Льдины вдруг поднялись прямо перед ним, с хрустом переломились и опрокинули его вниз, в непроглядную бездну, полную пенящейся жижи. Прочь от него, рокоча в динамиках, устремились созвездия из воздушных пузырей. Подобно душам праведников, они тут же устремились вверх, переливаясь в струях рассеянного солнечного света, он же камнем пошел ко дну, как и полагается всем грешникам.
Гримберт инстинктивно дернулся всем телом, как пловец, пытающийся всплыть на поверхность, но доспех лишь неуклюже шевельнул орудийными стволами, тщетно пытаясь имитировать движения хозяина. Жидкость подо льдом, может, и не была водой, но своей плотностью слишком уступала этой груде стали.
Выбраться. Гримберт едва было не активировал экстренное открытие бронекапсулы, но мысль эта, хвала Господу, истаяла сама собой, как только он сообразил, что будет, когда бронекапсулу захлестнет этой дрянью. Черт, он, пожалуй, растает еще до того, как успеет вытащить из черепа нейроштифты…
– Господи, Господи, Господи, – бормотал он одними губами, но слова эти, утратив свой смысл, звенели в черепе колокольным звоном. – Дьявол, дьявол, дьявол…
Если бронекапсула не герметична, если в обшивке есть хоть одно отверстие… Если он не загерметизирован… Если…
Он вдруг содрогнулся в кресле от мягкого толчка – это лапы рыцаря коснулись дна.
Озеро подо льдом оказалось не таким и глубоким, он смутно видел контуры дна в зыбком, пробивающемся с поверхности солнечном свете.
Не паниковать, приказал он себе, ощущая, как капли пота кипят на раскаленной коже. А может, это и не пот вовсе, а просочившаяся внутрь кислота из этой огромной чаши… От ужаса он едва не рванул доспех вперед изо всех сил, разрывая и без того подточенные временем стальные связки и сухожилия.
Нет. Нельзя спешить. Даже не видя ничего вокруг, он твердо знал направление, а дно было достаточно ровным и каменистым, чтобы он мог идти по нему, как по твердой земле. Ему попросту надо держать курс и не поддаваться панике. Тогда есть надежда выбраться. Тогда…
Гримберт мысленно приказал сердцу не трепетать в груди, обливаясь горячей кровью. Приказал так, точно оно было простейшим сервонасосом. Не паниковать. Пауки не паникуют. Даже оказавшись в исполинской ванне, полной агрессивной концентрированной кислоты, огражденные от нее лишь тонкой стальной скорлупой…
Он заставил доспех двинуться вперед спокойными размеренными шагами.
– Неси меня, – пробормотал он одними губами, ощущая, как натужно работают его стиснутые под броней потроха и механизмы. – Неси меня, ты, старый железный ублюдок. Вытащи меня отсюда – и я отблагодарю тебя, как умею. Облачу в многослойную пакетную сталь, лучшую из всех, что существуют на свете. Подарю самые совершенные в мире сенсоры и радары. А еще я дам тебе имя. Настоящее имя, как и полагается всякому рыцарю. Только вытащи меня отсюда, только не вздумай испустить дух, только не…
Голубая бездна вдруг разошлась перед глазами, плеснув напоследок тяжелой ленивой волной по лицевой броне. Гримберт совсем рядом увидел истыканный обломками льда берег и двинулся к нему с тяжелой грацией грузового трицикла. Жидкость потоками стекала с его наплечников, ему казалось, что он ощущает ее пробивающийся в кокпит запах, отдающий ржавчиной.
Лишь вынырнув на поверхность, сенсоры доспеха стали вновь воспринимать звуки, и звуков этих оказалось чертовски много. Так много, что Гримберт едва не отключил рефлекторно все сенсоры разом. Оглушительный треск льда, плеск тяжелой жидкости под ним – и крики. Очень много криков. Но это не были охотничьи кличи или боевые возгласы. Люди, оказавшиеся в ловушке, уже не помышляли о продолжении охоты и забыли про свое оружие.
Если они о чем-то и помышляли, то только о спасении.
Точно грешники, взывающие к милосердию Создателя на смертном одре, будучи уже затягиваемыми чертями за одну ногу в полыхающие адские бездны.
Слишком поздно.
Слишком много времени было потрачено, слишком много сил израсходовано. Но так уж устроена человеческая душа, тоже предельно архаичная и странная в своей противоречивой божественной конструкции, что жаждет спасения в последний момент, даже понимая, что не имеет права на него уповать…
Некоторые, самые проворные или сообразительные, устремились к берегу, но его близость была обманчивой, а лед под их ногами лишь казался прочным и толстым. Едва только монолитная прочность его структуры оказалась повреждена, он стал стремительно дробиться на сотни мелких осколков, отрезая пути к спасению. Под ногами у бегущих сами собой распахивались полыньи и промоины, а тонкие змеящиеся трещины в считаные секунды обращались провалами, заполненными матовой, вязко колышущейся жидкостью.
Лед на озерной или речной воде никогда не ведет себя подобным образом, но то, что ждало наемников Лотара подо льдом, не было водой. Может, кровью Сатаны, которую тот пролил, пытаясь проглотить исполинский острый булыжник, именуемый Альбами, но точно не водой. Цепная реакция, подумал Гримберт, это должно быть чем-то вроде цепной реакции. Но едва ли люди, в панике бегущие прочь, думали об этом. Они думали лишь о спасении, но, глядя на то, как лопается лед у них под ногами, Гримберт не дал бы им много шансов.
Те, что первыми бросились к берегу, бросив бесполезные более кулеврины, могли бы рассчитывать на успех, если бы не мешали друг другу. Перепрыгивая с льдины на льдину, они не думали о том, как помочь своим отстающим товарищам, напротив, зачастую отталкивали их, чтобы самим выиграть крохи времени, тающие еще стремительнее льда. То один, то другой, не удержавшись на краю, падали вниз, на них налетали прочие, еще одержимые иллюзией спасения и, окутавшись брызгами кислоты, тоже метались среди льдин.
Канувшие в голубую жидкость подо льдом, уже не возвращались обратно, разве что мелькал на мгновенье над поверхностью стремительно теряющий кожные покровы череп, но и он спустя несколько секунд превращался в истончившиеся полупрозрачные слюдяные пластины, за которыми была видна лишь стремительно растворяющаяся мякоть мозга.
Те, что не устремились к берегу сразу, выиграли немного времени, но и только. Отрезанные от спасения, они обречены были метаться между промоинами, поскальзываясь на хрупком льду, удержаться на котором было уже не в человеческих силах. Один из наемников попытался перемахнуть прыжком на соседнюю льдину, но, перемахнув через смертоносную трещину, поскользнулся на самом краю. Истошно крича, он полетел спиной вниз – никто из его товарищей, балансирующих на той же льдине, не поспешил подать ему руку. Он ушел под воду тяжело, почти без всплеска, и несколько секунд судорожно бился у самой поверхности, вздымая брызги и осыпая ими мечущихся на льдине людей. Брызги осыпали их точно картечь, прожигая одежду и кожу под ней, заставляя их терять последние остатки выдержки и благоразумия. Сразу двое или трое, не удержав равновесия, упали следом, не успев даже вскрикнуть, и камнем пошли ко дну.
Тот, что метался у поверхности, нашел в себе силы уцепиться за край льдины и последним отчаянным усилием вытащить себя из воды, но, увидев его, уцелевшие истошно закричали.
Плоть стекала с него, как воск с детской куклы, обнажая серые прожилки костей и тающие мышечные волокна, лицо превратилось в маску из розовой пены, исторгающую из глазных провалов пузырящуюся мутную жижу. Захрипев остатками глотки, это страшное существо, исчерпав запасы заложенных в нем сил, рухнуло обратно в воду, окатив брызгами тех несчастных, что еще оставались на льдине.
Похоже на зрелище Страшного Суда, отстраненно подумал Гримберт, с той лишь разницей, что мертвецы не обрастают плотью, готовясь предстать перед Всевышним, а лишаются ее…
Кто-то из наемников завизжал, впившись пальцами в лёд – его сапоги принялись источать грязно-серый пар, и там, где они таяли, не видно было ни кожи, ни костей, одну лишь вязкую и быстро растворяющуюся массу с редкими вкраплениями хрящевой ткани. Другому переворачивающаяся льдина хлестнула водой в лицо – и тот мгновенно захлебнулся собственным криком, когда половина его лица стекла прямиком в подставленные ладони, оставив между плавящимися пальцами лишь неестественно белые бусины зубов.
Гримберт выбрался на берег, тяжело переставляя ноги и расшвыривая вокруг себя осколки льдин. Жидкость, водопадами стекавшая с брони, заставляла снег под его ногами таять, испуская едкий серый пар, но Гримберт не обращал на нее внимания – она уже не несла для него опасности.
Выбрался. Благодарение райским кущам и всем кругам ада – выбрался.
Оказавшись на суше, он не смог побороть искушения и заставил доспех развернуться. В этом не было никакой насущной необходимости, но грех любопытства требовал знать, какими были последние минуты маркграфа Лотара де Салуццо на грешной земле.
И он не был разочарован.
В другое время Лотар бросился бы к берегу одним из первых, он всегда был чертовски сообразителен для старого развратника. Но его тело сослужило ему плохую службу. Сохранившее в себе слишком мало деталей от человеческой анатомии, оно оказалось придавленным собственным весом ко льду. Тщетно его многочисленные конечности, хрящевые отростки и увечные беспалые руки пытались оттолкнуться, он смог лишь перевалиться на бок, да так и остался лежать, исторгая из дрябло колышущейся глотки потоки проклятий вперемешку с испуганными всхлипами:
– Сюда, вы, черти! Назад! Назад, грязные ублюдки! Стой! Я прикажу рвать вас клещами, я залью ваше золото вам в раны, я… Господи, по сто флоринов каждому! Сто! Сто пятьдесят!.. Стоять, жалкие выблядки!..
Никто не спешил на его призывы – хваленые венецианские наемники были слишком заняты попытками спасти собственные жизни, ни угрозы, ни посулы более не имели над ними власти. Лотар, рыча и воя, приподнялся на своих лапах, но не смог сдвинуться ни на метр, вновь упал на лед, истекая сукровицей и прозрачной желчью.
Он не пытался добраться до берега, понял Гримберт, он верно оценил свои шансы. Старый хитрец пытался добраться до своего верного автоклава, герметичного стального убежища, служившего ему домом последние годы. Что ж, не самая плохая мысль в его положении, хоть и едва спасительная. Запертый в своей стальной камере, он обречен будет окончить свое затянувшееся существование на дне в полном одиночестве и темноте. Может, он посвятит последние часы молитвам и спасению собственной души?.. Гримберт не был в этом уверен.