Не уйти – эта мысль монотонно стучала в основание черепа с той же размеренностью, с которой доспех переставлял свои лапы. Не уйти. Можно потратить все отпущенное им время, вспоминая все известные ему молитвы. Можно клясть Господа последними словами. Можно рычать от злости или трястись от страха. В этот раз – не уйти.
Ему и прежде приходилось сталкиваться с неразрешимыми ситуациями, но всегда за многотонными валунами проблем обнаруживался спасительный хвостик ариадниной нити, ведущий к спасению. На руинах рассыпавшегося плана возводился новый, уже учитывающий недостатки предыдущего. Поражение оборачивалось блестящей победой. Случайность переплавлялась в тактический ход.
Но не сейчас. В этот раз вся хитрость маркграфа Туринского бессильна, как бессилен паук, лишенный своего яда. Остается покориться судьбе и обстоятельствам. Разве что…
– Берхард.
Тот даже не обернулся на ходу.
– Чего?
– Нагоняют?
– Пожалуй, что так. Может, до рассвета и дотянем, а там…
«Дотянем» – так он и сказал. Берхард не собирался спасаться бегством и, глядя на его узкую спину, Гримберт подумал о том, что благородство, пожалуй, само по себе еще худший яд, чем подлость.
Берхард всю свою жизнь был хищником, ловким плотоядным организмом, созданным веками эволюции чтобы избегать опасностей, выживать в самых скверных условиях. Но неуместное благородство отравило его, как вирусный штамм. Заставило заплатить жизнью за то, что не имеет никакого отношения к извечным законам существования. Было в этом нечто нелепо-восхитительное – наблюдать за тем, как ловкий и сильный хищник гибнет, покорившись нематериальному, разлагающему его изнутри яду.
– Берхард.
Перестав слышать тяжелые шаги рыцарских лап, Берхард и сам остановился.
– Ну?
Гримберт прокашлялся – долгое молчание осушило голосовые связки.
– Я весь день разглядывал карты, которые нашел в памяти доспеха. Им, должно быть, под двести лет, но, кажется, им еще можно верить. Если что-то на свете и не стареет, так это чертовы Альбы… В трех километрах отсюда я вижу тропу. Совсем небольшую, изгибающую…
Берхард кивнул.
– Коровий Язык. Хорошая тропа, старая и надежная. Но тебе она не поможет, очень уж узка. Извини, мессир.
– Я и не говорил, что она мне поможет. Но она поможет тебе.
Берхард внезапно остановился.
– Что?
– Дойдешь до своего Коровьего Языка – и убирайся восвояси. Я уведу их дальше. Спорю на все виноградники твоего несуществующего баронского дворца, они этого даже не заметят. Они ведь идут по моему следу, так? Ты для них – крошка…
Берхард нахмурился, отчего на его тяжелом, точно выточенном из серого гранита лбу, сошлись брови.
– Они тебя загонят, мессир.
Ржавая жестянка не была способна пожимать плечами – орудийные шарниры не давали бортовым орудиям достаточно амплитуды. Но Берхард должен был угадать этот жест.
– Они и так сделают это рано или поздно, так ведь? Уходи. Считай, что я расторгаю наш договор. Ты честно выполнил свою часть, но извини, похоже, что тебе суждено остаться без короны. Может, это и к лучшему. Даже не представляешь, какая паскудная жизнь у баронов. А уж при маркграфе Гунтерихе…
– Я из альмогаваров! – Берхард с силой ударил себя в грудь единственной рукой. – Мы, жиронцы, не из тех, кто задает стрекача!
– Уходи, – медленно и внушительно произнес Гримберт, заставив доспех нарастить громкость голоса до дозволенного предела. – Это мой приказ, Берхард. Приказ рыцаря. Сворачивай на этот свой Коровий Язык и двигай. Как доберешься до Бра, зайди в первый попавшийся трактир и выпей за меня кубок вина. И уж будь любезен, чтоб это было не самое паршивое вино в этой забегаловке!
Берхард по-собачьи оскалился, но мгновением позже эта гримаса превратилась в выражение растерянности. Не ожидал. Привыкший судить весь мир по себе, он и в Гримберте видел свое подобие. Может, более увечное и беспомощное, но в чем-то родственное. Но теперь…
– За кого ж мне выпить? – пробормотал Берхард, отводя глаза. – Я даже имени-то твоего не знаю…
Гримберт усмехнулся:
– Я еще не придумал себе имени. Как и своему доспеху. Но я не думаю, что это станет серьезным препятствием. Прощай, мой друг.
– Мессир…
Это было его последним словом. Резко развернувшись на месте, Берхард двинулся в другую сторону, где в густом вареве сумерек виднелось крутое начало Коровьего Языка. Шел он быстро и решительно, в своей привычной манере. И ни единого разу не обернулся, пока целиком не растворился в темноте, развеять которую были бессильны слабые инфракрасные излучатели доспеха. Но Гримберт зачем-то еще несколько минут стоял, глядя туда, куда ушел его проводник.
Потом со вздохом развернулся в прежнем направлении. Поршни доспеха по-стариковски задребезжали, вновь придя в движение. Проклятая жестянка… Сплошное старье, архаичная дрянь, мусор. Если что-то и сохранило работоспособность за много лет бессмысленного ожидания в снегах, так это рация. По крайней мере у нее оказался приличный радиус действия в коротковолновом диапазоне. Что ж, рано или поздно ему пришлось бы ее проверить.
Часть девятая
К тому моменту, как появились преследователи, он уже успел основательно продрогнуть. На ходу доспех хоть сколько-нибудь согревал своего хозяина, в неподвижности же превращался в настоящую морозильную камеру. Поэтому Гримберт испытал едва ли не облегчение, когда преследователи наконец соизволили показаться на глаза. Помедли они еще несколько часов, мысленно усмехнулся Гримберт, остались бы без награды – обнаружили бы лишь торчащую посреди долины стальную статую с безжизненной мумией внутри.
Они возникли беззвучно, точно призраки ледяных пустошей, просто вынырнули на краю обрыва, едва заметные в зыбком свечении рассвета. Никаких ярких одежд с сеньорскими гербами, никаких щегольских шляп с плюмажами, никаких украшений и знаков отличия, только лишь невзрачные меховые полушубки серой шерсти, сливающиеся одновременно со снегом и с небом – эти люди определенно поднялись в Альбы не на прогулку.
Не обременяли они себя и поклажей. Каждый из них с обманчивой легкостью нес на плече нечто громоздкое, замотанное в ткань. Кулеврины. Дьявольское оружие, которое Святому Престолу следовало бы запретить сразу после пулеметов. Выглядело оно неказисто, не более грозно, чем закинутый на плечо и непривычно длинный альпеншток, но, как и многие неказистые вещи, таило в себе серьезную опасность. Гримберт ощутил отвратительный зуд в подреберном пространстве, наблюдая за тем, как охотники беззвучно и ловко рассредоточиваются меж камней. Даже это они делали удивительно ловко, не перекрывая друг другу сектора стрельбы и делаясь невидимыми в снегу.
Не ошибся – профессионалы. Специалисты высокого класса.
Не салаги, не самоуверенные новички – опытная охотничья команда, привыкшая охотиться на опасную дичь. Забойщики. Профессиональные бронебойщики, знающие, как разить бронированного зверя. Наверняка их услуги должны были стоить недешево. Гримберт, улыбнувшись, подумал о том, что, пожалуй, сэкономил их нанимателю сотню-другую флоринов, сократив охоту на несколько часов.
Долина, в центре которой он ожидал их, была небольшой и неглубокой – даже не чаша, а суповая миска, дно которой было выстлано неглубоким рыхлым снегом. Совершенно открытое место, стоит лишь преодолеть небольшую гряду и вся она как на ладони. Тем более отлично заметен большой серый великан, замерший почти ровно посередке.
Они не спешили. Укрывшись и изготовив к бою свои кулеврины, сделались неподвижны, как окружающие их камни. Гримберт вполне понимал их замешательство. За долгие годы охоты они, должно быть, привыкли, что их бронированная добыча тщится изо всех сил продлить свое существование. Юлит из стороны в сторону, пытаясь путать следы и менять направления. Пытается идти напролом, чувствуя обжигающее дыхание погони. Паникует, бессмысленно сжигая моторесурс, или пытается спрятаться, или…
К чему они точно не привыкли за время своей работы, что добыча вызывающе расположится прямо в центре неглубокой долины, непринужденно ожидая их и выпрямившись во весь рост. Не то приглашение, не то издевка, не то причудливый способ покончить с затянувшейся погоней.
На протяжении нескольких минут они не шевелились. Может, переговаривались или ждали решения распорядителя охоты, приказы которого выполняли. А может, совещались между собой, размышляя, нет ли здесь какой ловушки. Последнее не должно было отнять у них много времени – снег в долине, посреди которой устроился Гримберт, был неглубоким, не укрыть даже противопехотных мин, будь даже они у него в запасе.
Дьявол, сколько еще времени они собираются копаться? Или они вознамерились окружить его и взять осадой, точно какую-нибудь крепость?..
– Смелее! – произнес Гримберт в микрофон. – Я один и не настроен на бой! Можете приблизиться!
Его рыцарский доспех при всех своих очевидных недостатках обладал на удивление звучным голосом. Своими динамиками он усилил голос хозяина в достаточной степени, чтобы тот сделался громоподобным.
Стволы кулеврин едва заметно шевельнулись, видно, ему удалось если не напугать, то смутить их хозяев.
– Гримберт, маркграф Туринский! – человеческий голос не мог соперничать по громкости с трубным гласом рыцарского доспеха, но расстояние было невелико. – Оставайтесь на месте и не делайте попыток покинуть доспех!
– Как будто я собирался!.. – фыркнул Гримберт.
– Любое резкое движение или активацию оружия мы будем расценивать как агрессию и реагировать на нее соответственно. Наши орудия снаряжены иридиевыми пулями, с такого расстояния мы можем превратить вас в решето за считаные секунды. В ваших же интересах сохранять благоразумие.
Иридиевые пули? Гримберт едва не присвистнул. Для казны организатора охоты, кем бы он ни был, палить золотыми флоринами вышло бы и то дешевле.
– Очень любезно с вашей стороны уведомить меня об этом, – заметил он в микрофон. – Я как раз выбираю, каким образом закончить свои земные дни. Смерть от пули, как по мне, вполне благородна. Но, боюсь, смерть от старости застанет меня быстрее, если вы не собираетесь поспешить!