но все равно, все равно несправедливо! Мне никто никогда не говорил ничего подобного, я и представить не могла, будто мне не принадлежат даже мысли – единственное, что казалось безоговорочно моим! И я не знала, понятия не имела, как «правильно»! Про «отражения» не знала! Что мысль материальна настолько – не знала!.. Ты сама себя в клетку посадила, отмахивается Полина, само понятие любви извращено: желание обезопасить себя за счет другого – первая пошлость, на которой ваш «институт брака» держится. К тому же большинство на уровне первой и второй чакр «любит», а чувства обладания и принадлежности так перекручены, что палач и жертва едва отличимы… Дважды два, Сана, дважды два: невозможно любить и бояться. Все, абсолютно все слезы и сопли неразделенного чувства – оплакивание своего убогого «я». Мелкого, ничтожного – и, разумеется, «недооцененного» – эго… Но разве не глупо жалеть себя из-за того, что тебя не любят или любят «недостаточно»?.. Зависеть от представлений о тебе другого человека?.. Вот это – не страшно разве?.. Как только остановишь монолог внутренний, желать и искать перестанешь, так страдание и уйдет… Отдай возлюбленным лучшее, а взамен ничего не требуй: у безусловного чувства мотива нет, зато кое-что другое имеется – страсть: настоящая, вожделением не подкрашенная – ты обладать-то не мечтаешь, найти-то не стремишься… Мощь такого чувства фантастична и потому большинству из тех, кого ты – опять, кстати, Анахату передавила… – добежавшими сперматозоидами называешь, недоступна.
Сканер, думает Сана, глядя в глаза Полины. Считывающее устройство вместо зрачка.
Лимузин доставит вас к роскошным дверям под стеклянный купол отеля… Сана хочет сбежать: Сана не в состоянии слушать все эти «правильные» слова, которые, как ей поначалу кажется, к ее-то чувству уж точно отношения не имеют – но это только поначалу: кунштюк-с. Лифт вознесет вас на тридцать первый этаж… А действительно: умеет ли она любить – любить не раздражаясь, не ревнуя, не осуждая, не сравнивая, не испытывая зависимости и не вызывая ее? Почему всегда негласно требует, вместо того чтобы отдавать?.. С помощью целой гаммы оттенков вкуса и аромата шоколад, приготовленный по индивидуальному заказу, раскроет характер невесты и подчеркнет ее индивидуальность… А в проклятом буржуинстве один мужичонка вот расчленил да и съел другого, все «по обоюдному» – вскоре и сайтик для людоедов латентных и тех, кто съеденным быть желает, открылся: наверное, это и есть «высшее проявление любви» – раствориться в желудке возлюбленного и – дастиш фантастиш, – облизывая его rectum, почить в царстве городской канализации, откуда, вероятно, вытекает и мода на интимную пластику… Услуги по изменению формы половых губ, переводит Сана, восстановлению девственной плевы, процедура увеличения «точки G» – количество операций на влагалище перевалило в Штатах за тысячу: два с половиной миллиона доллара в год «ради любви». Оживите ваши чувства!.. Ботокс для полноценной романтики!.. Эксклюзивный лифтинг, универсальная подтяжка самых нежных и хрупких эмоций!.. Мы готовы удовлетворить любые потребности и пожелания самых взыскательных клиентов – силикон не стареет: получите скидку 200 евро при покупке love-ботокса на сумму от 900 евро!.. Вы обязательно найдете у нас то, о чем давно мечтали – мы покажем вам, что такое королевское обслуживание!.. Особенно растрогали наших клиентов по приезде в клинику белые тапочки с их именами, говорит и показывает Земля.
И опять Сана едва не выбежала из Полининого дома – она никак не могла смириться с мыслью, свыкнуться с тем, будто все, что ее окружает, – пресловутое отражение ее же мыслей: нет-нет, не-ет!.. Всего лишь через год Сана вспомнит тот вечер со смутной, еле уловимой улыбкой, ну а пока она сомневается, и сомневается сильно: с какой стати верить Полине, пусть та и читает ее мысли? Верить лишь потому, что она видит нечто, недоступное Саниному восприятию? Да нужно ли меняться настолько? Какая у нее, Саны, цель? Не сыта ли по горло?.. Зачем вползать в эти дебри? Может, у нее уже циклотимия?.. Все чаще хочется лежать, тупо уткнувшись носом в диван – и никаких, никаких телодвижений! Да и кому теперь нужно это тело, думала Сана, не понимая, насколько оно гармонично – клетчатая пижама с глухим воротом, смахивающая больше на арестантскую робу, надежно скрывала его от чужих глаз, а родных не было.
Она нехорошо усмехнулась, вспомнив о шкалах: привет любимому институту!.. Вот здесь – не пропустите – тревога, там – невротическая депрессия, тут – астения и истерический тип реагирования, нашлось местечко и для обсессивно-фобических расстройств, и для вегетативных нарушений… как учили, на любой вкус и фасон! Зачет по психиатрии – вот и вся флора-фауна чувства, вот вам, господин хороший Фромм, и искусство любить… Прожорливая гидра рефлексии, казалось, вот-вот поглотит Сану. Последнее время она замечала, что голубое полотно словно бы затягивается панцирными сетками (проверь тягу два раза = проверь качество родителей в момент зачатия): она терла глаза, пытаясь стряхнуть уродливую картинку, и поначалу видела вроде бы то же, что и все – однако уже через мгновение лоскут с облаками декорировался скрипучим ложем, которое и спровоцировало некогда слияние той самой яйцеклетки с тем самым сперматозоидом, в общем, даешь зиготу.
От эйфории до комы всего несколько шагов, как учили-с: шумливость, болтливость, упадок сил, тошнота, – а там уж и пот холодный, и хрипы – Dominus vobiscum, amen[89], – гиповентиляция, кома, 3 г/л этанола в крови, что и требовалось доказать – сны, сны! – от «я столько не выпью» до «как жаль, что я столько не выпью».
[привет от Сьюзан Гиверц]
Она не может больше думать. Она хочет осязать. Ощущать. Слышать. Наслаждаться каждой отмеренной секундой. Лелеять тело: легко, прихотливо, ветрено.
На омертвелую ткань чувства, превратившего жизнь Саны едва ли не в синопсис для паршивенькой мелодрамы, впору вешать табличку gangraina[90] и, если антибиотики и переливание крови не помогут, ампутировать: как учили-с. Нет-нет, она не стремится к идеальной (ли?) «безусловности»: нет-нет, она не готова отдавать лучшее, получая взамен сухие выстрелы пустоты: нет-нет, она не святая, к тому же игра в одни ворота не столь жестока, сколь бездарна: нет-нет, Сана не шевельнет больше и пальцем: нет-нет, конечно же.
Нет-нет?..
Она перечитывает «Возможность острова» и подписывается под «смертельным приговором», который вынес человечеству гениальный француз[91], как подписывается и под фразой «этой планете я поставил бы ноль»: фамилии автора Сана не помнит, но что с того? Вот если б можно было разделить на ноль П.! Он преследует во сне, не дает покоя и наяву – да он ни черта, в сущности, не понимает… Что ж, зато Сана кое-что смыслит в тривиальном словечке «двуличие». Плохиш – ящик Пандоры, решает она, и потихоньку, слой за слоем, отколупывает кровяную корку с едва успевшей затянуться раны – шкурка, хоть и тонка, сдирается достаточно быстро: и все б ничего, кабы не адская (который, любопытно, круг?) боль – Сана все еще помнит, как взяла однажды продолговатую льдинку, да и посмотрела сквозь нее в небо: солнечный луч танцевал тут же, в сверкающем центре, – тогда-то и увидела настоящие глаза П.: два прозрачных ледяных солнца, небесный яд голубики, убийственное сияние неживой, инопланетной, бирюзы.
Не надо, не надо, конечно, было идти на эту его выставку… Расстались гордо мы[92], как по нотам, оппаньки, обрыв связи! Но как, как не пойти? Вот пригласительный, в кармане… Бумажка, благодаря которой можно последний раз обнять П. зрачками, а потому – прохладный зал, обескураживающий избытком пространства, зал, в котором они, два стильных пингвина (на Сане черная рубашка с воротником-стойкой и белые джинсы, на П. – черные джинсы и белый свитер), словно бы сговорившиеся отработать смертельный номер, картинно кивнут друг другу и разойдутся. Новые работы П. вызывают у Саны недоумение, смешанное, чего никогда раньше не случалось, с раздражением: что-то не так в них, что-то зловещее сквозит, и даже ее собственное изображение – «спина, улучшенная с помощью фильтра», как припечатал он когда-то (эффект, имитирующий зернистую черно-белую пленку), – не повод для того, чтобы задерживаться. Дипломатично выждав время, Сана выходит из зала: рукопожатие прожигает – как затушить пожар с кулачок? Площадь возгорания, впрочем, не принципиальна – сердце ведь тоже, тоже с кулачок: что с него взять.
Она выходит на улицу: роскошь беспамятства – вот, собственно, и вся грустная надоба, а еще… ЕЙ ПЛОХО!.. если освежить в памяти опыт индейцев Тихоокеанского побережья… ЧТО С НЕЙ?…как, скажем, сделала это некая Сьюзан Гиверц… ЕЙ ПЛОХО!..ну то есть если б Сана исполняла роль зависимой, то с помощью терапевта непременно лепила бы уже здоровенную глиняную статую… ЕЙ ПЛОХО, ПЛОХО!.. затем отламывала бы фигурке руки… ПЛОХО!.. нос… ПЛОХО!.. голову… ПЛОХО!.. penis… ПУЛЬС ПРОВЕРЯЛИ?.. а потом несла бы к обрыву и, произнося заклинание, сбрасывала вниз: частями… ДЫШИТ!.. так любовь, если верить г-же Гиверц, становится неприязнью… ДА ВЫЗОВИТЕ «СКОРУЮ»!.. над белоснежным песком – черное небо, в и д и т Сана: оказывается, мир и пингвин – синонимы, и как это ей раньше в голову не приходило?.. «СКОРУЮ», «СКОРУЮ»!.. конечно, г-жа Гиверц назвала бы ее чувство «эмоциональной сверхзависимостью», «сверхценной фиксацией», «компульсивным влечением», «романтическим безумием», «грубым отклонением», «сексуальной девиацией»… ЕСТЬ ТУТ ВРАЧ?.. Сана захлопывается, будто музыкальная шкатулка: в ней ломается некий механизм, отвечающий за воспроизведение мелодии и волшебное появление балерины на перламутровой крышке… Крышка меж тем лечится – арсенал средств впечатляет: психо– и трансактный анализ, загибает пальцы Кукловод, гештальт-терапия, НЛП, пневмокатарсис, ребёфинг… ГЛАЗА ОТКРЫЛА!.. техника гипнотического отрыва, продолжает он, творит чудеса: через несколько сеансов безумная начинает воспринимать обожаемый образ как образ человека из далекого прошлого… А ГЛАЗА-ТО ЗЕЛЕНЫЕ!.. Барби любила Кена, Кен не любил Барби… Я ТЕБЯ ПОДВЕЗУ!.. Кто-то ищет работу, кто-то хочет заботу. При поступлении в стационар иметь предметы туалета (мыло, з/щетку и пасту, расческу, бритву и тэ дэ), домашние тапочки. Рыла свинья-белорыла, тупорыла, полдвора рылом изрыла, вырыла, подрыла. ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ?.. Джип несет Сану по воздуху – или кажется? «На свете есть только две вещи, ради которых стоит жить»