеллетье с плотно сжатыми губами стремительными шагами подошла к папе. Они перекинулись парой слов, затем медсестра так же быстро ушла.
– Они поместили тетю Бриджит в другую палату, одну, – сказал папа, показывая на дверь дальше по коридору, чем привычная тетушкина комната. – Она проснулась, крича от кошмара. Медсестра Пеллетье успокоила ее, а когда вернулась проверить, то тетушка была вся в крови и грызла собственное запястье.
Мама ахнула, а Натали поморщилась. Может, это ее воображение, а может, видение, но она увидела ужасную сцену будто воочию.
– И еще, – продолжил папа, – она заявила, что к ней пришла во сне собака-демон, напала на нее и оставила истекать кровью. Такую историю рассказывает тетя Бриджит, и… они не хотят, чтобы мы признавали это попыткой самоубийства.
– То есть мы должны притворяться, что пришли к ней просто так? – мамина рука взлетела к шее.
Папа пожал плечами.
– Доктор считает, что так сейчас будет лучше всего. Я встречусь с ним, перед уходом.
Они зашли в новую комнату тети Бриджит, где обнаружили ее свернувшейся калачиком под одеялами. Она выглядела маленькой, просто крошечной на этой кровати. Каждый раз, когда Натали видела ее, тетушка казалась все меньше, будто настанет день, когда она вовсе потеряется в этой постели.
Тетя Бриджит подняла свое забинтованное запястье.
– Одна из адских гончих меня поймала ночью.
А затем добавила шепотом:
– Здесь от них не спрячешься.
Они медленно подошли к кровати и поприветствовали ее. Тетя Бриджит поблагодарила их, что пришли, как она делала всегда.
– Прошлой ночью мне приснилось, что я шла по здешним коридорам и все были мертвы, задраны каким-то невидимым существом. Я опустилась на колени, чтобы помолиться, и тут выскочила красноглазая собака-демон. «Твои молитвы ничего не стоят», – сказала она, затем бросилась на мои сложенные руки. Я проснулась и… – Она вытянула свое запястье, а потом уронила его обратно на постель.
Повисла тишина, и через какое-то время мама кашлянула.
– Так как Августин скромный, полагаю, он тебе не сказал: он вылечил не только меня, но и соседскую девочку. У нее была какая-то неизвестная болезнь, из-за которой она провела почти все лето в лихорадке.
Лицо тети Бриджит просияло, когда она посмотрела на брата.
Натали наблюдала за мамой, впечатленная тем, как она умело помогала тетушке переменить настроение. Папа похлопал маму по ладони; он, наверное, думал о том же.
Тетя Бриджит принялась рассказывать историю о том, как папа пытался научить ее пускать блинчики по воде, но у нее так и не получилось.
– Конечно, сейчас уже слишком поздно, – жалела она. Выражение ее лица внезапно сменилось на тревожное. – Августин, забери коробку домой. Собака-демон – это знак, что коробка больше не должна тут находиться.
– Какая коробка? – спросила мама. Она стала осматриваться в небольших тетушкиных владениях. Деревянные четки, где не хватало распятия. Затертый молитвенник. Игрушечная мягкая кошка, похожая на Стэнли, которую Натали подарила ей на Рождество много лет назад, когда тетя Бриджит еще жила у мадам Плуфф. – Здесь ничего нет.
– Спросите медсестру Пеллетье, – прошептала тетя Бриджит. – Она положила ее в хранилище много лет назад.
– Туда, где они держат вещи пациентов? – мама бросила взгляд на папу. Он отвел свой.
– И бог знает что еще, – сказала тетя Бриджит, взмахивая рукой. – Я здесь никому не доверяю.
– Я схожу за ней, – сказала Натали. Прежде чем кто-то успел возразить, она вышла из палаты и нашла медсестру Пеллетье: та кормила кого-то в палате дальше по коридору. Закончив, она выслушала вопрос Натали. Пробормотав себе несколько раз под нос: «Где же этот ключ?», она исчезла.
Натали смотрела на пожилую женщину, которую медсестра только что кормила. Она гладила грязную тряпичную куклу будто ребенка. Другая пациентка, шаркая, приблизилась к Натали по коридору, что-то бормоча. Она остановилась около Натали, которая притворилась, что не замечает ее, и встала на цыпочки. Женщина склонилась к Натали, будто хотела поведать секрет, и прошептала: