чей шлейф из павлиньих перьев привлекает внимание репортеров. Лиловый…».
– Да хватит тебе, – прервал его мистер Браун. – Скоро мы сами все это увидим. Ты лучше, как гостеприимный хозяин, угости-ка меня обедом. Я голоден, как будто не ел целых две недели.
Достопочтенный мистер Ванли достал из кармана жилетки маленькую золотую коробочку овальной формы. Он нажал кнопку, и крышка откинулась. Он протянул коробочку другу. В ней лежали серые пастилки размером не больше фасолины. Мистер Браун взял одну из них большим и указательным пальцами и отправил себе в рот.
– Таким образом, – заметил он, – я утолил свой голод. Или, выражаясь языком оппозиционных ораторов, приобщился к мерзкой и разрушительной привычке, которая, как в настоящее время установлено, подрывает основы общества и противоречит всем законам природы.
Мистер Ванли не обратил внимания на эти слова. Продолжая с интересом просматривать сообщения «Беспредельного информатора», он как бы невольно прочел вслух:
– «Государственный секретарь Квимби и миссис Квимби, австрийский посол граф Шнееке, миссис Хойетт и прекрасная мисс Хойетт из Нью-Йорка, сенатор от Массачусетса Ньютон, чье прибытие с прелестной дочерью стало в некотором роде сенсацией…» – Он запнулся и умолк, чувствуя, что приятель уставился на него в упор. Покраснев до корней волос, он изобразил полное безразличие и повторил: – «Сенатор от Массачусетса Ньютон, чье прибытие с прелестной дочерью…»
– По-моему, дорогой малыш, – с улыбкой произнес мистер Уолсингем Браун, – нам самое время отправиться в Капитолий.
2. БАЛ В КАПИТОЛИИ.
Мистер Ванли и его друг проделали путь до ротонды Капитолия сквозь блистательную толчею веселых мужчин и очаровательных женщин. Уж на что они оба привыкли к театральным эффектам, которые устраивались на подобных мероприятиях, но даже их изумило и очаровало открывшееся перед ними зрелище. Потемневшую историческую панораму, опоясывающую ротонду, полностью заслонила стена из цветов. Вершину купола нельзя было разглядеть, ее закрывал временный свод из красных роз и белых лилий, откуда мощным потоком изливался всесокрушающий аромат. Посреди зала прямо вверх на высоту сорока или даже пятидесяти футов устремлялся водяной столб, который ярко светился благодаря недавно открытому феномену гидроэлектричества, заливая помещение светом, в десятки раз более ярким, чем дневной, но, в то же время, таким же мягким и ласкающим, как лунный. Воздух словно бы пульсировал в такт музыке, так как каждый цветок в огромном своде отзывался на ноты, которые, пересекая Атлантику, долетали сюда из парижской консерватории, с вибрирующего кончика дирижерской палочки маэстро Ратиболиала.
Друзья еще не успели добраться до середины ротонды, где гидроэлектрический фонтан вздымал в высоту столб полыхающей воды и где два человеческих потока с северного и южного крыльев Капитолия сливались в водовороте вежливой доброжелательности, как мистера Уолсингема Брауна захватили в плен вашингтонские знакомые.
Ванли продолжал пробиваться вперед, даже не заметив дезертирства своего друга. Он направлялся туда, где толпа казалась самой густой, бросая по сторонам быстрые пытливые взгляды и, время от времени, обмениваясь поклонами со знакомыми, но только раз остановившись, чтобы вступить в разговор. К нему обратился генерал Квонг, лидер монголо-вегетарианской партии, потерпевший поражение в президентской кампании 1936 года. Ветеран дружески поприветствовал молодого конгрессмена и задержал его только на минуту.
– Вы кого-то ищете, Ванли, – добродушно заметил генерал Квонг. – Я вижу это по вашим глазам. Что ж, даю вам увольнительную.
Мистер Ванли направился в длинный коридор, ведущий в зал заседаний Сената, и продолжил там свои поиски. Не найдя того, кого искал, вернулся обратно в ротонду и двинулся в другой конец Капитолия. Зал заседаний Конгресса был отведен для танцев. Огромные часы над столом спикера транслировали музыку вальса, в ритме которого несколько сотен танцующих кружились на натертом до блеска полу.
Ванли остановился в дверях, глядя на проплывающие мимо пары. Вскоре глаза у него загорелись. Он уже не отводил взгляда от прекрасного лица и грациозной фигуры девушки в белом атласном платье, которая великолепно вальсировала с молодым человеком, похожим на итальянца. Ванли сделал еще шаг или два, и в этот момент леди заметила его присутствие. Она что-то сказала своему партнеру, и тот немедленно снял руку с ее талии.
– Я ждала вас целую вечность, – сказала девушка, протягивая руку Ванли. – Я рада, что вы пришли.
– Благодарю вас, мисс Ньютон, – ответил Ванли.
– Можете быть свободны, Франческо, – обратилась девушка к молодому человеку, который с ней вальсировал. – Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
Молодой человек, которого она назвала Франческо, почтительно поклонился и удалился без единого слова.
– Не стоит пропускать такой чудесный вальс, – сказала мисс Ньютон, кладя руку на плечо Ванли. – Он у меня будет сегодня первым.
– Значит, ты еще не танцевала? – уточнил Ванли, когда они уже скользили в танце.
– Еще нет, Дэниэл, – ответила мисс Ньютон. – Еще ни с одним джентльменом я не танцевала.
Монголоид благодарно улыбнулся.
– Однако я воспользовалась услужливостью Франческо, – продолжала она. – Так удобно иметь под рукой такого умелого и надежного партнера! Только подумай, наши бабушки и даже наши матери были обязаны уныло сидеть у стен, ожидая милости своих высоких и могущественных… – Она внезапно умолкла, заметив, что на лице ее партнера мелькнула легкая тень неудовольствия. – Прости меня, – прошептала она, почти положив ему голову на плечо. – Прости, если я причинила тебе боль. Ты же знаешь, милый, что я никогда…
– Знаю, – прервал он ее. – Ты слишком добра и слишком благородна, чтобы при оценке человека придавать значение таким пустякам. Ты просто не подумала о том, что мои мать и бабушка никак не могли встретиться с твоими в свете… По очень простой причине, – продолжал он с легкой ноткой горечи в голосе. – По той причине, что моя мать была по горло занята работой в прачечной моего отца в Сан-Франциско, а мечты моей бабушки не выходили за пределы каюты на нашем родовом сампане на реке Янцзы-цзян. Тебе-то это безразлично. Но есть и другие…
Некоторое время они танцевали молча, он – погруженный в грустные мысли, а она – участливо на него глядя.
– А сенатор… – спросил наконец Ванли. – Где он сейчас?
– Папа? – девушка бросила испуганный взгляд через плечо. – Ох! Папа просто засвидетельствовал свое присутствие здесь, чтобы проводить меня, и из-за того, что этого все от него ожидали. И сразу же уехал домой, чтобы поработать над своей скучной речью против овощей.
Помолчав пару минут, Ванли очень медленно и очень тихо прошептал:
– Как ты думаешь, сенатор что-нибудь подозревает?
Теперь пришла ее очередь продемонстрировать смущение.
– Я совершенно уверена, что папа не имеет ни малейшего представления. Но именно это меня и беспокоит. Мне все время кажется, что мы оба гуляем по краю вулкана. Я знаю, что правда на нашей стороне и что само небо так определило, но все равно мне страшно за наше счастье. Ты, как и я, знаешь, какие старомодные и абсурдные взгляды разделяет большинство в Массачусетсе, тебе известно, что папа у меня консерватор из консерваторов. Я уже давно убедилась, что он по достоинству оценивает твои способности. Когда ты выступаешь в Палате, он очень внимательно изучает твои слова. Я думаю, – продолжала она с принужденным смешком, – что твои доводы доставляют ему немало беспокойства.
– Этому пора положить конец, Клара, – произнес китаец, когда музыка умолкла и танцующие остановились. – Я не могу позволить, чтобы ты хотя бы еще один день оставалась в таком двусмысленном положении. Моя гордость и твое спокойствие требуют, чтобы мы объяснились с твоим отцом. У тебя хватит смелости ради нашего счастья сделать такой решительный шаг?
– Да, – искренне ответила девушка, – у меня хватит смелости предстать перед отцом и все ему рассказать. Больше того, – она сжала ему руку и, глядя прямо в глаза, очаровательно покраснела, – у меня хватит смелости пойти гораздо дальше.
– Ах, ты, моя любимая пуританочка! – только и смог он вымолвить.
Выходя из зала заседаний Палаты представителей, влюбленные столкнулись с мистером Уолсингемом Брауном и мисс Хойетт из Нью-Йорка. Нью-йоркская леди по-дружески обратилась к мисс Ньютон, отметив присутствие Ванли только холодным кивком головы. Ванли поискал взглядом глаза приятеля.
– Мне надо еще до утра с тобой посоветоваться, – вполголоса сообщил он.
– Хорошо, дорогой друг, – ответил мистер Браун. – Можешь на меня положиться.
И пары распрощались.
Монголоид и его возлюбленная из Массачусетса вместе с толпой направились в обеденный зал. Каждый из них был занят своими мыслями. Почти механически Ванли провел свою подругу в угол обеденного зала и усадил за ширму из карликовых пальм, подальше от любопытных глаз.
– Спасибо, что привел меня сюда, – сказала девушка. – Пока мы танцевали, я успела проголодаться.
За все время их душевной близости она впервые попросила накормить ее. Просьба была вполне естественной и невинной, однако Ванли, услышав это, вздрогнул и прикусил губу, чтобы не выдать свое волнение. Он выглянул из-за пальм и осмотрел столы, уставленные деликатесами и окруженные мужчинами, которые напористо прокладывали себе путь за подкреплением для доверенных их попечению дам. При виде этого зрелища его снова передернуло. Немного поколебавшись, он повернулся к мисс Ньютон, сел рядом с ней и, взяв ее за руку, заговорил решительно и серьезно.
– Клара, – сказал он. – Я хочу в последний раз получить от тебя подтверждение того, что ты меня любишь. Не пугайся, не смотри так тревожно, просто внимательно меня выслушай. Если после этого ты все равно отправишь меня за pâté[14], куриным крылышком, салатом или даже за тарелкой фруктов, я выполню твое пожелание, хотя это и оставит мучительный след у меня в душе. Так что сначала выслушай то, что я должен тебе сказать.